Дело о мирных переговорах - Лариса Куницына
— И тем самым докажет альдору, что наши предостережения о его вероломстве были оправданы! — радостно воскликнула она.
— Вы только что признались в заговоре, — заметил Марк, поднимаясь, и посмотрел на клерка, который усердно записывал их разговор. — Ваше признание в убийствах тоже уже получено. К тому же вы неоднократно подтвердили, что за всем этим стоит граф де Краон. У меня есть всё, что нужно для суда. Вы хотите ещё что-то мне сказать?
— Будьте вы прокляты! — в бессильной злобе выкрикнула она.
— Значит, нет. Мне больше незачем тратить на вас время. Прощайте, до суда мы не увидимся.
И развернувшись, он вышел из камеры. Чуть позже он сидел в своём кабинете, просматривая протокол допроса Эльвиры Англад. В глубине души он был рад, что ему удалось разговорить её и заставить признаться в совершённых преступлениях, не прибегая к пыткам. Не то, чтоб он жалел её, просто последнее время ему всё больше претило прибегать к таким методам получения ответов на вопросы, особенно если это касалось женщин. И неважно, заслужила она это или нет, ведь в данном случае речь шла о его собственных убеждениях.
Отложив последний лист протокола, он задумчиво взглянул в окно. Ему было ясно, что де Краон использовал свою кузину в собственных интересах, при этом не посвящая её в свои дела. Возможно, он намеренно убеждал её в полной безнаказанности, утверждая, что её никогда не поймают, а если и поймают, то не посмеют тронуть, поскольку она глава рыцарского рода, не подчиняющегося Сен-Марко. Она, как и Аркур, была довольно наивна, полагая, что их ухищрения позволят им уйти от наказания. При этом де Краон давал ей лишь малую толику информации, чтоб побудить действовать в своих целях, но основные свои интриги он проворачивал за её спиной, она не знала ничего конкретного о его связях с алкорцами, понятия не имела, зачем он собрал армию и куда намерен её вести. Знал ли он вообще о её дневнике, о том, что она скрупулёзно, едва не каждый вечер записывала его слова в эту толстую тетрадь, дополняя их собственными восторженными и полными радостного предвкушения комментариями? Она записывала туда имена тех, кто может стать для них подспорьем в их борьбе за северное королевство, и тех, кого нужно опасаться. Из её записей следовало, что и комариные укусы бесконечных набегов, так измучившие несчастного маркиза де Гобера, — тоже дело рук де Краона, подбивавшего его соседей на разбойничьи вылазки и обещавшего им защиту. Вся суть его заговора была в этой кожаной тетради. Может, он не знал о ней, иначе всё же постарался бы уничтожить это свидетельство своих преступлений? Или ему не было дела до того, что тайная полиция получит ещё одно доказательство того, что итак уже известно? Что изменит ещё одна улика? И он просто бросил на произвол судьбы Эльвиру с её тетрадкой, поскольку всё равно не собирается возвращаться и понимает, что скоро пойдёт в бой против Сен-Марко с открытым забралом? Что же он задумал? В тетради леди Англад не было ответа на этот вопрос, там не было ничего, что позволило бы тайной полиции короля Жоана раскрыть его дальнейшие планы. И в конечном итоге, хоть это дело и было раскрыто, победа осталась за де Краоном, сорвавшим мирные переговоры и настроившим луар против Сен-Марко.
Аккуратно сложив листы протокола, Марк передал их Монсо, велев сшить, а потом отнести все материалы дела в королевскую канцелярию для передачи королю. Его миссия была выполнена, он раскрыл убийства и схватил преступников. Все доказательства собраны и достаточны для суда. И всё же Марк испытывал от всего этого жгучее разочарование, а ещё тревогу, потому что чувствовал, что на этом де Краон не успокоится, и его главная цель пока не достигнута, а значит, очень скоро могут последовать новые неприятности.
Следующие дни прошли в тревожном ожидании. Марк приходил утром на службу и спрашивал, нет ли новостей, но их не было. Он шёл в дворцовые покои, внимательно глядя на лица придворных, но те были всё также безмятежны и заняты своими делами. Он заходил в кабинет к Делвин-Элидиру, но тот корпел над грудами бумаг и был, как обычно, невозмутим. Марк спрашивал его, нет ли вестей из луара, но Айолин неопределённо пожимал плечами и говорил, что тайная полиция скорее получит новости от своих агентов, чем дипломатическая почта донесёт до Сен-Марко что-то новое. Рене де Грамон был слишком занят, чтоб тратить время на пустую болтовню. Марк знал, что графа Раймунда не устроило то выплюнутое в гневе признание Эльвиры Англад, которого он добился, к тому же он справедливо полагал, что у де Краона должны быть сообщники-информаторы при дворе, а потому передал дальнейшее расследование барону де Грамону, который был мастером в поиске шпионов. Он был не так сентиментален, как барон де Сегюр, и не носился со своими рыцарскими манерами, а потому упрямая Эльвира всё-таки попала на дыбу, где вполне смогла оценить замечание Марка о том, что даже если она не признаёт палачей Сен-Марко, легче ей от этого не станет.
Король тем временем внимательно изучал переданное ему тайной полицией дело, особое внимание уделяя даже не криминальной его составляющей, а заговору графа де Краона, потому раз за разом перечитывал дневник и переписку леди Англад, делая какие-то заметки для себя. Через какое-то время он сообщил, что считает доказательства достаточными для передачи дела в суд, и вызвал к себе главного судью Кавелье и поручил ему лично рассмотреть его. При этом он напутствовал судью, сообщив, что процесс должен быть безупречен как с точки зрения закона, так и в части его показательности, ибо призван продемонстрировать решимость Сен-Марко твёрдо стоять на страже своих интересов и непримиримо бороться со скрытыми и явными врагами. При этом, кроме прочего, король пожелал, чтоб посланнику альдора барону Фромену было направлено приглашение, в котором было бы ясно выражено, что коль скоро он так настойчиво добивался справедливости для покойных Эрики Меридор и сэра Барлода, то обязан присутствовать на процессе от его начала и до самого конца, и любые его попытки уклониться от этого будут восприняты королём, как неискренность и прямое оскорбление.
Спустя день, наконец, появились первые новости. Из Штраум-Гарца вернулся Гаспар.
— Вернее, я не оттуда, — пряча под стул свои ноги в запылённых сапогах для верховой езды, пояснил он. — Я приехал к руднику и явился туда, сказав, что ищу работу. Помощник управляющего, взглянув на меня, заявил, что им как раз нужны такие крепкие ребята, и я хоть завтра могу спуститься в шахту, а для начала отправил меня в контору, и следом — в барак, где живут рудокопы. Скажу вам, ваша светлость, что работа там кипит. Из-под земли постоянно поднимают корзины с рудой и грузят на телеги. В конторе управляющего все сбиваются с ног. Послушав их разговоры, я понял, что у них не хватает рабочих рук, и они уже склонны нанять вербовщиков на военный манер, чтоб те искали для них рабочих по городам и деревням. Меня приняли сразу и без вопросов. Вечером я расспросил в бараке рудокопов и узнал, что шахта богатая, в руде много серебряного песка, да и самородки встречаются. За этот год начали разработку трёх новых жил и нашли ещё две. Вот только руду везут не на восток, где, как вам известно, расположены плавильные мастерские альдора, а на северо-запад. Управляющий рудником, которого поставили алкорцы, ведёт какие-то дела с северянами и туда же отправляет серебряную руду. Он уже прикупил себе земель вокруг рудника, чувствует себя там хозяином и даже начал строительство собственного замка.
— Как его имя?
— Ренод Агобейн. Я сначала думал, что он алкорец, но потом узнал, что он с юга, был управляющим на рудниках Рошамбо, опытный горный инженер. Будто бы алкорцы его переманили не без посредничества кого-то из северных баронов. Называют имена де Вивьера из Абердина и де Жернака.
— Оба замечены нами в деятельности против Сен-Марко, — кивнул Марк. — Куда конкретно везут руду?
— Я не смог выяснить, ваша светлость. Никто ничего толком не знает. Раз в несколько недель приходит караван из больших телег, запряжённых тяжеловозами, руду в корзинах грузят на телеги и увозят. Возчики не слишком разговорчивы, но явно из северян. Как раз в то время грузили руду на телеги, и я дал взятку одному возчику, сказал, что не ожидал, что на руднике такая тяжёлая работа, и хочу сбежать.