Смерть за добрые дела - Анна и Сергей Литвиновы
И он – в веселом, бесшабашном кураже – позвал:
– Можешь ты кормить! Пельмени у тебя знатные!
– Но-но, – строго сказал отец.
Маринка немедленно на благоверного рявкнула:
– Рот свой закрой! Анатолий – святой человек! Сколько всего сделал для нас!
А Марта лукаво сказала:
– Ну… если до предложения руки и сердца дойдет… я подумаю.
Анатолий неплохо разбирался в людях и понимал: как мужчина он юную горничную не интересует ни капли. Но как владелец соседнего (пусть и более скромного) особняка он для Марты желанная добыча. Девушка неприкрыто завидовала Ангелине («Вот повезло бабе!») и очень хотела утереть хозяйке нос.
«Зачем только тебе самому пустая, глупенькая, жадная юница?» – протестовал здравый смысл.
Но глядел в ее бездонные глаза и понимал: все отдаст, только чтобы Марточка была рядом.
Ввиду присутствия родителей ухаживать начал старомодно. Спустя пару дней после вечеринки позвал все семейство на чай. Через неделю – в очередной вечер, когда Ангелина отсутствовала, – пригласил соседей в Большой театр на «Лебединое озеро» (четвертый билет, предназначавшийся для Мартиного отца, пришлось сдавать: тот категорически отказался «смотреть на мужиков в колготках»). Марина с восторгом следила за происходящим на сцене, Марта то и дело переводила бинокль на эффектных дам из партера. Когда Анатолий, украдкой от матери, накрыл ее ладошку рукой, сбрасывать не стала – наоборот, сама сжала его пальцы. И придвинулась ближе – от жара ее юной ножки, обтянутой неуместными в Большом театре легинсами, его словно опалило огнем.
Зевс понимал: делает сейчас страшную глупость.
Но в антракте, когда пили шампанское, шепнул в нежное ушко:
– Выйдешь за меня замуж?
Девушка отвела взгляд от молодого самца (по виду успешного блогера) и радостно выкрикнула:
– Да! Да!!!
* * *
Ангелина Асташина формальностями себя не утруждала. Регистрации по месту проживания семейство Костюшко не имело, разрешения на работу тоже. Но между странами единое миграционное пространство, так что во время редких проверок в Пореченском граждан Беларуси не трясли.
Селиванов легко выяснил: Марта Костюшко явилась в Россию в марте этого года. А уже в апреле они с Самоцветовым отнесли заявление в ЗАГС.
Верные примете, что в мае жениться – всю жизнь маяться, бракосочетание назначили только на июнь. Однако в назначенный день на церемонию пара не явилась. Что же между ними произошло?
Селиванов, прежде чем беседовать с несостоявшимся женихом, решил просмотреть уже имевшиеся в деле протоколы допросов.
Родители Марты (после убийства Асташиной следователи общались с обоими) про жениха дочери вообще не упоминали. Горничная тоже ни словом не обмолвилась, почему ей не удалось получить статус замужней дамы и переехать на законных основаниях в соседний особняк.
Однако имелись любопытные показания соседа из дома напротив. Ломать глаза о протокол, написанный неразборчивым почерком, Селиванов не стал – предпочел прослушать аудиозапись.
– Когда вы в последний раз видели Ангелину?
– Позавчера. В час дня примерно.
– При каких обстоятельствах?
– В окно выглянул. Она из дома на своем «Порше» выезжала и притормозила, чтобы с Толиком поздороваться.
– Толик – это кто?
– Тоже наш сосед. Член правления. Самозванов, что ли, его фамилия. Или Семичастнов. Не помню.
– Вы позавчера весь день были дома?
– Ну да. Воскресенье ведь.
– Во сколько Асташина вернулась?
– Откуда я знаю? Я за ней не следил.
– А кто-нибудь к ним в дом приходил?
– Господи, да что вы прицепились? У меня других, что ли, дел нет – в окно пялиться?
– Может, видели, как кто-то выходил?
– Ну, горничная ее выскакивала. Часа в три.
– Зачем?
– В магазин, наверно.
– Почему вы решили, что в магазин?
– Блин, ну достали! Потому что с пакетом пластиковым. И Толику она сказала!
– Что идет в магазин?
– Вот приставучие! Он со стороны улицы газон свой косил, увидел, подошел к ней. А Марта на весь поселок как заорет: «Да отвали ты от меня, уже за продуктами спокойно не сходишь!»
– А почему так грубо?
– Откуда я знаю?
– Самоцветов, что ли, преследовал ее?
– Да мне сплетни соседские по барабану! Но жена вроде болтала: Толик сох по этой Марте, даже жениться хотел. А потом что-то разладилось у них.
Больше про горничную Асташиной не говорили. Протокола допроса жены в деле не имелось. Следствие данное направление, вероятно, не разрабатывало. Действительно, какое отношение амурные делишки горничной могли иметь к убийству ее хозяйки?
Но сейчас ситуация оборачивалась совсем по-иному.
Тем более в свете донесения от агента, про которое Селиванов пока никому не рассказал.
* * *
Евгений Шмелев всегда нравился женщинам, но ни капли этого не ценил. Точно по классику: чем меньше обращаешь внимания, тем более рьяно за тобой бегают.
Хотя профессию вроде выбрал мужскую, в институтской группе было много девчонок. А в НИИ, куда потом попал по распределению, и вовсе оказался в «цветнике», причем дамочки единственного представителя сильного пола активно обхаживали, несмотря на наличие у него ревнивой жены.
Евгений по характеру был интровертом, общением тяготился. Но женщины – все, от юной лаборантки до маститой руководительницы отдела, – почему-то считали: его отсутствующее, несколько раздраженное лицо маскирует тайную скорбь. И молодого инженера обязательно надо пригреть, приголубить, развеселить.
Постоянные знаки внимания раздражали, но Женя происходил из семьи потомственных интеллигентов, поэтому не мог себе позволить надоедливых клуш просто послать. А они считали, за его вежливой холодностью – какая-то личная драма, и наперебой соревновались, кто первой сможет расколдовать прекрасного принца.
Евгений Шмелев (опять же, порода сказывалась) был чрезвычайно хорош собой. Высокий, стройный, черты лица тонкие, борода (растил с девятого класса) придавала сходство с Белинским. Супруга, когда пребывала в благостном настроении, величала его «мой атлант».
Юность Жени пришлась на время бешеной популярности «подвальных качалок», и он – как все тогда – тренажерные залы посещал. Идеи слепить совершенную фигуру не лелеял – просто для здоровья. Да и монотонные упражнения успокаивали.
Когда Союз развалился и Шмелев (как многие в те времена) ринулся строить собственный бизнес, эффектная внешность тоже немало способствовала: клиентки, особенно возрастные, не слишком возмущались, если он нарушал условия договоров, а чиновницы из налоговой прощали задолженности. Но ни представительный вид, ни острый, аналитический ум успешной карьеры сделать не помогли – все его начинания рано или поздно терпели крах. У супруги (страшненькой, вздорной и глуповатой) дела шли куда лучше. И тогда на семейном совете решили: жена станет зарабатывать деньги. А он – сосредоточится на воспитании дочки.
Аленка (как и сам Шмелев в детстве) часами сидела за книгами, и память у ребенка оказалась исключительной. В шесть лет знала все столицы, в семь – играючи выучила таблицу Менделеева. Жена настаивала: из способной девочки надо делать, в духе времени, программиста. Аленка уже в младших классах имела представление про C++, Ruby и Python. Но тягу к дальнейшему развитию в данной области не проявляла, и Евгений не стал давить. Полагал: успеха можно добиться лишь в том деле, что реально захватывает. Многократно пытался выявить, к чему у девочки максимальная склонность. Но тесты упрямо показывали: ребенку одновременно интересны география, история, биология, астрономия, литература, однако ярко выраженной способности ни к одному из этих предметов нет.
И он убедил жену: пусть девочка растет. Спокойно ищет себя. Вероятно, ее предпочтения раскроются позже.
Аленка прекрасно училась, побеждала в олимпиадах. Папа следил, чтобы она обязательно ела необходимые для здоровья продукты, составлял график дополнительных занятий, возил к репетиторам. Отец, посвящающий все свое время дочери, – явление в нашей жизни не частое, поэтому и теперь постоянно сталкивался с назойливым вниманием одиноких (да и замужних) мамаш. А холодная вежливость, с которой Евгений отклонял их притязания, лишь подстегивала дамский азарт.
В две тысячи двенадцатом году жена скоропостижно скончалась от сердечного приступа. Для Шмелева дочка давно была милее вечно усталой и недовольной супруги, поэтому ее смерть воспринял скорее с досадой. Удружила! Придется теперь самому тратить время на быт и оплачивать Аленкиных репетиторов.
Частные преподаватели, по его наблюдениям, далеко не бедствовали, поэтому ради хлеба насущного начал преподавать сам. Особых успехов на новом поприще не снискал, но на поддержание штанов хватало. По-прежнему все свое время отдавал дочке и, ожидая девочку после занятий или олимпиад, продолжал отбиваться от вожделеющих мамаш.
Положительный во всех смыслах вдовец
