Грегори Макдональд - Ещё Флетч?
– А мы их и не распаковывали, – ответила Барбара. – Если что и вынимали, так нижнее белье.
– Наверное, нет нужды брать с собой рваные свитера и обрезанные лыжные штаны.
– Я развешу их на деревьях. Может, их будут носить мартышки. Такая одежда им подойдет.
– Посмотри, может, что-то добавить в рюкзаки.
– Мы не завалены сувенирами.
– Тебе останутся воспоминания. Их хватит надолго.
– Я даже не послала маме почтовую открытку.
– Пошлешь ее из дому. Где Карр?
– В своей палатке. Тоже что-то пишет.
– Излагает свою версию происшедшего.
– Он говорит, что ближе к полудню погода улучшится и мы сможем вылететь в Найроби.
Флетч посмотрел наружу через открытый Барбарой полог.
– В такой дождь взлететь невозможно.
– Это я понимаю, – кивнула Барбара.
ГЛАВА 41
– Твой отец был убийцей, – Барбара застегнула ремень безопасности. Они сидели в салоне самолета, вылетающего в полночь из Найроби в Лондон. – Интересно, как отреагирует твоя мать? Она написала столько книг о розыске убийц.
Флетч застегнул ремень раньше Барбары. Вздохнул.
Ничего не ответил.
После того как самолет оторвался от взлетной полосы, погасли таблички «Не курить», стюардесса продемонстрировала, как пользоваться спасательным жилетом, на случай вынужденной посадки на воду, погасли таблички «Пристегните ремни», по системе громкой связи объявили: «Пассажир Флетчер, пожалуйста, отзовитесь. Мистер Ай-эм Флетчер?»
Барбара, уютно устроившись в кресле, похоже, пропустила объявление мимо ушей.
Флетчер глубоко вдохнул и закрыл глаза. У вас не возникало мысли о том, что ваши паспорта поддельные? К чему нарываться на лишние неприятности.
Дождь лил и в полдень. Готовясь к отлету, Карр не один раз пошутил по поводу лыж. Никто не смотрел туда, где лежали обгоревшие обломки самолета. И погибший пилот.
Прощание заняло немало времени, вызвав разнообразные эмоции. Рабочие, включая Раффлза и Уинстона, пожелали каждому доброго пути. Шейла обняла и поцеловала Барбару, Флетча и Джуму. Всех печалило расставание, печалила внезапная ужасная смерть, и в то же время они не могли скрыть радости от своей находки, чувствуя, что стали участниками важного события.
И Флетч, когда они взлетали, даже не взглянул на разбитый самолет.
Белые теннисные туфли, подаренные ему администрацией отеля «Норфолк», Флетч надел перед самой посадкой в аэропорту Уилсона.
Джума и Карр помогли им перенести вещи в Международный аэропорт. Джума постоял с ними, пока Карр оформлял их билеты на лондонский рейс.
Находящиеся в аэропорту люди с любопытством поглядывали на лыжи.
– Хороший у нас получился отдых, – сказал Флетч Джуме.
Джума поник головой.
– Извини.
Карр вернулся с билетами и посадочными талонами.
– Вы вылетаете сегодня. Через таможню вещи вам придется пронести самостоятельно. У вас есть кенийские деньги? Их надо оставить здесь.
Порывшись в карманах, Флетч и Барбара выудили несколько кенийских шиллингов. Отдали их Джуме. И, засмеявшись, честно ответили: «Нет у нас кенийских денег».
С деньгами в руке, залился смехом и Джума.
– К сожалению, вам придется подождать, – продолжил Карр. – Самолет вылетает в полночь.
– Все будет нормально, – заверил его Флетч. – Но мне нужно посидеть.
– В полете вас не мутило? – обеспокоился Карр.
– Нет, конечно. Но я устал. Сказывается болезнь.
– Что ж, – Карр оглядел практически пустой зал. – У меня есть кое-какие дела.
– Я понимаю, – кивнул Флетч.
– Одно радостное, другое – грустное.
– Вы организуете похороны? – спросила Барбара.
– Да, конечно, – после некоторого колебания ответил Карр.
– Карр... – Флетч запнулся. – Питер Карр, мы благодарим вас...
– Нет, нет, – Карр покраснел, замахал руками, останавливая Флетча. – Не надо меня смущать.
– Спасибо вам за все, Питер Карр, – улыбнулась ему Барбара.
Флетч обнял Джуму.
– Я еще увижу тебя на экране телевизора, дружище.
– А я тебя на страничках юмора.
Пока Барбара обнимала Джуму, Флетч обнял Карра. Потом все пожимали друг другу руки.
– Счастливого пути, Флетч, – попрощался с ним Карр.
– Так мы друзья? – спросил Флетч у Джумы.
– Почему нет? Хорошего отдыха.
Флетч поник головой.
Время тянулось и тянулось. Барбара просматривала журналы. Флетч думал о своих письменных показаниях, касающихся убийства Луиса Рамона и смерти Уолтера Флетчера, которые он отдал Карру.
Постепенно до него дошло, что ему представилась возможность написать отличную статью. Куда лучше любой статьи о лавинах, оползнях, землетрясениях, авиакатастрофах или железнодорожных крушениях. Он мог написать о Шейле и Питере Карре, об их археологическом открытии. О найденных в Восточной Африке руинах древнеримского города. Флетч решил, что пока не будет говорить об этом Барбаре. Вдруг ей не понравится, что он использовал их медовый месяц для подготовки газетной статьи.
Барбара толкнула его локтем.
– Это тебя.
– Что меня?
– Ты им нужен. Только что сказали: «Пассажир Ай-эм Флетчер, пожалуйста, отзовитесь».
– Понятно.
Флетчер поднял руку. В проходах между креслами еще ходили люди.
– Может, мы получим в подарок бутылку шампанского, – предположила Барбара. – Я бы не отказалась.
– Едва ли.
– Мистер Флетчер?
– Да.
Стюардесса протянула ему письмо.
– Неужели письма доставляют и в полете? – удивился Флетч.
– Письмо передали на борт с просьбой вручить его вам после вылета из аэропорта. Хотите что-нибудь выпить?
– Нет, благодарю, – вскрыв конверт, Флетч повернулся к Барбаре. – Письмо от Карра.
– Значит, шампанского не будет. В письме он прочел:
«Дорогой Ирвин!
Встретившись и познакомившись с тобой и твоей женой, я и Уолтер Флетчер намеревались отвести тебя в сторону и спокойно все объяснить.
Вместо этого Флетчер, а именно он должен был встретить вас в Международном аэропорту, попал в известную нам с вами передрягу.
Как ты сам убедился, кенийские власти очень серьезно относятся к своим обязанностям. После того как Флетчер оказался в тюрьме, я явственно представил его, тебя и Барбару в виде артиллерийских орудий, сорванных штормом с упоров и хаотически двигающихся по палубе. Прости меня, но, думаю, ты понимаешь, что я бы не хотел, чтобы мой корабль пошел ко дну, особенно в настоящий момент.
Теперь факты. Я находился в Кении, когда белым колонистам предоставляли выбор: вернуться в Англию или поменять английские паспорта на кенийское гражданство. Я летал в Чили, Австралии, Колумбии, потом здесь. Если б и хотел где-то жить, то лишь в Кении. В Колумбии я как-то крепко подвел банду контрабандистов. Кое-кого из них застрелили, а прощать обиды они не привыкли. Изредка здесь появлялись странные личности, интересующиеся моей особой, и мне приходилось прятаться в буше до тех пор, пока они не убирались восвояси. Это доставляло определенные неудобства. Кроме того, уезжая, они просили передать мне, что не успокоятся, пока не доберутся до меня.
Примерно в то же время Питер Карр наделал долгов, которые не мог заплатить. В Англии и во Франции. Я никогда не интересовался, в чем суть его неприятностей, но, безусловно, и с ним наверняка хотели посчитаться.
Питер был англичанином, я – американец.
В те дни кенийское государство только становилось на ноги, путаницы хватало с лихвой, так что нам не составило труда махнуться паспортами. Он получил мой американский, я – его английский, который поменял на кенийский. После этого люди, приезжавшие по душу Уолтера Флетчера, находили Карра и не убивали его, а те, кто искал Питера Карра, попадали ко мне и тоже оставляли живым и невредимым.
Так мы прожили много лет в мире и покое.
Я понимал, что иду на риск, приглашая тебя и твою невесту, но думал, что мы это переживем.
Как выяснилось, я оказался прав только наполовину.
Полагаю, я не заслуживаю того, чтобы ты помянул меня матери добрым словом. Теперь мы взрослые люди. И уже никогда не будем детьми, которыми знали друг друга.
Мы поженились слишком юными.
В ту ночь, когда я вылетел домой, получив известие о твоем рождении, над Монтаной проходил грозовой фронт, но наши пути не пересеклись. Я приземлился на маленьком аэродроме аккурат перед наступлением темноты. Представь себе, если сможешь, мальчика, юношу, сидящего в кабине самолета в дальнем конце посадочной полосы маленького аэродрома, когда в нескольких милях от него бушует гроза. Молодой муж, которому сказали, что он стал молодым, очень молодым отцом. Я сидел, дрожал от холода, думал. Замерзли не только мои ноги. Я отказывался не от Жози, моей жены. Я отказывался не от тебя, Ирвина Мориса, моего сына (хоть мне и не нравятся твои имена). В ту ночь я отказывался от себя, от самой идеи того, что я могу быть мужем и отцом. В ту ночь с кристальной ясностью я осознал, что буду ужасным отцом, никчемным мужем, что принесу только разочарование и боль, которые едва ли смогут выдержать мои близкие. И юноше, сидящему в темной кабине, стало абсолютно ясно, что без него вам будет гораздо лучше. В ту ночь я мог бы направить самолет в склон горы. Я этого не сделал. Ради нас всех я выбрал другой путь: исчезнуть, уйти из ваших жизней, чтобы мои беды никоим образом не коснулись вас. Два дня спустя, в Британской Колумбии, я прочел в газете о моей предполагаемой гибели. Опровергать заметку я не стал.
