Сергей Романов - Парламент
— Ну так что? — напомнил о себе из ложи губернатор и обратился к спикеру, — Будем дела решать или шушукаться?
— Пусть сначала выскажутся представители фракций. — Хоттабыч постарался уйти от конкретизирующего вопроса.
— А что тут решать, если нас загнали в угол! — поднялся со своего места председатель коммунистической фракции, — Александр Серафимович, выносите вопрос на голосование в первом чтении и дело с концом.
Хоттабыч поднялся и прежде чем включить огромное табло, обратился к залу:
— Коллеги, я вас очень прошу отнестись к голосованию со всей ответственностью. Избиратели не простят нам ошибки. Никогда. Итак, кто за то, чтобы принять закон о приватизации водообъектов…
В зале воцарилось полна тишина. Каждому из народных избранников отводилась всего лишь минута, чтобы он смог сделать свой выбор. Всего лишь — минута, хотя сам Хоттабыч был на все сто процентов уверен, что такой сложный вопрос выносить на голосование было делом преждевременным и стоило бы воздержаться. Он достал из кармана упаковку с валидолом и, отковырнув из неё таблетку, невидимым движением послал её в рот. Черт побери, даже при выяснении отношений с дочерью, он так не волновался. Затем, вздохнув, он протянул руку к аппарату для голосования и нажал на кнопку «Против».
На табло забегали строчки. Он, засунув правую руку под пиджак, чувствовал, как выпрыгивает из груди сердце. За приватизацию проголосовали 51 человек. «Сколько же воздержалось? — успел подумать Хоттабыч и в то же время табло показало результат — воздержавшихся 13. Спикер провел ладонью по холодному лбу и опустил голову: в зале находилось 116 депутатов. Большинством голосов закон был отклонен — 52 депутата выступили против.
Он не мог поверить: пятьдесят вторым был его голос. Это не было поражением, как и не было победой. Хоттабыч под гул зала даже успел заметить торжествующую улыбку на лице Егеря. Значит, когда закон о приватизации будет вынесен на голосование в следующий раз, люди из администрации успеют провести соответствующую обработку тех тринадцати, которые воздержались и остались в стороне. Ну а он на что, спикер? По крайней мере человек десять из всех воздержавшихся он мог бы перечислить прямо сейчас. А значит, пока люди Егеря будут их искать, он сможет уже обо всем переговорить с ними и раскрыть воздержавшимся кое на что глаза. Дело за малым — убедить. Но в этом вопросе он целиком надеялся на помощь Сердюкова…
4
После того как соперница Кляксы отказалась от дальнейшей борьбы за сердце француза и сошла с дистанции Виолетта Павловна несказанно обрадовалась и даже переменила свое пренебрежительное отношение к Светке Марутаевой на милость. Она даже не посягнула не только на дорогое красное платье, но и на жемчужный браслетик, в котором Клякса ходила с Пьером в ресторан. Она знала: как только Кантона и Светка Марутаева оформят брачное соглашение, эта парочка окажется у неё под каблуком. Конечно, француз об этом и знать не будет. Но все заботы и волнения, которые за последнее время свалились на ранимую душу Виолетты Павловны, окупятся сторицей. Уж она постарается, чтобы Клякса, даже обосновавшись в Париже, платила ей, хозяйке Центра знакомств, пожизненные алименты. От богатого Кантоны не убудет. Разве не она, Виолетта Павловна, сосватала их? Разве не она облагодетельствовала задрипанную херсонку и вывела её в люди? Разве не она, как родная мать беспокоилась о ней, берегла как зеницу ока, и с помощью Евнуха заботилась, чтобы, не дай Господь, чья-то рука даже прикоснулась к её волоску?
Да, ей уже было прекрасно известно, что этот старый потаскун Пантов, готовый облапать и осеменить все женское население города, не дает Кляксе прохода. Она даже не гневалась, что Светка, чего-то страшась, не рассказывала ей об ухаживаниях депутата. «Ах, какая прелесть! — подсмеивалась Виолетта Павловна, — Конфетки, розочки, любовные послания. Тьфу…» Не будет она Виолеттой Павловной, если не обломает ему рога! У неё имеется несколько способов, которых с лихвой хватит для укрощения этого кабеля.
Во-первых, она даже может позволить Пантову затащить Марутаеву в свою квартиру и тут же набрать заветный телефонный номерок дочки спикера. Пусть невеста посмотрит, какие вечерние заседания проводит у себя в доме её хахаль. Во-вторых, она может сделать так, что Пантов с треском провалится на выборах и никогда в жизни больше не станет депутатом. Ну, конечно же, она не такая дура бежать в милицию и рассказывать, какую помощь при Центре знакомств оказывает ей народный избранник. Зачем же рубить сук, на котором сидишь! Она может поступить гораздо хитрее и обвалить не только Пантова, но и его главного спонсора — Бурмистрова. Рухнет банкир, и Пантов окажется с пустыми карманами. Да и она сама не станет больше платить ему ни копейки. А кому он тогда нужен — бедный и незащищенный? Впрочем, она ещё поиздевается над ним и предложит работу сутенера, чай, которую он ещё пока не забыл. А первый шажок, пока не очень болезненный, к нерушимой крепости Бурмистрова она уже сделала. Второй будет гораздо больнее…
Она посмотрела на часы: с минуты на минуту в её гнездышко должен заглянуть директор коммерческого рекламного агентства, услугами которого она часто пользовалась, размещая объявления о деятельности Центра знакомств не только в региональной, но и в центральной печати.
Она вызвала Евнуха и попросила накрыть в комнате отдыха стол на две персоны. Рекламщик, хотя и был человеком не бедным, но ни разу не отказался от дармовой трапезы. Ей даже казалось, что чувство голода никогда не покидало его — плотно поесть он любил. Но Виолетта Павловна также знала, что отужинав, гость придет в хорошее расположение духа, поделится свеженькой информацией и даже приласкает её. Нет, она к нему не чувствовала особой симпатии, но и не отталкивала. В конце концов, она пока ещё далеко не старая женщина и не собиралась разделять судьбу Евнуха.
Толик по прозвищу Мокогон, развалился в кресле и с жадностью посмотрел на тарелки со шпротами, сыром и колбасой. Она, приветствуя и улыбаясь ему, взяла бутылку с коньяком:
— Как всегда полный стакан?
— Ты ведь знаешь, мне поздно менять свои привычки.
— Неужели и в своей конторе среди подчиненных ты тоже пьешь из стакана? — впервые поинтересовалась она.
— Я не пью с подчиненными. И не пью в одиночку.
Он преподнес стакан к губам, и его кадык шатуном заходил по горлу.
Она ждала, пока он насытится, и когда Марк отложил вилку и отодвинул тарелку, прильнула к нему.
— Тебя так долго не было. Мотался в командировку?
— Да, — нехотя ответил он и положил руку ей на плечо, привлекая к себе.
Но она почувствовала, что он пока не желает её.
— У тебя неприятности на работе?
— В связи с экономическим кризисом сейчас у всех неприятности на работе. Фирмы разоряются, рекламодателей можно сосчитать по пальцам. Прямо хоть закрывай контору.
— Все образуется.
— Конечно, — кивнув, спокойно согласился он, — Только прежде все останутся без денег.
— Ты не видишь выхода?
— Ну почему же? Пора надавить на заветную кнопку и потребовать своей доли.
— О какой доле ты говоришь, — не скрывая интереса спросила она.
— Помнишь, я как-то рассказывал об авторитете, воре в законе?
— О банкире, что ли? — нехотя спросила Виолетта Павловна и сию же секунду постаралась убрать с лица любопытство.
— Да. Так вот некто неизвестный человек вмешался в мои планы, узнав о прошлом Бурмистрова. Ты случаем с кем-нибудь словечком не обмолвилась по этому поводу? Например, с Клошем? Он ведь часто с твоими девочками забавляется?
Толик внимательно посмотрел в глаза своей подруги, стараясь разглядеть в них предательство. Вполне возможно, что директриса Центра знакомств пусть даже мимоходом, но все-таки могла обмолвиться с местным авторитетом Клошем по поводу темного прошлого банкира. Правда, он не понимал, какую выгоду стала бы преследовать от своей информированности Виолетта? Да и Клош не упустил бы случая взять бабенку за горло и поинтересоваться, откуда у неё такие познания.
Мокогон не сомневался, что, если бы все так и случилось, то Виолетта только завидев молодчиков Клоша, сразу бы выложила всю правду-матку. И тогда Клош уже давно бы посетил его рекламный офис. Нет, значит не Петяева приложила руку к этому делу.
— Господь с тобой, — не показывая волнения, отмахнулась Виолетта Павловна, — Что мне жить надоело! Клош — фигура, а я — человек маленький и незаметный.
— Кто вас баб знает! — все ещё с недоверием, ответил он, — Все вы не в меру болтливы. Впрочем, сам виноват — нечего было давать волю языку.
— Я только не понимаю, каким образом проблемы банкира относятся к тебе?
Толик, наконец, успокоился, взял с тарелки кружочек сервелата.
— Я долго дожидался момента, чтобы прижать главу «Интерресурса» к стенке. В свое время, когда мы были друзьями, Бурмистров и его подельщики, основательно нагрели меня. Вот мне и хотелось получить от него причитающийся должок. Но тайна о прошлом уважаемого Дениса Карловича неожиданно стала известна уголовным авторитетам. Понятно, они со мной делиться не захотят. Сами попросят поделиться, а потом накажут Докучая за предательство. Таких шуток с пышными похоронами, какие устроил себе Бурмистров, в уголовном мире не прощаются. Вопрос только в том, как скоро последует возмездие. Понятно: сегодня он окружил себя охраной. Но количество телохранителей — не панацея от беды. Рано или поздно…
