Адам Холл - Бегство Квиллера
Остается еще две минуты. Две. Совсем немного до критического предела, так что возьми себя в руки и успокойся.
Дверь с шумом распахнулась, пропуская кого-то с улицы, и я застыл в боевой стойке, ожидая... - но это была женщина средних лет, довольно потасканного вида, с собачкой на руках.
- О`кей, - сказал Ал у стойки. - Вам нужен бой поднести багаж?
- Нет.
Ему чуть за тридцать, пять футов и десять дюймов роста, одиннадцать или двенадцать стоунов, темно-голубые глаза, промокший плащ, и, хотя без машины, он успел добраться вовремя, хорошо, если у него в самом деле высокий дан по шотокану.
Подхватив сумку, он повернулся и увидел меня; я еле заметно кивнул ему, и он легким уверенным шагом последовал за мной в коридор...
- Венекер.
- Джордан.
- Погода только для водоплавающих. Я вручил ему конверт.
- Отвезите его в аэропорт и оставьте на стойке "Херца"; его должен взять человек, который прилетит сюда вечером.
- Это все?
- Да. - Я передал ему ключи от машины. - "Тойота" стоит, в тени за домом. Постарайтесь сесть в нее незаметно, да" при таком дожде все равно придется держать окна закрытыми. Если за вами будут следить, попытайтесь оторваться, но не лезьте из кожи вон: они постараются вас не отпустить.
Он стоял, чуть расставив ноги, слегка покачиваясь на носках и взвешивая конверт на ладони; напряжение покидало его, потому что, чувствовалось, он готовился к гораздо более опасному заданию.
- Все ясно. Значит, как только выйду из машины, я должен вуду оторваться от них, так? В здании вокзала? Они не успеют засечь меня, я буду действовать без промедления.
- Еще раз - попытайтесь оторваться от них, но особенно не старайтесь.
- А когда я выполню задание?
- Исчезайте. Теперь уже вы не будете представлять для них интереса.
Я заметил, как он замялся, увидев имя на конверте - Гаррисон Дж. Маккензи. Он пытался понять, почему я оставляю послание в публичном месте, привлекая для этого другого человека, и что произойдет, если слежка узнает о конверте.
Но они этого не сделают.
- О`кей, сэр. Должен ли я сообщить в Челтенхем?
- Я сам это сделаю. - Взгляд на часы. - У вас осталось меньше двух минут. Оставьте сумку здесь. Он опустил ее на пол.
- Выходить мне с той?..
- Нет, вот сюда.
Я провел его через кухню и вывел на задний двор. Струи дождя в конусе света от уличного фонаря косо секли землю, пахло железом.
- Выходите вон через ту дверь в стене. Машина на другой стороне улицы.
- "Тойота".
- Совершенно верно. v Он сунул конверт за отворот куртки и внезапно в упор взглянул на меня.
- С вами все в порядке?
- Никогда не следует отчаиваться. ? Кивнув, он двинулся сквозь пелену дождя к дверям. Вернувшись в отель, я прошел по коридору, взял его сумку и поставил ее за стойку, и в эту секунду воздух колыхнулся от тяжелого грохота взрыва, в щелях жалюзи блеснула ослепительная вспышка, и я застыл на месте, зажмурив глаза - нет, о нет. Матерь Божья, прости меня.
17. Распятие
Стук дождя по крыше.
За этим ровным гулом крылась тишина, в которой не было дождя, и я слушал ее. И те еле заметные звуки, которые нарушали тишину и, расплываясь, исчезали: далекие голоса на других этажах гостиницы, стук захлопнувшейся двери, низкое жужжание корабельной сирены на реке.
Это было необходимо, жизненно важно - слиться с ровным шумом дождя, который, превратившись в тишину, должен помочь засечь каждый легкий звук, пронизывающий ее, ибо он мог подкрасться ко мне босиком, и единственный шанс для меня, затаившегося здесь на пятом этаже, - уловить еле слышный звук, который он мог издать: легкий скрип половицы, шуршание одежды, когда он приподнимет руки, готовясь к решительному броску, его сдавленное дыхание.
Тьма, угольно-мертвенная тьма.
Еще минуту назад, когда, пробираясь сюда, я был на середине коридора, свет горел - четыре тусклые лампочки в густом слое пыли на них. Теперь они погасли. Выключатель был не в коридоре, а за углом, на площадке лестницы. Поэтому я и понял, что он здесь: ему нужна темнота.
В последние несколько секунд я понял, что он пошевелился, о чем мне сказало изменение давления, всхлип воздуха в его перехваченном паузой горле и горячее, острое прикосновение струны, прежде чем я смог...
Здесь гул дождя слышался громче, чем в другом месте; нашел ли Ал сумку за стойкой?
Кто-то пошевелился рядом со мной.
Он стремительно бросился ко мне, и я вскрикнул...
Нежные детские ручки.
- Хочешь меня, хочешь меня?
Ко мне прижимались маленькие остроконечные груди, я обонял ее запах, когда она прижалась ко мне, нет, не прижалась, обхватила, и это было совсем другое ощущение.
- Нет, - с трудом перевел я дыхание и застыл на месте, прислушиваясь к звукам-мостикам от ночных кошмаров к реальности: шуму дождя по крыше, который тут был громче, ибо бил по проржавевшим листам железа и, может быть, поэтому она и испугалась, как ребенок пугается удара грома.
Так что я обнял ее, и она калачиком свернулась рядом со мной. Она неправильно поняла мое движение: раздвинув ноги, она стала приподнимать и опускать бедра, и я шепнул:
- Нет, Чу-Чу, не надо трахаться.
- Нет?
- Ты должна поспать, - сказал я. Она замерла и приобняла меня совсем по-другому - не как исполнительная проститутка, а с той нежностью, которая таилась в женщине-ребенке: она давно не знала, что такое получать и дарить нежность, как я прикинул, - в лагере беженцев, пока Чен не научил ее ласкам, когда она ему отдавалась.
Через несколько минут она снова провалилась в сон, ее голова лежала на моей руке, а я тут же забыл о ней, и меня снова охватила злость, обращенная на самого себя, потому что, покидая "Красную Орхидею", я знал, кто принял на себя смертельный удар, предназначавшийся мне, - Венекер.
Я не подумал.
Скорбь и ярость, как псы, терзали меня, и я не мог избавиться от чувства неизбывной вины. Сон приносил лишь краткое забытье, и даже в эти минуты, когда уходила боль, я видел все снова и снова: ослепительная вспышка в щелях жалюзи; глухой гул взрыва и изумленный голос Ала - что там, черт побери, происходит?
Венекер.
"С вами все в порядке?"
Он думал обо мне, о моем благополучии, зная, что я обложен со всех сторон и зная от Пеппериджа, что я противостою Шоде - и все же он медлил, расставаясь со мной, ибо ему не хотелось оставлять меня в одиночестве. Венекер, человек, которого использовали для спасения других; и он их вытаскивал из самых невообразимых ситуаций; я знал таких людей, он был одним из них, и пользоваться их помощью - высокая честь для меня, моя привилегия - и вот что я для него сделал: послал его прямо в смертельную западню, которая я разорвала его на куски и, о. Матерь Божья, смилуйся надо мною.
Чен увидел, в каком я состоянии, почувствовал, какая ярость обуревает меня.
- Что случилось?
- Колеса отлетели.
Он втащил меня внутрь, захлопнул металлическую дверь и включил охранную сигнализацию.
- Колеса отлетели?
Идиома, которой пользовались в Бюро.
- Так говорят, когда кто-то погибает. - Я произнес это с таким выражением, что он только уставился на меня своими глазами без ресниц и промолчал. Он сам был напряжен, хотя лицо его ничего не выражало; и я сказал: - Мне жаль твоего друга. Я имею в виду второго пилота с 306-го рейса.
- Тебе удалось выбраться оттуда?
- Да.
- Что там... то есть, как он... - я ждал продолжения, но он сказал: - Да какая, мать твою, разница, поднимайся наверх. В большой, тесно заставленной комнате, он спросил меня:
- Чего ты здесь ищешь, Джордан?
- Убежища.
- От дождя?
- От людей.
- От людей Шоды?
- Да.
- Ты хочешь сказать, что тебе нужно надежное укрытие?
- Можно и так сказать. На несколько дней. Задумавшись, он склонил набок удлиненную голову, внимательно рассматривая меня.
- Через час я улетаю, а ты, если хочешь, можешь оставаться. У тебя такой вид, словно ты из-под душа. Развесь-ка там свои вещи, к утру они высохнут.
Когда я вернулся, он дал мне шелковое кимоно, от которого пахло опиумом.
- Пока ты здесь будешь, кое-что для меня сделаешь, о`кей?
- Как скажешь.
Он все еще рассматривал меня, прикидывая и размышляя.
- Когда тот самолет разбился, ты, должно быть, решил, что я имею к аварии отношение, не так ли?
- Это приходило мне в голову.
- Могу себе представить. Теперь ты знаешь, что это не так, иначе бы ты здесь не очутился.
- Кэти рассказала мне о твоем приятеле. - За него поручился и Пепперидж.
Чен глянул на авиационный хронометр, лежащий на столе.
- Еще бы. - Он снова склонил голову набок. - Тебе придется полностью довериться мне, так?
- Не думаю, что ошибусь.
- В таком случае, с тобой будет покончено.
- Совершенно верно.
- Нет никаких причин, - задумчиво продолжил он, - из-за которых я должен выкинуть тебя мордой в дерьмо, но если причины появятся, именно это я и сделаю. Но, если все, что ты мне сказал, - правда, беспокоиться тебе не о чем. Кроме того, ты хорошо относишься к Кэти. - Он вытащил одну из своих черных сигарет и закурил. - И если ты останешься тут в мое отсутствие, я должен доверять тебе. - Выпустив дым, он проводил его глазами. - Я не говорю о малышке Чу-Чу, потому что ты и так добр с ней - она всего лишь ребенок. Но чувствуй себя совершенно свободным. Я говорю о...
