Дональд Уэстлейк - Восковое яблоко

Справа от Боба сидела Мэрилин Назарро, смотревшая на Дональда Уолберна с дружеским участием. За ней было пустое место, недостаточно широкое, чтобы поставить там стул, еще дальше сидела Роуз Акерсон, которая наблюдала за каждым говорившим с настороженным выражением лица. Рядом с Роуз, в каком-то смысле спрятавшись за ее спиной, сидела Молли Швейцлер. Взглянув на нее, я заморгал глазами от удивления. Возможно ли, чтобы человек за одну ночь так заметно растолстел? Или такое впечатление создавалось из-за расхлябанности, с которой Молли держала голову и все тело? Она выглядела толще, и пока я за ней наблюдал, она подняла руку, лежавшую на коленях, и что-то засунула в рот. Молли ни на кого не смотрела, она казалась погруженной в собственные мысли и будто грезила наяву. Медленно пережевав и проглотив то, что она положила в рот, Молли снова поднесла ко рту руку.

Что лежало у нее на коленях? Может, коробка конфет или кусок кекса, от которого она отщипывала кусочки. Вкусовые ощущения отвлекали ее от внешнего напряжения и от любых мыслей. Иногда отвратительное завораживает, так было со мной, когда я наблюдал за Молли. Почувствовав, что на меня свирепо смотрит Роуз Акерсон, я неохотно отвел глаза, попытавшись сосредоточить свое внимание на том, — ради чего я пришел на занятие.

Уолберн все еще спорил с теми, кто ему возражал. Его мнение оставалось неизменным: несчастный случай, в результате которого он сломал ногу, был подстроен именно для него. Он говорил с каким-то мрачным удовлетворением, словно считал, что, лишь примирившись с худшим, он может продолжать жить. Он действительно верил в то, что вокруг него плелась паутина заговора, в котором участвовало Бог знает какое число заговорщиков. И если это так, то разве он мог быть тем, кто подстраивал ловушки?

В любом случае мне хотелось послушать, что скажут другие, поэтому, как только в разговоре возникла пауза, я сказал:

— Я ничего об этом не знаю. Как вам известно, я тоже попался. Посмотрите на мою руку. Но я не верю в то, что это было устроено специально для меня, как не верю в то, что площадка пожарной лестницы была испорчена, чтобы разбился Дьюи. Я не думаю, что все это было подстроено для кого-то конкретно. У вас ведь не было привычки вылезать на ту площадку? — Мне не нужен был ответ на этот вопрос, поэтому я продолжил, перебив Уолберна: — Или возьмем случай с Бартоломью. Во-первых, не вы открыли дверь в кладовую, а он. А во-вторых, я уверен, он не считает, что это было нацелено именно на него. — И я посмотрел на Бартоломью. — Так ведь?

— Я думаю, это было сделано для того, чтобы просто навредить кому угодно, — откликнулся Бартоломью. — И не для того, чтобы убить того парня, Дьюи, или Дьюитта, как там его зовут, или кого-то еще. Просто, чтобы навредить. И кто бы это ни сделал, я считаю, ему наплевать, кому он вредит, главное — кому-нибудь навредить.

Фредерикс радостно поддержал разговор:

— Вы говорите, «кто бы это ни сделал», Джордж. Но разве это сделал не Уолтер Стоддард?

Бартоломью не ожидал, что станет центром внимания, и его сердце клептомана екнуло при виде устремленных на него взглядов. Он стал еще больше похож на кролика и больше обычного колебался, прежде чем сказать:

— Лично я в душе совсем не удовлетворен тем, что считается, будто это сделал он.

— Но он сознался, — настаивал Фредерикс.

— Я не знаю, зачем он это сделал, но я не верю, что он шнырял по дому, подстраивая несчастные случаи. Это совсем не похоже на Уолтера.

Мне бы хотелось, чтобы Фредерикс спросил, кто, по мнению Бартоломью, подходит на эту роль, но Фредерикс решил избрать иной путь, и я, поразмыслив, пришел к выводу, что разумнее будет откинуться на спинку стула и слушать, а не задавать лишних вопросов.

Фредерикс решил поставить вопрос на общее обсуждение:

— Кто-нибудь еще согласен с Джорджем? Кто-нибудь считает, что Уолтер Стоддард не виноват?

— Конечно он виноват, — раздраженно сказала Роуз Акерсон. — Он сам сказал, что виноват, разве нет?

Молли Швейцлер издала горлом какой-то испуганный звук, вероятно, из-за резкого голоса Роуз. Та обернулась и похлопала ее по руке, прошептав что-то ободряющее, Молли успокоилась и снова принялась жевать с отсутствующим выражением лица. Я помнил, как уверенно она держалась на прошлом занятии два дня назад. Трудно было поверить, что это та же самая женщина.

Мэрилин Назарро опять оторвала меня от созерцания Молли:

— Но он ведь должен быть виноват? Зачем ему было говорить, что он виноват, если на самом деле он ничего не делал?

Бет Трейси предположила:

— Может, он хотел, чтобы его наказали за что-то другое, за то, что он действительно сделал. Есть за что, вы знаете. — Она словно о гриппе говорила.

Фредерикс подскочил на месте:

— Это интересно. Бет. Вы полагаете, случилось именно это? Вы тоже думаете, что Уолтер не виноват?

— Не знаю, — задумчиво сказала она. — Я совсем не думала об этом. Но мне кажется, что это, наверное, сделал он. А что, нет?

В разговор ворвался Боб Гейл:

— Как? Вы только что сказали, что он сознался, желая, чтобы его наказали за что-то другое, а теперь вы говорите, что это он виноват!

— Ну, не знаю, — раздраженно отозвалась она. — Полиция-то ему поверила, ведь так?

Она повернулась в мою сторону, закрывая, к моему сожалению, обсуждение этой темы:

— А вы что думаете, мистер Тобин?

Я колебался. Если я совру, то ничего не выиграю, а если скажу правду, то, может быть, и добьюсь чего-то путного.

— Я считаю, что он невиновен.

Это был не тот ответ, которого она ждала. Поскольку я сидел справа от нее, ей пришлось повернуться, чтобы лучше меня видеть.

— Почему вы так говорите?

Я мог держать в поле зрения только одного человека, и сейчас мое внимание было сосредоточено на Бет Трейси. Я надеялся, что Фредерикс и Боб Гейл следят за остальными.

— Потому что виновный оставил мне записку, в которой утверждает это.

Она посмотрела на меня в изумлении. Все остальные тоже. Джордж Бартоломью, сидевший рядом со мной, спросил:

— Вы показали ее полиции?

— Еще нет.

Мэрилин Назарро, которая сидела наискосок от меня, спросила:

— А почему? Если у вас есть доказательство, что Уолтер Стоддард не виноват, разве его не следует предъявить полиции?

Я повернулся к ней:

— Я знаю, что Стоддард этого не делал, и могу это доказать. Я также знаю, кто это сделал на самом деле, но доказать этого я не могу. Надеюсь, этот человек…

— Вы знаете, кто это? — воскликнула Бет Трейси. Я не знал, но решил блефонуть.

— Это один из сидящих в этой комнате. Но я не могу доказать, кто именно. Поэтому, если я пойду в полицию, они вернутся сюда, чтобы допросить каждого и обыскать все комнаты. И может быть, снова не обойдутся без жестокости. В этой комнате только один виновный, но если я не смогу доказать этого в полиции, им придется обращаться со всеми семерыми как с преступниками.

— Все вы выдумываете, — огрызнулась Роуз Акерсон. — Полная ерунда, и вы это знаете.

— Что вы хотите сказать?

— Если вы так много знаете, то почему не идете в полицию? Скажите им: «Я знаю, это тот-то или тот-то, но я не могу этого доказать». Впрочем, если вы знаете, то почему не можете доказать?

— Знать и доказать — не всегда одно и то же. Я надеюсь, что смогу убедить виновного… — На секунду я запнулся, не зная, следует ли сказать «виновного» или «виновную», затем продолжал: — Во всем признаться, добровольно и без принуждения.

Роуз посмотрела на меня со злобным презрением:

— А зачем, скажите, ему это делать?

— Потому что его или ее, — ответил я, пытаясь выбраться из затруднительного положения, — просто отправят туда, откуда он или она только что вышли. Виновного не посадят в тюрьму или на электрический стул, ничего подобного не произойдет.

— Просто отправят обратно в сумасшедший дом, — зло сказала Роуз. — О, это совсем неплохо, не так ли?

— Это лучше, чем быть мертвым, как Дьюи, — возразил я, с удовлетворением отметив, как она на секунду отвела глаза. Но она быстро взяла себя в руки.

— Все это одни слова. Если вы знаете все, что нужно, просто скажите полиции: «Виноват вот этот человек, прижмите прежде всего ее. Или его. И оставьте в покое всех остальных». Почему вы не можете так сделать?

— Могу. Но я предпочел бы не делать этого.

— Думаю, все это пустая болтовня, — настаивала она, продолжая наступать на меня. — Я не верю, что вы получили какую-то записку, и не верю, будто вы что-то знаете. Вы просто забрасываете удочку и надеетесь, что кто-нибудь свалится от страха со стула и закричит: «Ох, это сделал я! Ох, вы меня поймали!» Нет, этого не произойдет, потому что Уолтер Стоддард виноват, и говорить больше не о чем.

Она кричала все громче и громче, не замечая, что лицо Молли Швейцлер становится все более и более встревоженным. Неожиданно для всех нас Молли издала негромкий, но ужасающий звук, не похожий на человеческий. Роуз сразу же забыла обо мне и повернулась к Молли, чтобы утешить и успокоить ее, шепча ласковые слова. Лицо Молли постепенно расслабилось.