Анна Данилова - Если можешь – прости
Но когда в его руках оказалась папка с документами на ресторан, когда он почувствовал в своих руках тяжесть этих новеньких, с хорошо пропечатанным текстом, листов, украшенных фиолетовыми печатями и чернильными вензелями подписей, от сердца сразу отлегло. Он уже мечтал о том, как наймет целый штат уборщиц, которые будут отмывать его (его, Зелькина!) ресторан от крови.
Взгляд его уже почти протер строку на документе, где значилась фамилия покупателя. Ольга Михайловна Берглунд. Кто такая? Он до последнего не мог поверить в то, что его обманули! Это какое-то наваждение. Он не знаком ни с какой Ольгой Михайловной. Бледной больной тенью возник образ возможно забытой им родственницы по фамилии Берглунд – вдруг волшебник-адвокат решил, не подставляя Мишу Зелькина, оформить ресторан на его девяностолетнюю родственницу, якобы решившую вот просто так, для души, выкупить для Мишеньки («…помню, он был пухлым, кудрявым ребенком!») его же ресторан у решившего его продать Иванова.
Но родственницы с такой фамилией у него не было. Это он точно знал, потому что еще при жизни мамы они вместе с ней долгими декабрьскими вечерами подписывали великое множество красивых рождественских и новогодних открыток, чтобы разослать их по разным адресам. И ни разу еще в их доме не звучала эта фамилия – Берглунд.
Виолетта, моментально отреагировав на вопрос, кто она такая, эта Ольга Михайловна, сразу же взвалила вину за передачу ресторана неизвестной даме на адвоката Лазарева и Таю, мол, только он мог по просьбе Таи проделать такой трюк. Тая же пошла, что называется, в отказ. Они разыграли эту сцену блестяще! Между тем в голове Миши сложилась отвратительная по своей сути картина преступления! Эти две сучки действовали заодно либо с Ивановым, либо с Лазаревым, и доказательством этому является эта пропитанная ядом предательства купчая на имя неизвестной ему Берглунд!
Возмущению его не было предела! Они просто не знали, что в ту минуту, когда он это осознал, он, по сути, умер. И уже неважно, что выкрикивал его рот, грязные слова и оскорбления, ругательства и обвинения он исторгал, как отраву… Слезы душили его, ему казалось, что сердце его сейчас разорвется на мелкие куски.
Он выбежал на улицу, где его тотчас охватил дикий холод. Перед глазами за пеленой мокрого снега замелькали сцены из его прежней, благополучной жизни: сидящие за столиками в полумраке ресторана посетители; его уютный кабинет с мебелью красного дерева и письменным столом, на котором ровными пачками разложены деньги; стоящая на сцене в красном бархатном платье Таисия, с нежной улыбкой кланяющаяся гостям и принимающая от них букеты цветов…
Неужели она была несчастлива тогда и за его спиной начала плести интриги, вступать в сговор с Ивановым, чтобы в один прекрасный день уничтожить его, Мишу Зелькина, убив его родителей и разорив его? Неужели такие люди действительно существуют?
Побродив недолго по Денежному переулку и промерзнув до костей, Миша вдруг почувствовал, как проясняются его мысли, словно их ход был непосредственно связан с морозом и ветром. И все то чудовищное, страшное, что ему пришлось прочувствовать и пережить только что, находясь в квартире и просматривая документы, отступило куда-то в тьму, и одна ясная, как солнечный луч, мысль озарила его воспаленное воображение, превратив острые углы обиды и разочарования в стройный геометрический рисунок надежды. Таисия. Она не могла так поступить. Виолетта – тоже. Почему ему, ослепленному обидой и непониманием происходящего, не пришла в голову мысль, что и они, быть может, впервые видят эту ненавистную фамилию Берглунд! И что те убийства, что произошли в ресторане, не имеют к Виолетте никакого отношения? Ну не похожа она на девочку, с легкостью стреляющую в живых людей. Поговорить-то о том, что мы собираемся кого-то там убить, это одно, а вот реально застрелить даже и врага – это сложно. Лазарев – вот кто все подстроил. По словам Таисии, он опытный адвокат, а это подразумевает большое количество дел, знакомств, связей, причем связей, возможно, и в криминальных кругах. Иначе разве согласился бы он быть вовлеченным в этот явно преступный заговор против Иванова? Ну и что, что он знакомый Таисии? Между прочим, он являлся и постоянным клиентом Мишиного ресторана! Как же так могло случиться, что Миша на какой-то момент просто сошел с ума?! Потерял рассудок, повел себя как настоящий идиот, устроив истерику, скандал, наговорив такого, о чем сейчас даже и вспомнить стыдно? И откуда только в его лексиконе взялись эти отвратительные слова и выражения? Он словно не говорил, а плевался словами, как серной кислотой, прожигая все вокруг своей ненавистью и злостью!
И что же ему теперь делать? Куда идти? С кем быть? Ведь у него после смерти родителей ближе Таисии никого и не было. Вот сейчас он подхватит воспаление легких и умрет, и его подберут, как бродягу, поместят в больницу, уложат где-нибудь в коридоре и оставят умирать… И он умрет. Словно и не было никакого Миши Зелькина. И всей его семьи. У него и детей-то нет, поэтому и род не будет продолжен. Тоска…
Он вернулся в дом, поднялся по лестнице и присел на корточки рядом с дверью, за которой было тепло и наверняка плакала Тая. Можно себе представить, что она теперь о нем думает. Что он все то время, что они были знакомы, играл роль спокойного, интеллигентного и крайне вежливого человека, а попав в сложную ситуацию, повел себя, как настоящая истеричка, вывалив ей на голову целое ведро гадостей и обвинений. И как это произошло, он и сам не мог понять. Просто помутнение какое-то.
Он не знал, сколько прошло времени, сколько его тело провело в такой неудобной позе, ноги затекли, голова раскалывалась, а в душе было так мерзко, что хотелось выть, как вдруг он услышал тихий металлический лязг. Потом едва различимое позвякивание цепочкой, и дверь отворилась.
– Ты здесь? – услышал он голос Таи, хотел встать, но не получилось.
Она вышла на лестницу в наброшенной на плечи куртке, опустилась перед ним, заглянула ему в лицо.
– Ты как? Живой?
Голос ее звучал нежно, и Миша почувствовал, как по щекам его потекли горячие слезы.
– Тая, ты прости меня… Не знаю, что со мной… Совсем нервы ни к черту…
– Поднимайся, обопрись на меня… Господи, хоть бы ты не простыл…
В передней было темно, Тая привела его на кухню, где горела лампа.
– На, пей, это чай с коньяком.
– Ты что, знала, что я тут, рядом?
– Я наблюдала за тобой из окна, и когда ты завернул за угол, поняла, что ты войдешь в подъезд. Если бы там был кодовый замок, я сама пошла бы за тобой.
– И ты не сердишься на меня?
– Сержусь, конечно, но и понимаю тебя. Давай уже договоримся не причинять друг другу боль. Ты же понимаешь, что я не имею никакого отношения к этой еврейке. Я понятия не имею, кто она такая.
– Да бог с ней, с еврейкой, с рестораном… Если Иванова нет в живых и я уже никому как бы не интересен, мы можем просто поехать ко мне и жить, как обыкновенные люди. Найдем работу, у меня остались кое-какие связи… Да мы можем прямо сейчас отправиться ко мне.
– Сначала ты примешь ванну, ты же весь продрог!
– Скажи, ты на самом деле не сердишься на меня? Таечка… – он обнял ее, прижался к ней и вдруг ощутил себя необыкновенно счастливым и свободным. – Да черт с ним, с рестораном, перевернем эту страницу и будем жить дальше…
– Да, конечно, жизнь не закончилась, но выяснить, кто такая эта Ольга Михайловна, мы все-таки должны. И мы узнаем, вот увидишь. Но у нас еще одна проблема – у Виолетты пропали деньги. Большая сумма.
– Пропали? Когда? Я еще недавно их видел, сумку, полную евро!
Тая покачала головой:
– Вот так да… Ладно, раз уж ты все знаешь… Короче, тот, кто украл, оставил лишь относительно небольшую часть на дне сумки… Мы с Виолеттой голову сломали, кто бы это мог быть. Вроде бы все свои…
– На меня, наверное, думали…
Тая улыбнулась:
– Нет, вот лично я никогда на тебя не думала… Скажи, Миша, у тебя нет такого ощущения, будто мы все несемся куда-то с огромной скоростью и никак не можем остановиться…
– Главное, чтобы ты была рядом, – сказал он, еще теснее прижимаясь к ней. – Я люблю тебя, Таечка. И с тобой мне ничего не страшно.
21. Виолетта
В ту ночь я долго не могла уснуть, мы с Таей пили кофе, разговаривали, плакали, снова разговаривали, пока под утро не почувствовали, что силы закончились, и мы разбрелись по своим постелям.
Надо ли говорить, насколько велико было мое потрясение, когда, проснувшись, я обнаружила в своей комнате Лену!
Она сидела в изголовье моей кровати и смотрела на меня. У нее был вид совершенно счастливого человека.
– Головка бо-бо? – спросила я ее, постукивая указательным пальцем по своему виску. Таня же вчера ясно сказала, что Лена перебрала с алкоголем.
– Ну да… так, немного…
– А ты чего счастливая такая?
– Ну, во-первых, я пришла сказать, что никаких денег твоих я не брала! Клянусь своими детьми. Во-вторых, дети со мной, и мы все живы-здоровы – это ли не счастье! В-третьих, со мной Таня, что придает мне силы. В-четвертых, я бы хотела, чтобы ты тоже дала мне какое-нибудь задание. Я же вижу, что вы все чем-то занимаетесь, хотите вернуть себе ресторан или что там еще… Словом, пока мои детки с Таней, я свободна и могу сделать что-нибудь полезное для общества.
