Наталья Борохова - Адвокат – невидимка
– Да, ваша честь! – подскочила она с места, чувствуя, что предательский румянец уже полыхает на щеках.
– Тогда не заставляйте нас ждать, – пробурчал председательствующий, жалея, по всей видимости, что судейский этикет не позволяет ему произнести суровую отповедь защитнику в присутствии присяжных.
Елизавета храбро взглянула в лица присяжных и… отвела взгляд!
– Ваша честь! Позвольте мне выступить со вступительным словом, – услышала она голос Лещинского. – Я выражу позицию защиты, согласованную с адвокатом.
Елизавета растерянно посмотрела на судью, дожидаясь его решения. Тот не замедлил выразить свое мнение.
– Вам, как профессионалу, – судья едва не добавил прилагательное «бывшему», «бывшему профессионалу», но вовремя опомнился, – должна быть хорошо известна процедура судебного разбирательства. Закон говорит о выступлениях обвинителя и защитника. Вы по рассматриваемому делу являетесь подсудимым. Стало быть, слушать мы будем адвоката Дубровскую.
– Но позвольте, я могу защитить свои интересы лучше, чем это сделает за меня адвокат Дубровская, – возразил Лещинский.
Елизавета чувствовала себя, как на лобном месте. Она не знала, стоять ей или садиться, возражать Лещинскому или поддакивать ему. Заявить: «Да-да! Выслушайте, пожалуйста, подсудимого. Он лучше знает, что говорить» – она не могла. Это звучало бы глупо, даже при условии того, что Лещинский говорил чистую правду.
– Вы не доверяете адвокату? – спросил судья, приподняв брови.
– Нет, я доверяю защитнику, – заявил Лещинский. – Но все же будет лучше, если вступительное слово произнесу я. У меня больше опыта.
– Вы могли выбрать любого опытного защитника, но воспользовались услугами адвоката по назначению, – не скрывая издевки, с иронией заметил судья. – Стало быть, на этом и порешим. Если кандидатура адвоката Дубровской вас устраивает, то мы будем основываться на положениях закона… Слышите? На положениях закона, а не на моем собственном мнении. Итак, мы слушаем адвоката Дубровскую.
– Тогда позвольте попросить вас объявить небольшой перерыв, – с напором в голосе произнес Лещинский. – Мы согласуем линию защиты. Это, кстати, мое право.
– Этим правом вы могли воспользоваться и раньше, – недовольно заметил судья, но, нащупав рукой молоточек, все же стукнул им по столу: – Перерыв. Пятнадцать минут.
Прошло уже пять минут из обещанных судьей пятнадцати, но Лещинский что-то писал на бумаге, не обращая внимания на стоявшую перед ним Дубровскую. Она чувствовала себя тряпичной куклой с пустой раскрашенной головой, в которую актеры-кукловоды суют палец, а потом кивают, вызывая смех у публики. Лещинский выставил ее в дурном свете, но она попыталась не думать о своем стыде, а сосредоточиться на открытии, которое сделала недавно, слушая вступительное слово прокурора Немирова.
– Владимир Иванович! Мне нужно сказать вам нечто очень важное, – решилась она. – Это в корне меняет дело.
– После, – обронил он, не поднимая головы. – Вы что, не видите, чем я занимаюсь? Черт возьми, я пишу вам речь!
– Я вполне могу произнести эту речь без вашей указки, – решилась она. – Я готовилась прошлой ночью.
– Не знаю, что вы там готовили, – заметил он небрежно. – Но произнести вам придется вот это!
Он сунул ей в руки лист, исписанный знакомым Елизавете почерком с размашистой подписью «В. Л.» в самом конце.
– У вас есть еще пять минут, чтобы заучить и постараться произнести это без запинки. Идите же!
Тон Лещинского был возмутителен, и в обычной ситуации Елизавета непременно поставила бы ему это на вид, но время и в самом деле поджимало. Спорить о правилах делового общения, равно как рассуждать о новой версии произошедших в его доме событий, было бессмысленно. Дубровская взяла лист и, четко развернувшись на ненавистных ей квадратных каблуках, устремилась к своему месту.
– Уважаемые присяжные! – начала она, чувствуя, что голос эхом разносится по рядам, улетая куда-то вверх, под своды зала. – В том, что предлагает обвинение, нет ни доли здравого смысла. Мой клиент, известный и достойный человек, обвиняется в преступлении, которого не совершал. Уважаемый коллега озвучил нам мотив предполагаемого убийства, который у любого здравомыслящего человека вызовет недоверие или даже смех. – Лиза бросила быстрый взгляд на присяжных. Никто не смеялся. Она поспешно отвела глаза и нашла в себе силы продолжить. – Подсудимый якобы изнасиловал свою жертву, а потом убил. Задайте себе вопрос: зачем ему это было нужно? Ведь девушка пришла к нему сама и разделась донага, укладываясь в его постель. Защита докажет вам, что преступление было совершено другим человеком… – Тут Лиза запнулась, хотя на бумаге четко было написано: «…совершенное Александром Лежневым», но она так и не смогла заставить себя произнести это имя. – … совершенное другим человеком, желающим отомстить известному адвокату. Этот человек сфабриковал ложные доказательства, подстроил дело так, что у вас во время рассмотрения нашего дела может появиться иллюзия виновности подсудимого. Не дайте себя обмануть, доверьтесь своему сердцу и здравому смыслу. Вы вынесете верное решение, я в этом не сомневаюсь.
Глава 21
– Вы можете мне объяснить, что с вами произошло? – кричал Лещинский, сотрясая кулаками воздух. – Я же вам написал шпаргалку. Дайте мне ее сюда.
Лиза сунула ему скомканную бумажку.
– Могли бы обращаться аккуратнее с ней, – проворчал он, разглаживая листок на скамье. – Ну, вот! Что я говорил? «Преступление, совершенное Александром Лежневым»! Вы видите, да? Какого черта вы говорили про какого-то «другого человека»? Для присяжных не существует абстрактных людей. Если я буду говорить, что убийство совершил кто-то по фамилии «Не знаю кто», то они отнесутся ко мне, как к обычному преступнику, желающему уйти от ответственности.
– Я это понимаю, – спокойно сказала Лиза.
Лещинский всплеснул руками.
– Уж лучше бы вы этого не понимали! Значит, вы не произнесли это имя сознательно?
– В каком-то смысле, да, – сказала она, понимая, что доводит Лещинского сейчас до состояния кипения. – Но я не могла иначе.
– Почему не могли?
Лиза набрала в грудь больше воздуха.
– Потому что я знаю, что Лежнев не убивал Марину. У него есть алиби. Кстати, об этом знаете и вы.
– Да плевать я хотел на его алиби! – взвился адвокат, получив новую порцию раздражения. – Я защищаю свои интересы и волен поступать так, как посчитаю нужным.
– Но нельзя защищаться, перекладывая вину на заведомо невиновного человека. Это преступно! – воскликнула Лиза.
– А тут вы неправы! Закон мне это позволяет! – повысил голос Лещинский. – Я не несу ответственности за заведомо ложный донос. Вы, кстати, тоже, если будете поддерживать мою позицию.
– Но, помимо закона, есть еще совесть, – сказала вдруг Елизавета. Его голос звучал сейчас тихо, без прежнего надрыва. – Есть что-то высшее, что стоит над законом и над нами. Обвиняя невиновного, мы сами совершаем преступление. Пусть не по закону, но по совести.
Ее слова подействовали на Лещинского, как струя холодного воздуха. Он апатично кивнул.
– Согласен. Только вы забыли, что меня тоже кто-то, в свою очередь, подставил. Так что оставьте красивые слова при себе. Вы еще хотите быть моим адвокатом?
Дубровская кивнула, хотя не была в этом уже столь непоколебимо уверена.
– Тогда следуйте за мной, и больше никакой самодеятельности. Кстати, вы что-то порывались сказать мне во время перерыва. Надеюсь, это не потеряло свою актуальность? – вдруг вспомнил Лещинский.
Лиза покачала головой.
– Нет. Но я, кажется, догадываюсь, кто стоит за всем этим, – торжественно произнесла она, предчувствуя и ожидая лавину вопросов, которую обрушит на нее известный адвокат.
– Да? – проговорил он недоверчиво. – Ну и кто это?
– Кренин, – сказала Лиза, пристально глядя Лещинскому в глаза.
Вместо вздоха удивления он вдруг расхохотался.
– Не несите вздор! Кренин тут ни при чем.
Лиза была обескуражена и даже слегка обижена. Корона на голове Лещинского не позволяла ему видеть дальше собственного носа. Но его можно было понять. Он же ничего не знал о том разговоре, который состоялся поздно ночью в их гостиной.
– Вы не знаете главного, – сказала она, стараясь высоко держать голову. – Вчера ваш бывший подопечный едва не задушил мою родственницу. Это не шутка, а реальное дело, которое, надеюсь, уже находится у следователя.
Тут Елизавета немного приврала, но без этой маленькой лжи эффект был бы смазан. Не стоило же ей говорить про шубу и курорты, которыми грезила Клара.
– Эта ваша родственница… э-э… она все-таки осталась жива? – спросил Лещинский. Теперь в его голосе явно слышалось волнение. Судьба Кренина, так или иначе, заботила его.
