Дарья Калинина - Циклоп в корсете
– У Милы был открытый характер?
– Очень, она просто обожала все и про всех рассказывать, и про себя, конечно, в первую очередь.
– Как-то одно с другим не вяжется, она была болтушкой, а вот про то, кто ей достает наркотики, ни гугу, держала рот на замке, – не удержался майор.
– Сам удивляюсь, – пожал плечами Леша. – Но может быть, у нее были на это свои причины.
– Значит, вы про него ничего не знаете?
– Кое-что знаю, – признался Леша. – Только это мне не Мила рассказала. Уроков в тот день было мало, я решил проследить за Милой. Все же меня мучило любопытство, где она берет травку. Она села на метро, доехала до станции «Приморская», а потом села на автобус.
– Какой?
– Я уже и не помню, да я и не смотрел на номер. Я поймал такси и поехал за этим автобусом. Мила проехала всего три остановки и вышла. Тот дом стоял почти на заливе. Я еще подумал, как тут должно быть неуютно, когда с залива дует ветер. Тогда ведь про стеклопакеты еще никто ничего не знал. Так вот, Мила вошла в парадное, а я остался ждать ее перед домом. Ждал я около двух часов, потом мне надоело, и я пошел по квартирам, пытаясь выяснить, в какую зашла Мила. Но мне не повезло, никто не видел девушку, похожую на Милу. И пришлось мне уехать, так ничего толком и не разузнав.
– А после школы вы с Милой больше не виделись?
– Ну какое-то время еще сталкивались и перезванивались. Но потом я от наркотиков отошел, а она, наоборот, втянулась. Так что говорить нам с ней стало не о чем. А потом она вышла замуж, так что всякое общение я прекратил.
– А вы не знаете, кто бы мог посылать угрожающие записке Миле? – спросил майор наугад. – Они появились сразу же после знакомства с ее будущим мужем. Никто на ум не приходит?
– Нет, – покачал головой Леша. – Разве что этот ее таинственный благодетель, который снабжал ее травкой, или Вольдемар. Хотя, подождите, по-моему, тот уже к тому времени уехал из страны. А вы не пробовали спросить у Наташки? Все-таки она единственная, кто продолжал общаться с Милой и после школы.
Вернувшись домой, майор немедленно позвонил своим работникам, вместе с которыми проводил обыск в квартире Федорчука.
– Быстренько припомните, не находили ли вы во время обыска каких-нибудь записок угрожающего характера? – с ходу спросил майор.
– Была одна бумажка, – неожиданно вспомнил опер Волков. – Она была свернута в несколько раз и засунута под ножку шкафа. Я еще подумал, что там спрятаны наркотики или еще что-нибудь противозаконное, и достал ее. Но бумажка была пустая, вернее, с каким-то текстом, а шкаф тут же начал качаться. Но раз уж я развернул бумажку, то прочитал ее. Точно, угрожающая записка. Там было написано: «Берегись, я тебя все-таки достану».
– А подпись?
– Без подписи. Отпечатано на машинке.
– На машинке, – повторил майор.
У него что-то смутно шевельнулось при этих словах в голове. Шевельнулось и пропало. А жена поставила перед ним тарелку с вкусно пахнущим украинским борщом, и думать о делах стало совершенно невозможно.
– Из-за твоей стряпни до сих пор в майорах хожу, – попенял ей майор, приканчивая тарелку и протягивая ее за добавкой.
– Ешь, обжора, – усмехнулась жена. – Все с рынка, без нитратов.
– А деньги откуда? На рынке цены кусаются.
– Они сейчас везде кусаются, а на рынке хоть видишь, за что платишь, – отрезала жена. – Ты ешь давай, не бурчи. Другой бы радовался, что жена на свои денежки не кофточек накупила, а ему вкусненького, а этот, видишь ли, возмущается.
– Не возмущаюсь я, – сказал довольный майор, следя, как жена накладывает ему на тарелку второе – огромный кусок свинины и шипящую от жира картошку, посыпанную мелко порезанным укропчиком. – Просто хочу узнать, откуда у тебя деньги взялись, да еще свои. Моя зарплата ведь только через неделю, а твоя днем позже. Обычно у нас к этому времени надо было потуже затягивать ремень.
– А я халтуру нашла, – весело сказала жена. – Один старичок решил свои мемуары опубликовать, а в издательстве потребовали представить материал на дискете. Вот он и откликнулся на мое объявление. А мне что, я как раньше на машинке печатала, так теперь могу и на компьютере. Клавиатура ведь одна и та же. Только еще несколько лишних кнопочек добавилось. Но это ерунда. Главное, что я слепым методом печати в нашем школьном УПК овладела. Все девчонки пошли на продавщиц учиться, а я одна на машинистку. Вот и имею хорошую профессию.
Жена говорила еще что-то, неутомимо двигаясь от плиты к мойке, но майор ее уже не слушал. Он застыл над начинающей остывать картошкой с мясом, потому что наконец вспомнил, что не давало ему покоя с того момента, как он узнал, что записка была отпечатана на машинке. Дома у Наташи он видел старенькую «Ятрань», стоящую как-то в просвете между швейной машинкой и письменным столом.
Как ни абсурдна была эта версия, но майор не мог ее не проверить. Торопливо проглотив то, что лежало у него на тарелке, он горячо расцеловал жену, которая приписала прилив нежности мужа своему угощению. Но того уже не было рядом, чему жена очень удивилась: сытый мужик – и вдруг куда-то исчез. Она пожала плечами, а тем временем майор мчался к Наташе, чтобы проверить свою догадку на деле.
– Опять вы! – с досадой сказала Наташа, увидев на пороге майора. – Очень некстати. У меня гости.
– Сегодня что-то у всех гости, – заметил майор. – Похоже, смерть Милы на всех повлияла лучшим образом. Я рад, знаете ли, обычно приходится долго утешать родственников и знакомых убитых. А тут, куда ни зайдешь, везде праздник.
– На что вы намекаете? – угрюмо спросила Наташа.
– Да вот, мне тут Ирина Юрьевна позвонила и сообщила, что ее дочь регулярно получала записки угрожающего содержания.
– Тоже мне новость! – расхохоталась Наташа. – Седая и с бородой. Ей уже лет десять с хвостиком.
– Стало быть, вы тоже знали?
– Знала, ну и что? Это ведь давно было, а Милу убили только сейчас. А в последние годы записок больше не было.
– Не возражаете, если я воспользуюсь вашей машинкой? – спросил у нее майор, доставая из кармана записку, за которой уже успел смотаться в управление. – Хочу сверить шрифты.
– Сверяйте, бога ради, – согласилась Наташа.
По тому, как легко она согласилась на проверку, майор понял, что он попал пальцем в небо. Все-таки он включил машинку в сеть и отстучал несколько слов, но даже при плохом освещении было видно, что шрифт не тот. Но стрекот машинки привлек внимание гостей.
Из комнаты выползли три особы неопределенного возраста с давно не мытыми и не чесанными волосами, которые с любопытством уставились на майора. Их легко можно было принять за сестер – все трое в одинаковых мешковатых свитерах и свободных юбках, полностью скрывающих фигуры. И на всех троих были похожие украшения из мельхиора и поделочных камней, явно из «Лавки художника», куда они были вхожи по профессиональной принадлежности.
– Ну и старье, – протянула одна из художниц. – А ведь лет десять назад эта машинка считалась суперпрестижной. А на ту «Украину», на которой ты тогда печатала, мы смотрели с таким же презрением, как сейчас на «Ятрань»!
Майор пропустил бы слова тетки мимо ушей, если бы внезапно не обратил внимания на яркий румянец, заливший щеки Наташи.
– А где эта «Украина»? – с нажимом спросил он.
Не дождавшись ответа от хозяйки, он посмотрел на подружек. Не разжимая губ, одна из них ткнула пальцем куда-то под стол. Майор нагнулся и увидел, что там пылится совсем уж древняя машинка.
– Она не работает, – поспешно сказала Наташа, видя, что майор нагнулся, чтобы вытащить ее из пыли.
Майор стукнул пару раз по тугим клавишам, но они не желали повиноваться. «Сестры» прыснули со смеху.
– Это вам не компьютер, тут надо изо всех сил давить, – снизошла одна из них до объяснения. – Машинка ведь механическая, чем сильней вы ударите, тем лучше будет отпечаток.
Но увы, как бы сильно ни бил по клавишам майор, на чистом листе бумаги, который дала одна из дам, ничего не отпечатывалось.
– Лента высохла, – сказала Наташа с явным облегчением. – А другой у меня нет. И купить их негде, больше не производят. Зачем, если все за компьютеры сели?
– Можно протереть ее спиртом, – предложила наиболее инициативная из художниц.
И прежде чем Наташа успела ее остановить, умчалась в комнату, откуда появилась с бутылкой армянского пятизвездочного коньяка.
– За неимением спирта сойдет и это, – счастливо улыбаясь, сказала она, не обращая внимания на ненавидящий взгляд Наташи.
Ленту быстро протерли, и майор начал печатать заново. На этот раз дело пошло лучше. На бумагу ровно ложились буковки, и скоро стало ясно, что прописное «Е» на машинке имеет такую же щербинку, что и та же буква в угрожающей записке. А точка везде стояла слишком вплотную к предыдущему слову, практически сливаясь с ним. И самое главное – заглавная буква «Б» имела обломанную шляпку.
