Алексей Макеев - Московский инквизитор (сборник)

— Пусть цыганки гадают, а я тебе и так скажу, — уверенно произнес Лев. — У Иванова были обширные связи среди уголовников. А с кем мог общаться рецидивист Воробьев? Только с подобными себе, так что у Иванова наверняка был свой человек в его окружении и, узнав о причине смерти Воробьева, ему не нужно было гадать, откуда вдруг взялась банка маринованных грибов.

— Так вот почему, узнав об этом, Иванов на Егорова в голос орал, что тот превратился в патологического садиста, а Егоров ему на это ответил, что раз они получают доходы поровну, то и ответственность у них равная.

— И что ему на это ответил Иванов? — с интересом спросил Лев.

— Не стал возражать и согласился, что равная. А потом Егоров узнал, что бывший мэр Кабанов раскрыл его делишки, и стал советоваться с Ивановым, как бы ему выкрутиться. И тот порекомендовал обратиться к Григорьеву, чтобы тот помог ему прикрыть это дело, причем звонил Егоров в присутствии Иванова, так что хоть часть разговора, но есть. И судя по тому, что Егоров, записывая не только фамилии тех, к кому ему нужно было зайти, но также и суммы, которые нужно было иметь при себе, произносил все это вслух, глупость его границ не имеет. Потом Егоров жаловался Иванову на то, что все и всем раздал, но информация уже ушла наверх и прикрыть дело будет невозможно, но его обещали так заволокитить, что концов никто не найдет. Егоров также сказал, что его предупредили о вероятной прослушке его телефонов и попросили дать номер для связи, вот он номер Иванова и дал.

— Но должна быть запись и последнего разговора, где они обсуждали подготовку провокации против меня, — чувствуя, что глаза уже совсем слипаются, пробормотал Гуров.

— А она, наверное, среди тех записей, что у вас остались — не в кафе же разговор происходил. Завтра найдем и послушаем, — пообещал Степан и тут увидел, что Гуров уже спит. — Спокойной ночи, Лев Иванович, и сладких снов, — усмехнулся он.

Суббота и воскресенье

Гуров проснулся бодрым, свежим и готовым к новым свершениям. О вчерашнем сердечном приступе не осталось даже воспоминаний, и настроение у Льва было чудесным. Он прошел в туалет и услышал за спиной голос Степана:

— Завтрак скоро будет.

Попытка Гурова сделать хотя бы скромную разминку была решительно пресечена на корню:

— Лев Иванович! Без фанатизма! Ложитесь и ждите завтрака!

— Я себя нормально чувствую, — возмутился полковник.

— Вот вернетесь домой и делайте там что хотите, а здесь я за вас отвечаю, — отрезал Савельев.

Лев услышал это вроде бы родное и теплое слово «дом», и настроение у него испортилось: он тут же вспомнил, какой там кавардак, который еще разгребать и разгребать, а потом… Там же, когда все успокоится, появится Мария, а вот видеть жену после всего, что он из-за нее, точнее, из-за ее глупости, самонадеянности и амбиций вынес, у него не было ни малейшего желания. Он сел на диван, покопался в коробке и нашел в ней запись, сделанную в прошлую пятницу, — по идее, это должно быть то, что он хотел услышать. И это действительно оказался разговор Иванова и Егорова, произошедший в кабинете загородного дома последнего. Беседа была недолгой, но, прослушав ее, Лев невольно восхитился: как же ловко и плавно Иванов подвел Егорова к разговору о колье, и ведь ни разу не прокололся, не надавил, не форсировал события. Нет, все прошло как по маслу. «Эх! — подумал Гуров. — Такую бы голову и энергию, да в мирных целях! Цены бы ему не было! — но тут же остановил себя. — А прижился бы Иванов-Шеловской там, наверху? С его-то характером лидера и нежеланием прогибаться? Нет! Такого туда просто не пустили бы! Его отсеяли бы еще на самых подступах к вершинам власти». Если раньше Гуров был зол на Георгия, то сейчас злость прошла, и появилось даже невольное восхищением тем, как упорно на протяжении многих лет Георгий шел к своей цели. И ведь добился своего! Нашел колье, вернул в семью фамильную реликвию. Его размышления прервал появившийся с тарелками Степан.

— Да что я, больной, что ли? — возмутился Лев. — Мог бы и сам на кухню пойти и поесть!

— Разговорчики в строю! — прикрикнул парень. — Потом и без меня делайте что хотите, а мне за вас, если что, тесть голову оторвет!

— Не оторвет! — успокоил Савельева Гуров. — Не захочет внуков осиротить!

— Тем и утешаюсь, — притворно вздохнул парень. — Ну-с! Для начала те таблеточки, что вам перед едой положено пить, — и он протянул Гурову чашку с водой и блюдце, на котором лежало штук пять таблеток.

— Ты надо мной издеваешься, что ли? — увидев лекарство, возмутился Лев. — Я себя прекрасно чувствую! Не нужны мне ваши таблетки. Не буду я их пить!

— Лев Иванович! Я вас сам бить не буду, но сейчас вызову парня, что по соседству находится, и выпьете вы у нас эти таблетки, как миленький! Звать? — совершенно серьезно спросил Степан.

— Ну я тебе это припомню! — пригрозил Гуров и выпил все до единой, а потом, когда они стали есть, не выдержал и сказал: — Ну послушал я последнюю запись и должен тебе сказать, что слукавила дамочка. Огребла она от мужа звонкую оплеуху за то, что не вовремя в кабинет вломилась, да и высказался он по полной программе. Хотя, впрочем, сам послушаешь и все поймешь. Но Иванов, я тебе скажу, настоящий мужик! И ум, и характер — все при нем. Истинный князь!

— Ну, я и других мужчин знаю, у которых и без благородных предков и с умом, и с характером все в порядке, — заметил Степан. — Тесть мой, например, Орлов…

— А у меня, значит, чего-то не хватает? — язвительно спросил Лев.

— С каких пор вы полюбили грубую лесть да еще в глаза? — сделал вид, что удивился, Степан. — Нужно будет Крячко предупредить, чтобы случаем воспользовался — вдруг у него от этого жизнь легче станет?

— Два сапога пара, — только и мог заметить на это Гуров. — Никакого спасу от вас нет.

Потом он сидел и слушал записи, а парень маялся от безделья в кресле, но вот, когда пришла пора смотреть видео, Степан быстренько присоседился к нему. Гуров кого-то узнавал, кого-то нет, а вот парень, как оказалось, знал всех и называл по именам и должностям, периодически отпуская сквозь зубы такие комментарии, что Лев не выдержал и сказал:

— Степа! Ну не у пивного же мы ларька! Держи себя в руках!

— Так ведь сил же нет! — гневно воскликнул тот.

— Одолжить? — невинного поинтересовался Гуров.

Степана это несколько отрезвило, и он больше не ругался, но периодически стонал и скрипел зубами. Так с перерывом на обед с неизменными таблетками до и после еды они просидели до вечера, а потом Лев сказал:

— А теперь меня нет дома. Не трогать меня ни под каким предлогом.

— Все ясно, Гуров думать будет, — сказал Степан, но на кухню не ушел, а, достав какую-то книгу, начал читать.

Лев же сидел и мысленно выстраивал схему взаимоотношений тех людей, о которых он узнал из видео- и аудиозаписей. Конечно, он понимал, что исчерпывающей картины представить не сможет, но он должен был выжать из этой информации максимум того, что она могла дать. Он сидел, вставал, ходил по комнате настолько погруженный в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Ему мало было перечислить факты, каждый из них он должен был подкрепить соответствующим доказательством, для чего нужно было держать в памяти все то, что он узнал, а то иначе придется постоянно нырять в коробку и копаться среди дисков, чтобы не только указать его номер, дату и место записи, но и привести наиболее весомые цитаты из разговора. Продумав схему, Лев перешел к самому докладу, решая, с чего начать, в какой последовательности излагать факты, а чем закончить. Когда Степан сунулся было к нему по поводу ужина, Лев просто остановил его взмахом руки, а взгляд у него при этом был настолько отрешенный, что парень, слегка испугавшись, решил оставить его в покое. Потом Гуров в таком же задумчивом состоянии начал раскладывать диски в той последовательности, в какой они могут ему потребоваться при написании доклада, и, только закончив, вроде бы очнулся и посмотрел вокруг осмысленным взглядом.

— Четыре часа утра, сэр! — тут же встрял Степан. — Чего желаете? Очень поздний ужин или очень ранний завтрак?

Гуров посмотрел на часы — Степан не шутил. Лев прислушался к себе: есть вроде бы не хотелось, спать тоже, и он сказал:

— Приготовь мне лучше чай покрепче, а я работать сяду.

— Что предпочтете, сэр? Кремацию? Или традиционные похороны? — вроде бы шутливо спросил парень, и Гуров, выражая недовольство, поморщился — уж очень невысокого пошиба была шутка, но тут Степан взорвался: — Лев Иванович! Когда вы как лунатик по комнате рассекали, я молчал. Когда вы ужинать отказались, стерпел. Но сейчас вы у меня выпьете все таблетки и ляжете спать! Хотите сдохнуть? Ваше право! Но без меня! Вы что, еще не поняли, что вчера чуть кони не двинули?