Елена Арсеньева - Любимая девушка знахаря
– И что, никак нельзя изгнать кикимору? – уныло спросил Понтий.
«Ага, мечтаешь от меня избавиться? – ехидно подумала Алёна. – А вот фиг тебе, пока не скажешь, что я хочу знать! Но сначала я тебе еще зубы позаговариваю, голову поморочу, как ты мне поморочил... Я тебе еще припомню «Форд» Лешего в овраге! И «дылду» припомню!»
– Да ты понимаешь, вовсе нас, кикимор, выжить невозможно, потому как мы домовые духи и никуда из дому или со двора деться не можем, такая уж наша доля, – доверительно сообщила Алёна. – Даже если мы уйдем из избы и поселимся жить, к примеру, в курятнике, радости тоже мало. Всем курам перья повыщиплем!
– Ох и пакостная же у вас натура, – проворчал Понтий. – Но уж лучше в курятнике резвитесь, чем в избе. Как же вас усмирить-то можно? Неужели нет никаких средств?
– Ну почему, есть... – лукаво протянула Алёна. – Давай договоримся: ты мне скажешь, чего с теткой по подвалам ищете, а я тебе открою, как от нас избавиться.
– Договорились! – после минутного раздумья согласился Понтий. – Только, чур, ты первая говори.
– Ну уж нет, хитренький какой! – ухмыльнулась Алёна. – Я тебе скажу, а ты потом раз – и избавишься от меня одним из тех способов. Нет уж, первый колись!
– Где ты таких словечек нахваталась? Ишь, колись, главное... – изумился Понтий.
– Где-где…, – буркнула Алёна, в очередной раз дав себе страшную клятву прикусить язык. – Чай, среди людей живу, человеческим языком говорю, а от вас чего только не нахватаешься!
– Это да, – со вздохом согласился Понтий. – Великий и могучий нынче такой, что зажми нос, заткни уши и зажмурься. Так скажешь или нет?
– Ты первый говори, – непреклонно заявила Алёна, – иначе я и словечком не обмолвлюсь.
– Нет, я тебе не верю! – стоял на своем Понтий. Хотя применимо ли данное выражение к человеку, который находился в висячем положении, мы хорошенько не знаем. – Давай сыграем в числа.
– Это как? – удивилась Алёна.
– Ты вообще считать умеешь? – снисходительно спросил Понтий. – Хотя бы до двух? Как у вас, у кикимор, с арифметикой?
– Чай, не хуже других, – обиделась Алёна. – И грамоту знаем, и арифметике малость обучены. До десяти запросто сосчитаю, еще и тебя научу.
Отчего-то из глубин памяти выглянул вдруг мстительный Сильвио из обожаемого пушкинского «Выстрела» и подал ехидную реплику: «В тридцати шагах промаху в карту не дам, разумеется, из знакомых пистолетов».
Алёна с трудом удержалась, чтобы ее не процитировать. Нельзя, после такого мистифицировать Понтия ей стало бы, конечно, гораздо трудней. С другой стороны, знание русской литературной классики подтвердило бы, что кикиморы и в самом деле знакомы с грамотой. Хотя нет, какое-нибудь «Мама мыла раму» еще прокатило бы, но Пушкин... Это было бы, воля ваша, для простой кикиморы уж слишком, а потому Алёна вовремя спохватилась и повторила:
– До десяти считаю запросто.
– Отлично! – обрадовался Понтий. – Ну и чет от нечета отличишь, надо полагать?
– А то! – хвастливо произнесла Алёна. – Порою игрываем с другими домовыми в чет-нечет.
– Вот и здорово, – поощрительно сказал Понтий. – Ты что выбираешь, чет или нечет? Наверное, тебе, как всякой нечисти, нечет ближе?
– Конечно, – согласилась Алёна. – И все же не возьму я в толк, как ты гадать собираешься?
– Да все очень просто, – пояснил Понтий. – Ты называешь число, я называю число, мы их складываем, а потом смотрим, что получилось. Если сумма – число нечетное, значит, я первый тебе рассказываю, что мы ищем в твоих подземельях. А если четная – сначала ты сообщаешь мне средство избавления от кикимор. В жизни, видишь ли, всякое бывает, никогда не знаешь, что может пригодиться, вот я и хочу знать...
– Ладно, – после некоторой паузы согласилась Алёна. – Играем!
– О’кей, о’кей, – возбужденно проговорил Понтий. – Давай, говори свое число!
– Десять! – выпалила Алёна.
– Четыре, – сказал Понтий. – Получается четырнадцать, и это самый стопроцентный чет. Стало быть, дорогая кикимора, твоя очередь колоться самая наипервейшая!
Из записок Вассиана Хмурова
Может, где и рождался на белом свете более невезучий, чем я, страдалец, но я таких что-то не встречал и даже не слишком верю, что такие бывают. Единственный человек, которому я верил, посадил меня на цепь. Написал письмо жене – так его ветром сдуло, и она его прочесть не смогла. Чудом попала записка в руки племяннице, которая могла бы меня спасти, – так она не людей привела на помощь, а приперлась сюда одна и вдобавок немедля легла под моего врага. Еще бабушка, помню, говорила, что в невезушный день я уродился, оттого спорины мне ни в чем не будет, а если и удастся мне людям глаза отводить и прикидываться, то судьба рано или поздно мне это припомнит, отомстит, потому что судьбу не обманешь. Видела меня насквозь на моей памяти только теща моя, царство ей небесное, Дунина мать, Алевтина Лаврентьевна, и была б на то ее воля, она бы нипочем Дунечку за меня не отдала. Дунечка у ней любимица была! На Дашуту-то ей было рукой махнуть, и она Дашуту с охотой спровадила бы со мной под венец, да вот иначе рассудила судьба. Что и говорить, Дашута мне сначала нравилась, однако потом, когда я Дунечку узнал, мне на ее сестру и смотреть больше не хотелось. Вот и вышло, что и одну сестру я несчастной сделал, и другую обездолил. Дашута потом в город уехала, с Николаем Павловым, но навсегда обиду и на меня, и на Дуню затаила. Неудивительно, что напрасна моя надежда на Марусю, Дашину дочку, оказалась...
Как ее Тимка к себе приковал! Как обвел, как очаровал! В одну минуту! Ну что ж, парень он такой – глаз огнем горит, а Маруська в самой девичьей поре. Вот и пришелся ей Тимка впору, на мою беду.
Ох, как вспомню, как я обрадовался, когда она появилась... А теперь вижу в ней врага и точно знаю, что тайну мою ей не открою. Я ведь мешочек Максима с золотом почти сразу нашел. Софрон рассказывал, что, умирая, Максим в сердцах достал пригоршню золота и швырнул куда попало. А потом и мешочек отшвырнул. Софрон тогда, осознав содеянное, обо всем думать забыл и бежал со всех ног, утратив память о случившемся. Еще удивительно, что спустя много лет он все же ухитрился вспомнить, что случилось, да где, да как туда попасть. Много народу ту старую байку слышало, однако не верили в нее. И я не верил. Только Тимка, один Тимка оказался всех доверчивей – и всех упрямей со своей верой в варнацкий клад. Да... если бы не посадил он меня на цепь, то уже и разбогател бы – я б ему по-честному все отдал. А может, и нет. Ведь приковал он меня потому, что не верил мне, боялся: стану найденное золото утаивать. Или и в самом деле что-то знал про мешок Максима...
Словом, так или иначе, а попался я как кур в ощип. Сколько раз пробовал цепку разломать, бил по ней заступом – ну никак! Где он только такую крепкую нашел... Главное дело ведь, не больно-то постучишь по ней. Земля мягкая, цепь в нее уходит, в одну и ту же клепку раз попадешь, раз нет, а еще стеречься приходится, чтобы Тимка не увидел, чем я занимаюсь... Нет, нет, погибну я здесь, погибну! Он меня живым не выпустит, как только узнает, что я мешок нашел.
Ах, если бы Маруська была на моей стороне! Если бы помогла мне!
А может, она еще и будет на моей стороне? Тимка пока что не более чем отменный жеребец, а в карманах у него пусто. Долго ли ей нужно будет только на грязных нарах с ним барахтаться? Если она в свою мать уродилась, то девка должна быть сообразительная, хозяйственная и решительная. Крестьянская кровь свое возьмет. Маруся должна понимать, что, если разживется хорошими деньгами, какого хочешь человека себе найдет, покрепче Тимки, понадежней. Ее нужно проверить, вот что! Нужно ее испытать хорошим искушением. И я, кажется, знаю, как это сделать достаточно безопасно...
* * *– Вот блин! – охнула Алёна, которая только сейчас поняла, что ее обвели вокруг пальца наипростейшим способом. Ну просто как девочку! Игра ведь имеет смысл только в том случае, если числа не называют, а оба игрока разом выбрасывают пальцы, а потом подсчитывают, какое число вышло. Сейчас же Понтий заведомо оказался в выигрышном положении. Услышал «десять» и назвал любое число, с которым сумма вышла бы четной. Нет, ну в самом деле, как тут не воскликнуть – блин!
– Какой у нынешних кикимор интересный словарный запас, – самым невинным голосом пробормотал Понтий. – И все же ты проиграла, дорогая сила нечистая. Деньги на бочку... в смысле выкладывай свои секреты!
Конечно, наша героиня была еще та лиса прелукавая, и, сказать по правде, нарушенным ею клятвам и обещаниям просто-таки несть числа... Но порою страсть к порядочности вдруг пронзала ее до самых печенок и властно подчиняла себе. Причем, как правило, в совершенно неподходящие минуты. То же самое случилось сейчас, и Алёна, глубоко вздохнув, начала:
– Ежели наша сестра-кикимора в курятнике начнет озоровать, следует повесить там «куриного бога». Еще можно...
