Инна Балтийская - Призрак с горы Мертвецов
— Ларочка, ты о чем?
— Ты не Валерий Панкратов. — мне казалось, что я рублю топором все, что могло быть хорошего в моей жизни. — Ты один из тех девяти, кто пошел на гору и не вернулся. Мне следовало понять это раньше, еще тогда, когда тут корчился в муках беспамятства бедняжка Юрик. Тебя не было в родном городе много лет, ты изменился, но Тамара Чудинова все равно тебя узнала, и ты убил ее. А потом убил и ее мужа. Задушил моим пояском. За что, бедняга ведь так тебя и не вспомнил?
— Он почти вспомнил. — невесело усмехнулся мой собеседник. — Ему мешал страх. Я видел, как он на меня смотрит… да он уже вспоминал, только никак не мог поверить сам себе. Это было делом нескольких дней… в крайнем случае — недель. Я не мог так рисковать.
— Ты сам говорил, что срок давности давно миновал, чего тебе было бояться?
— Ничего не бояться мог Димка Щеглов, если бы остался жив. Даже если б он убил всю группу, его уже нельзя было бы судить за давностью лет. Но старший следователь по особо важным делам Валерий Панкратов не мог допустить разоблачения. Так что ты мне очень помогла, Ларочка. Я не мог сам договориться с ним о рандеву, посидеть в кафе на глазах у изумленной публики, а потом отвести в ближайшие кусты и убить. И никак не мог придумать ничего подходящего, а время поджимало, он мог меня узнать в любой момент. А ты заманила его сюда, в лес, да еще и обеспечила мне алиби.
— Ты вовсе не сидел тогда в машине, верно? Ты ждал его в кустах по дороге к эстраде? А потом, после убийства, позвонил мне оттуда, и велел никуда не ходить самой, а ждать тебя за кафе — чтобы я не поняла, откуда ты пришел? Как же я не догадалась!
— Как ты могла о таком подумать. — он криво усмехнулся. — Ты мне доверяла, я это ценю. И дала все нужные показания. А кстати… как ты догадалась?
— Никто, кроме тебя, не мог взять пояс от моего платья. То есть мог еще Игорь, на него я и думала вначале. Если бы он оказался маньяком, я продолжала бы так думать и дальше. Но… ему незачем было брать пояс, а Николай его взять физически не мог, он не бывал в моем доме. А когда я поняла это… дальше уже было легче. Значит, Чудинова убил не маньяк. А тот, кого он так хотел вспомнить. Кого же он вспоминал? Разумеется, того, кого уже узнала его жена. Тамару убили за то, что она встретила кого-то из той экспедиции, значит, речь шла об одном из выживших. Кто же он, человек-призрак, вернувшийся из царства мертвых? Чудинову и мне звонил Щеглов. Но если бы Щеглов выжил, вернулся домой под своей фамилией и всем позвонил, он не стал бы уничтожать свидетелей. Зачем, если он и не скрывался? И главное — как Чудинов мог узнать или не узнать Щеглова? Он его не видел, лишь слышал по телефону механический голос… но почти каждый день общался с тобой. Это же ты звонил, чтобы его запутать, верно? Я это поняла как-то сразу, как только сопоставила факты. Пазл сложился. Ты — один из девяти студентов, и ты — не Щеглов. Видишь, как все просто?
— Понятно… — он задумчиво кивнул. — Не повезло мне — маньяком оказался не твой муж. Я тоже думал на него — и потому без опаски взял у тебя пояс. И в довершение к неудачам, у настоящего маньяка оказалось железное алиби. А то Чудинова на него бы и повесили…
— Так кто же ты? Который из…?
— Эдуард. Эдик.
— Эдик Тарханов — медленно проговорила я, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Это в тебя Лиля была влюблена. Только ради тебя она поехала в тот поход. А ты ее убил? Убил???
— Нет! — он выкрикнул это надтреснутым, больным голосом. — Нет! Я пытался ее спасти… Изо всех сил пытался, но у меня не получилось…
Его голос сорвался, какое-то время он молчал, сжимая в побелевших пальцах полный бокал. Но когда снова заговорил, его голос звучал спокойно, хоть и излишне тихо:
— Я ее тоже любил. До сих пор люблю. Ты на нее очень похожа, наверное, поэтому я полюбил тебя сразу, как только увидел. До сих пор я никого не мог полюбить… не мог забыть, как страшно она погибла…
— Эдик… — мне удалось справиться со слезами. — Расскажи, как она погибла?
Он снова долго молчал. Я пыталась отпить немного мартини, но горло сжал спазм, и я осторожно поставила бокал обратно на столик. На своего спутника я старалась не смотреть, давая ему время собраться с мыслями. Но его вопрос выбил меня из колеи:
— Лара… Ты уверена, что хочешь это узнать?
— Но… я ждала этого много лет! Всю жизнь! Я не хочу этого знать, не хочу! Но я должна!!!
— Пусть будет по-твоему. — он судорожно вздохнул и начал рассказ.
Он рассказывал все, не жалея себя. О своем нищем детстве, об ограблении старушек, об изумрудах, которые должен был передать на той злосчастной горе охранникам с приисков. Четко выговаривая слова, помогая себе нервными жестами, рассказал, как Лиля, одурманенная метиловым спиртом, начала срывать с себя одежду. Когда он приложил тонкие пальцы к глазам, показывая, как моя сестра пыталась их выдавить, я не выдержала, упала лицом на стол, на стиснутые руки и зарыдала. Он замолчал, не пытаясь меня успокоить.
Рыдала я долго, пока не почувствовала, что уже задыхаюсь, что слезы кончились, разъев глаза… Лишь тогда, задыхаясь, прошептала:
— Ты видел это… Видел и ничего не делал…
— Я не мог ничего сделать. Все закончилось слишком быстро. И пойми, я не знал в тот момент, чем ее отравили. Да и если бы знал — противоядия все равно не было…
Я еще долго всхлипывала, пока он не заговорил снова. Его голос звучал тихо, но я слышала каждое слово:
— Я не хотел тогда жить, думал остаться там и замерзнуть рядом с ее телом. Но все уже было решено за меня. Мне вручили изумруды и на снегоходе доставили вниз. Я должен был своим ходом добраться до родного города и передать камни заказчику, но сделать этого я не мог… У меня элементарно не было денег. Да и потом, что ждало меня на родине? Я не сомневался, что убитого бандита с изуродованным лицом опознают, как студента Тарханова, но если я вернусь… Обязательно найдутся доброхоты, которые опознают меня и донесут в милицию. И я решил не возвращаться.
Против воли я перестала всхлипывать, подняла голову и прислушалась. Желтый березовый листок плавно спикировал на наш столик, воткнулся черенком в нетронутое пирожное и застыл там, как маленький парус.
— И знаешь, что я сделал, оказавшись в городке? — он усмехнулся, но в его голосе послышалась горечь. — Я пошел в управление милиции, и спросил следователя Иванцова. Отказался называть свое имя, но сказал, что мы с ним уже встречались, и он просил меня на днях подойти. Он сразу принял меня, и мы прекрасно поладили. Он крышевал преступную шайку, продававшую изумруды с приисков, и тем не менее, давно хотел подставить главарей. Его не устраивала небольшая плата за покровительство — он хотел возглавить дело. А тут подвернулась такая возможность! Камни не должны были попасть к заказчику, они должны были бесследно исчезнуть, а это означало конец банде. Кидок на такую сумму никому не прощали. Так что после уничтожения провинившихся он мог спокойно послать на охрану прииска своих людей. А для меня это была возможность отомстить. Долгое время меня потом грела эта мысль — убийцы Лили получили свое. А у Иванцова, думаю, все получилось. Потом я читал в газетах, какой мистический туман он напустил вокруг нашего восхождения. Летающие огненные шары, ну надо же…
Он невесело засмеялся, но судорожный смех быстро стих, перейдя в кашель. Сделав большой глоток мартини, он поставил бокал на столик и продолжал:
— Но это я узнав позже. А тогда он забрал мои изумруды, а взамен отдал мне абсолютно чистый паспорт. Как он сказал, молодой парень, сирота Валерий Панкратов, отслуживший сверхсрочно в армии два года, как раз на днях вернулся в городок и буквально пару часов назад погиб в пьяной драке. Родных в городе у него не осталось, мать и бабка жили в глухой деревушке, куда даже почта не всегда доходила. Он был немного старше меня… но за ту ночь я состарился лет на десять. Смерть Панкратова еще не успели оформить, и следователь велел мне ни о чем не волноваться. Труп прапорщика похоронят в общей могиле, как неопознанный, а мой паспорт выдержит любую проверку. Разумеется, фотографию в нем переклеили, и Иванцев лично проштамповал его взамен якобы «утерянного» прапорщиком. Ну, и выдал мне немного денег на дорогу.
Я уже выплакала все слезы и теперь смогла подать голос:
— Но зачем ты вернулся сюда?
— А куда мне было податься на старости лет? — грустно вздохнул он. — Я честно прожил эти годы. У меня были льготы для поступления в ВУЗ, как у любого сверхсрочника. Так что я без проблем поступил на юридический, окончил его с отличием, и вот начал восхождение по карьерной лестнице. — теперь горечь в его голосе звучала сильнее. — Как видишь, работал я неплохо, дослужился до капитана. Я и не думал возвращаться… но три года назад мне предложили вакансию. В моем родном городке. И я не устоял.
