Виктор Пронин - Банда - 4
- Ты хотел поговорить с одной красивой девочкой? Твоя мечта близка к исполнению.
- Ты имеешь в виду...
- Да,- повысил голос Овсов, не дав возможности Пафнутьеву произнести слова легкомысленные и потому опасные.- Ты не передумал?
- Куда мне мчаться, Овес?
- Ко мне,- сказал хирург и положил трубку.
Пафнутьев озадаченно пожал плечами - странной показалась ему спешка Овсова, его пугливость, будто он чего-то боялся, будто уже прозвучали в воздухе какие-то настораживающие звуки, сигналы, вспышки.
- Ну, что ж,- вздохнул Пафнугьев, с сожалением расставаясь с утренним настроением.- Пусть будет так... "Стоял январь суровый, и тяжкий гроб качался на руках",- всплыли из памяти давние слова, но он даже не заметил их, пробормотал и забыл.- Пусть будет так...
Черная пафнутьевская "Волга" уже стояла на своем обычном месте, и Андрей сидел за рулем. Такие, вроде бы, незначительные подробности всегда радовали Пафнутьеваи внушали ему уверенность в том, что он может что-то изменить в этом взбесившемся мире, когда родственники не хотят признавать своего же убитого отца, брата, деда, чтобы не разориться на похоронах, когда алкаши торгуют в центре города живыми младенцами, когда из-под снега торчат руки-ноги-головы, а прохожие проходят мимо, не удосуживаясь даже подойти к автомату и позвонить в милицию. Впрочем, их можно понять - автоматы не работали, хотя жетоны проглатывали охотно и безвозвратно в неограниченных количествах. Да и руки-ноги из-под снега по весне не такая уж редкость, чтобы об этом говорить на службе или за домашним столом - разберутся, кому надо.
- К Овсову,- сказал Пафнугьев, падая на сиденье рядом с Андреем.
Андрей молча тронул машину, выехал со двора, влился в утренний торопящийся ряд машин и лишь тогда подал голос, заговорил, не отрывая взгляда от дороги.
- Значит так, Павел Николаевич... Докладываю обстановку... Вчера я позвонил из вашего кабинета и назначил свидание одной красивой женщине...
- Сотруднице фирмы "Фокус"? - уточнил Пафнугьев.
- Да, она числится в "Фокусе". Где она работает и работает ли вообще вопрос сложный, требующий для выяснения больших дополнительных усилий.
- Ты ее видел?
-Да.
- Это была ошибка с твоей стороны?
- Да. Вы что-нибудь уже знаете?
- Ничего, кроме того, что эти "фокусники" - чреватая публика. Я прав?
- Они засекли телефон, с которого я звонил, установили, где этот телефон находится, кому принадлежит. И когда я пришел в назначенный час в назначенное место, меня встретили два амбала, оглушили, доставили в какой-то особняк...
- Ты сможешь его узнать?
- Смогу. Я кое-что запомнил. Это какая-то тихая улица в районе рынка. Железные ворота, кирпичный дом, зеленая крыша... Суть не в этом... Я не должен был оттуда выйти живым. Тем более, что мое удостоверение подтверждало их худшие опасения - там стоит штамп прокуратуры.
- Но ты выжил?
- Да, я выжил,- Андрей невольно выделил короткое словечко "я".- Хотя до сих пор в этом сомневаюсь.
- Но выжили не все?
- Думаю, не все. Один амбал наверняка...-Андрей помолчал, обгоняя слишком уж назойливого "жигуленка" с немытыми стеклами.- Один амбал, думаю, ушел.
- Куда?
- Далеко. Допрашивал меня некий Анатолий Матвеевич.
- Бевзлин? - невольно крякнул Пафнугьев.- Это круто.
- Они тоже сделали одну ошибку... Сняли с меня наручники.
- И выпустили на волю восточного тигра? - усмехнулся Пафнугьев.
- Примерно. Бевзлина я оставил обесчещенным.
- Как?! - ужаснулся Пафнугьев.- Ты его... Это самое... Да?
- Ему в штаны выдавил почти литр кетчупа. Хорошего, острого, мексиканского соуса. Этот кетчуп, наверное, до сих пор лезет изо всех щелей его одежды, из ушей, ноздрей, из всех его дыр. А его белый "мерседес" я утопил в говне.
- Белый шестисотый "мерседес"?! - ужаснулся Пафнутьев.- Где же ты взял столько говна?
- А! - усмехнулся Андрей собственной шалости.- Знаете, по улице Луначарского уже неделю течет... По Луначарского вечно что-то течет... На этот раз там трубу городского значения прорвало... Весна,- произнес Андрей, словно одно это слово все объясняло.- Вырыли какой-то котлован, там все это и собралось... Я раскрыл дверцы и столкнул "мерседес" с горки... Он быстро наполнился, прямо на глазах. Думаю, все жильцы сейчас настолько счастливы, что забыли о запахе, которым дышат уже вторую неделю.
- Почему ты так думаешь?
- Люди всегда радуются, когда что-то случается с шестисотыми "мерседесами".
- В этом что-то есть,- согласился Пафнутьев.- Андрей... Но это... Это называется объявлением войны.
- Ну, что ж... К этому шло. Мне кажется, всегда лучше самому объявить войну, чем ждать, пока войну объявят тебе. Как сейчас говорят... Хорошо смеется тот, кто стреляет первым.
- Правильно говорят,- кивнул Пафнутьев.
- Там, в бардачке, посмотрите... То, что мне удалось изъять у бесчувственного тела Бевзлина.
Пафнутьев глянул на Андрея, осторожно открыл ящичек и вынул оттуда сверток в целлофановом пакете. Внимательно пролистнул блокнотик с телефонами, адресами, именами. Блокнотик был маленький, но заморская отделка, тонкая тисненая кожа, похрустывающая бумага подтверждали, что блокнотик этот не для общего пользования, сюда заносились сведения действительно важные. Какие-то карточки, сложенные листки, бумаги Пафнутьев просмотрел бегло и наспех, отложив все это до того момента, когда он вернется в кабинет. Но толстая пачка новых уже долларов его озадачила.
-А с этим что делать? - спросил он у Андрея.
- Поделим,- тот передернул плечами.
- Но это же грабеж!
- Конечно.
- Нехорошо.
- Почему?
- Мы не должны опускаться до такого уровня,- произнес Пафнутьев без большой уверенности.
- Если мы не можем опуститься до их уровня, давайте до их уровня поднимемся,- усмехнулся Андрей.- А потом, Павел Николаевич, нам все равно придется как-то уравнивать наши уровни. Иначе, как мы сможем приблизиться к ним, как выйдем на них и вступим с ними в контакт? А не вступив в контакт, как мы сможем положить их на лопатки?
- Ладно, разберемся,- Пафнутьев принял, кажется, единственно верное решение.- Документы я забираю, деньги оставляю. Пусть здесь пока полежат, в бардачке.
- Пусть полежат,- усмехнулся Андрей.- Приехали, Павел Николаевич.
- Вижу,- проворчал Пафнутьев, выбираясь из машины.
Каждый раз с приближением развязки Пафнутьев становился сумрачным, даже ворчливым, старался подольше побыть один. Все, что можно было узнать, он уже узнал, и оставалось лишь связать разрозненные показания, свидетельства, подозрения, чтобы получить картину полную и ясную. Сейчас он был хмур и сосредоточен. И Андрей вывалил на него кучу совершенно свежих сведений, неожиданных и чреватых, и Овсов вдруг вспомнил о нем. Все это настораживало и требовало времени, чтобы разобраться, понять происходящее и найти собственное место во всех этих событиях.
Слишком уж быстро взбежав на третий этаж, Пафнутьев почувствовал, что дыхание его сбилось, сделалось тяжелым, и он замедлил шаги, чтобы в кабинет к Овсову войти спокойно и достойно.
- Здравствуй, Овсов,- сказал он.- Вот и я.
- Здравствуй, Паша... А это Валя. Как видишь, она если и изменилась, то только в лучшую сторону.
- Изменилась - это хорошо,- разулыбался Пафнутьев, увидев красавицу на кушетке у Овсова.- Лишь бы не изменила.
- Ох, Паша,- простонал Овсов и больше ничего не добавил, а Пафнутьев понял, что предложенная им тема не совсем удачна здесь.- Валя от нас ушла. Теперь она работает в роддоме.
- Роддом - это прекрасно! - с подъемом воскликнул Пафнутьев и опять почувствовал, что его восторги неуместны.- Кстати, а как наша младеница? Она проснулась, наконец?
- Прекрасно себя чувствует и передает тебе привет.
- Выжила, значит? - уточнил Пафнутьев.
- Пока - да. В реанимации.
Валя сидела на кушетке, забросив ногу на ногу, и ее округлые коленки выглядели вызывающе и дерзко. Куда бы ни смотрел Пафнутьев, как бы он ни вертел головой, но взгляд его неизменно возвращался к ним, спотыкался о них, будто какая-то сила исходила от этих коленок. А, впрочем, может быть, и исходила. Посмотрев на Овсова, он усмехнулся, заметив, что и тот находится в таком же смятенном состоянии. Коленки притягивали взоры и лишали, лишали мужичков привычной уверенности. А Валя, видя это, чуть посмеивалась, курила сигаретку, пускала дым к потолку, а отведя руку в сторону, любовалась не то ухоженными пальцами, не то самой сигареткой с золотистым мундштуком.
- Паша,- проговорил, наконец, Овсов, вынимая из тумбочки бутылку какого-то виски с заковыристыми наклейками и разливая в непонятно как возникшие на столе стаканы.- Есть маленькое предупреждение...
- Внимательно тебя слушаю,- улыбнулся Пафнутьев.
- В уголовном деле, в устных разговорах, в пьяном трепе и интимном шепоте ты должен исключить всякое упоминание о Вале, о том, что ты ее знаешь, разговаривал с ней.
- Валя, вам что-то угрожает? - спросил Пафнутьев.
