Мария Жукова-Гладкова - Завещание Мадонны
– Спросили. Я сказал, что не разглашаю своих источников. Они между собой стали обсуждать, кто это мог быть. Потом они спросили, интересует ли меня что-то конкретное. Я сказал, что у нас в Германии сейчас хорошо продаются картины с лошадьми, и я бы купил с лошадьми, а вообще готов и другие картины посмотреть и сказать, сколько могу за них заплатить.
– Вам показали все картины?
– Все или нет, я не знаю. Но показали помещение, где на всех стенах висят картины. Я увидел картины с лошадьми, рассмотрел и сказал, что хотел бы купить именно их.
– И что потом?
– Мужчина куда-то ушел, вскоре вернулся. Я сидел спиной ко входу. Мы уже снова были на кухне. А он явно вошел со шприцем, потому что я помню укол… Потом я очнулся в овраге. Я не знаю, сколько времени был без сознания. Часы у меня украли. Все украли. Оставили только вашу визитку, Юлия. Я не знаю, почему.
– Не исключали, что Юля приедет на место обнаружения трупов – если вас вообще обнаружат.
– Значит, Иванихины не думали, что вы очнетесь… – задумчиво произнесла я.
– Мы тут проконсультировались по этому вопросу, – вставил Виталя. – Его могли принять за труп под воздействием того наркоза, который вкололи. Его дают, например, коровам.
– Покойному Лене давали что-то другое?
– А кто его знает? Мы никаких анализов не делали и патологоанатомического исследования не было, как ты понимаешь. Он все еще в овраге. Но навряд ли у Иванихиных наготове разнообразные препараты.
– Но почему…
– Организмы разные. Что тебе объяснять? Да и Иванихины не специалисты, чтобы труп от живого человека, но впавшего в своеобразную кому, отличить.
– Что вы думаете делать дальше? – посмотрела я на Вальтера.
– Думаю я, – сказал свое веское слово Иван Захарович.
Я вопросительно посмотрела на Сухорукова.
– Но я еще не принял окончательного решения. А пока вы с Пашей снимете интервью с Вальтером. Он знает, что можно говорить, а что нельзя. Вальтер, ты все помнишь? Сколько вы сегодня раз с Виталей репетировали?
– Четыре, – сказал Вальтер и посмотрел на меня взглядом больной лошади.
Интересно, что он обо мне думает?
И что думали Иванихины, когда везли Леонида и Вальтера в овраг?!
И украли ли у них картины?
И в чем на самом деле заключается ценность этих картин с изображением лошадей?
В интервью мне Вальтер обвинил семью Иванихиных, которые покушались на его жизнь, сказал, что сейчас он живет у друзей, оказавших ему всестороннюю помощь, но пока боится, так сказать, выйти в свет. Он очень подробно рассказал про свой визит к Иванихиным, Леню не упоминал, но про картины, украденные Иванихиным у его семьи, сказал, и сказал, что намерен добиваться их возвращения, так как у него имеется список украденного и другие доказательства принадлежности картин именно его семье.
Когда Пашка выключил камеру, я посмотрела на Вальтера.
– Вы будете нанимать русского адвоката? – спросила я у немца.
– Адвоката я уже нанял, – вставил Иван Захарович. – Старого еврея, к которому обращаюсь много лет. И с Вальтером мы уже обо всем договорились. Правда, Вальтер?
Я не знала, плакать мне или смеяться. Как я догадывалась, часть картин, принадлежавших семье Кюнцелей и в дальнейшем вывезенная генералом Иванихиным в Россию, вскоре займет свои места в особняке Ивана Захаровича. Или в его городской квартире. Или картины будут кому-то подарены в качестве взяток.
Глава 21
Виктория Семеновна несколько прибалдела, просмотрев интервью с Вальтером Кюнцелем.
– Юля, что из этого правда? – посмотрела на меня наш главный редактор.
Я пожала плечами.
– Его в самом деле нашли в овраге?
– У меня нет оснований в этом сомневаться. То есть его не нашли, он сам выполз на дорогу. Чуть ли не под колеса Витале. Стал бы Виталя шастать по каким-то оврагам в Приозерском направлении?
– А кто его знает? – подал голос Пашка, оторвавшись от очередной бутылки пива.
Виктория Семеновна хмыкнула.
– Мне интересно, где сейчас те две картины, – призналась я. – Неужели Иванихины их спрятали?
– Если я правильно помню, никаких следов взлома следственная бригада не обнаружила?
Я кивнула.
– Но как же тот вор, Леонид?
– Мог нарваться на хозяев. То есть точно нарвался, раз оказался в овраге. Потом пришел немец. Иванихины сложили кое-что в уме…
– Они совершили попытку убийства двух человек, Юля! Двух! Они же не рецидивисты какие-то! Я сомневаюсь, что Николай даже в армии служил. Это не люди, для которых убийство – привычное дело. Они, думаю, вообще никого никогда не убивали. А тут… То есть они поняли, что картины представляют ценность. Серьезную ценность. Немец не сказал, чем именно они ценны?
Я покачала головой.
– Юля, в них должно быть что-то особенное. И Иванихины это поняли после прихода Леонида. Наверное, посмотрели на них повнимательнее. Мы бы с тобой, наверное, не поняли, а они-то – специалисты.
– Но это точно не Леонардо да Винчи, – хмыкнула я.
– А кто про него говорит-то?
– В последнее время мне неоднократно приходилось слышать упоминание его имени – в разной связи.
– Кроме Леонардо да Винчи, есть и другие мастера, картины которых оцениваются в миллионы долларов.
Я неопределенно пожала плечами.
– Юль, а этого Леонида так и собираются оставить в овраге? – продолжала Виктория Семеновна. – Человек же все-таки. Ну-ка позвони Ивану Захаровичу. Немец же точно не говорит про овраг, в котором оказался? Даже примерных координат не указывает? Надо ребятам из Управления сообщить.
– Это область.
– Пусть с областью разбираются! Сейчас я сама Ивану Захаровичу позвоню!
Они долго ругались (в чем не было ничего нового), но потом Виталя все-таки сообщил мне почти точные (насколько мог) координаты места.
– Скажешь, что позвонил неизвестный, – дал указания бывший возлюбленный. – Вам же регулярно звонят в холдинг. – Виталя хмыкнул.
– Думаешь, ребята сорвутся? – на этот раз хмыкнула я.
– Юля, чего вы хотите с Викторией Семеновной? Сообщишь в Управление, что был такой звонок, и скажешь, что сама поедешь на место. Предложишь составить тебе компанию. Насколько я знаю того же Андрюшу, твоего большого друга, ребята откажутся и предложат тебе самой проверить поступившую информацию. Ты и проверишь. Полазай завтра с утра по оврагу. Может, энергии немного выпустишь. Воздухом подышишь. Для здоровья полезно. Труп все-таки на природе, а не в подвале вонючем. Поезжай.
– Виталя, ты труп осматривал?
– Делать мне больше нечего!
– Там были хоть какие-то заметные повреждения?
– Были! Тебе же Вальтер говорил, что Леонида недавно дружки избили! У него морда вся оплывшая!
– Может, раздутая? Знаешь, в случае…
– Знаю!!! Но ты представь, что Иванихины подумали, когда к ним такая рожа заявилась! И еще с фотоаппаратом!
– Но ножевого, пулевого…
– Не знаю!!!
Виталя бухнул трубку на рычаг.
– Высочайшая санкция получена, – улыбнулась Виктория Семеновна. – Нам, журналистам, нужно поддерживать хорошие отношения с представителями всех слоев общества и всех профессий. Звони Андрюше, Юля.
– Может, вначале Галустьяну? Это же его бывший работник.
Виктория Семеновна в задумчивости почесала щеку.
– Лучше бы, конечно, с ним встретиться лично, – сказала начальница. – Поезжайте-ка сейчас к Галустьяну. Андрюше позвонишь завтра.
– Галерея уже давно закрыта, – напомнил Пашка.
– А Юля на мобильный позвонит и скажет, что нужно срочно встретиться. Да, Юль?
Я позвонила. Судя по звукам, Галустьян сидел в ресторане с цыганским хором.
– Мне нужно с вами встретиться, – сказала я.
– А завтра, Юленька? – Галустьян явно выпил.
– Завтра с утра я буду звонить уже в Управление.
– Что случилось?! – Часть градусов будто по мановению волшебной палочки выветрилась из Артура Рубеновича.
– На улицу покурить выйти сможете?
– Смогу, – сказал Галустьян и продиктовал адрес.
Я сказала, что мы с Пашкой будем на месте минут через двадцать пять. Пробок вроде бы уже быть не должно.
Когда я подъехала, Артур Рубенович в расстегнутой куртке нервно прогуливался по тротуару. При виде моей машины двинулся навстречу и быстро запрыгнул на заднее сиденье.
Я не стала тратить время зря.
– Вы в курсе, где сейчас находится некий Леонид, который вместе с двумя братьями, Степаном и Игорем, выполнял ваши поручения?
– Э-э-э… – промычал Галустьян.
– Артур Рубенович, вы помните, что я – криминальный репортер? Можете догадаться, что у меня есть связи и информаторы в разных местах? Я не собираюсь закладывать вас органам. Я никого никому не закладываю. По возможности я стараюсь сохранить нейтралитет. Да и, наверное, органы или их определенные представители в курсе ваших мелких грешков и просто закрывают на них глаза. Вероятно, за определенные услуги, например информацию.
