Анна и Сергей Литвиновы - Бойтесь данайцев, дары приносящих
Вдобавок пилотируемый полет – это вам не беспилотный спутник. Тут для главного конструктора права на ошибку нет. Если что-то случится с космонавтами – это серьезнейший удар по СССР, по руководству, по нему лично. Да и просто: эти молодые парни доверили ему свои жизни. Поэтому он, Королев, должен сделать все, чтобы риска для них было как можно меньше.
Но – тот же носитель Р‑7, что выводит на орбиту советских людей, потерпел в прошлом декабре аварию, когда пускали первый «Зенит-два». Нечего говорить, что инцидент случился на заключительном этапе выведения, и космонавт, будь он на борту, скорее всего спасся бы (но упал бы где-то в Китае). Да, не погиб бы – но это разговор в пользу бедных. Для себя Королев сформулировал давно: перед пуском корабля с человеком на борту должно состояться два полета беспилотника безо всяких замечаний. Вот на «Зенитах-вторых» и попрактикуемся.
Вдобавок и впрямь: надо выполнить свои обязательства перед военными. И как можно скорей отправить на орбиту, отладить, а потом принять на вооружение «Зенит-второй».
И лишь когда спутник-шпион залетает, спокойно сбыть его с рук – пусть его производством и дальнейшим совершенствованием занимаются другие КБ, работы для всех хватит.
Главное – выстроить приоритеты. Что нужно стране сегодня и что требуется завтра. И не забывать о стратегической цели. А после того, как он, Королев, вывел на орбиту первого советского космонавта, главная цель у него другая.
И это – не Луна.
Луна – это аттракцион для американцев. Пусть они грохают миллиарды долларов на то, чтобы на нее слетать. Слетаем и мы, но между делом, отрабатывая главную, дальнюю экспедицию. Ведь на Селене ничего интересного нет. Безжизненные горы, без капли воздуха и воды.
Иное дело – Марс. Там, скорее всего, имеется вода. А значит, и жизнь. И, возможно, следы иной, мощной цивилизации – кто знает? Марс – да. Четвертая планета – настоящая цель. И если на протяжении его жизни советский человек ступит на поверхность Красной планеты, он, Королев, свою миссию на земле может считать выполненной.
И все, что делается сейчас, надо рассматривать в том смысле, насколько это способствует будущей экспедиции на Марс. Хрущев сам заговорил о тяжелой ракете? Прекрасно. Мы сделаем. И она станет основой для будущего полета. Конечно, даже восьмидесяти тонн на орбите Земли мало, чтобы отправиться к Красной планете. Значит, надо будет три, четыре, пять запусков тяжелой ракеты осуществить. Потом придется проводить стыковку, собирать большой корабль, заправлять его – и все это делать на орбите. Значит, надо учиться ориентироваться в космосе, сближаться, стыковываться и собирать станции.
Никита Сергеич предложил строить многоместную обитаемую орбитальную станцию – чтобы грозить с ее борта «американам» ядерной дубинкой? Прекрасно – надо воспользоваться ситуацией и делать ее такой, чтобы в будущем она смогла стать основой марсианского корабля. Запуски на орбиту третьего и четвертого советского человека – для Хрущева политический аттракцион, пропагандистское шоу. А для нас: шаг к пониманию того, может ли вообще человек жить и работать вне Земли. Вон как бедняге Герману туго пришлось в ходе суточного полета! А что, если в дальнейшем, на вторые, третьи сутки, парням станет еще хуже – вплоть до полной невозможности существовать в невесомости? Надо учитывать и этот факт – значит, готовиться к тому, чтобы строить корабли с искусственной гравитацией.
Кстати, и девчонок не зря, не для одной только политики взяли в отряд. Если лететь на Марс, экипаж должен быть пять-шесть человек, и хорошо, если среди них будет дама: женщины облагораживают мужской коллектив, делают его менее расхристанным, более собранным.
И полеты беспилотников к Марсу и Венере нужны – отрабатывать связь с Землей, программы полета и ориентацию в пространстве. Очень многое делать нужно – ради настоящей цели, о которой мы мечтали с Цандером в подвале ГИРДа еще в начале тридцатых. Как он тогда восклицал, бедняга: «На Марс! На Марс!»
Ближайшее противостояние Земли с четвертой планетой случится в семьдесят пятом году. Вот к этому времени и надо готовиться.
Осталось тринадцать лет. Можно успеть. Что такое тринадцать лет для науки? Громаднейший срок! Где они были тринадцать лет назад, в начале сорок девятого? Испытывали Р‑2 – первую полностью свою, советскую ракету, а не кальку с немецкой. По нынешним временам – детское дело. Несла она одну тонну взрывчатки всего на пятьсот километров. И кто тогда думал о космосе? И о человеке в космосе? Только он сам, Королев, да, может, Миша Тихонравов.
А сейчас – технических сложностей, конечно, перед Марсом много, но все они – решаемы. Во всяком случае, за те тринадцать лет, что остались, пока планеты сблизятся на минимальное расстояние. Да и сил еще хватает. В семьдесят пятом ему, Королеву, будет шестьдесят девять. Как Хрущеву сейчас.
«Буду бодрый и смелый старик, – загадал Сергей Павлович. – И буду в семьдесят шестом в новом центре управления полетом в Подлипках принимать по радио рапорт от первого советского космонавта, что сядет на поверхность Марса».
Москва.
Галя
Лера даже оказала ей любезность – в следующее воскресенье проводила на операцию. Ни Владику, ни тем более Провотворову Иноземцева говорить ничего не хотела.
Слава богу, увольнительную ей из отряда давали без звука – знали, что у нее, как и у Вали Маленькой, есть сыночек. Однако в это воскресенье Юрочке придется побыть без мамочки – а ей, увы, без него.
Лера проводила ее к врачу – та принимала частным образом, в своей квартире в одном из многоэтажных домов на задах Кутузовского проспекта. Сказала, что перед приемом надо будет сунуть врачихе в кармашек халата двадцать пять рублей. Двадцать пять рублей «новыми деньгами» Гале показались огромной суммой – не потому, что их не было, с финансами как раз все обстояло прекрасно, она как военнослужащая сразу стала получать денежное содержание вдвое выше, чем в ОКБ, – больше трехсот рублей. Для шестьдесят второго года просто гигантские средства. Однако Иноземцева привыкла, что вся медицина у нас бесплатна, и это был для нее первый случай в жизни, когда пришлось платить за здравоохранение, и сразу такую несусветную сумму. Доктор от денег отказывалась: «Да что вы, да не надо», – однако все равно взяла.
Лера проводила ее и ждала в гостиной, смежной с кабинетом. Кабинет был оборудован всем необходимым, включая кресло, медицинский шкаф и умывальник. Докторица долго осматривала ее, потом слушала, мерила давление, мяла грудь. Потом беседовала: замужем ли пациентка и почему не хочет оставить ребенка. Конечно, правды про космос Галя, как и никому, кроме мужа, не рассказала, а поведала бодягу про сборную СССР по парашютному спорту, сборы и соревнования. «Ох, девочки-девочки, – вздохнула врачиха, – как нас всех газеты перепахали! Как же стремитесь вы все раньше думать о Родине, а потом о себе! Себя надо любить все-таки больше, чем державу. Потом, с годами, поймешь это, как я поняла, а поезд уже уйдет… Значит, ты твердо решила?» Иноземцева, чуть не плача, кивнула.
Докторица сделала ей предварительно укол, так что больно почти не было. А после операции Лера вызвала такси и увезла подругу к себе домой – отлежаться.
В огромной квартире на Кутузовской никого, кроме них, не было. Мать Леры, Ариадна, вместе с отцом-генералом, Федором Кузьмичом, пребывала на даче, прислуга Варвара поехала племянницу навещать, муж Владлен мотался где-то по своим таинственным делам.
Лера уложила Галю, подоткнула плед. Напоила чаем с пирожками с рисом и яйцами, Варварой спеченными. Гале было плохо, и физически, и морально. Может, потому беседа не клеилась. А может, оттого, что Иноземцева должна была все скрывать о космосе и Провотворове, а Кудимова – о вербовке, разведке, полковнике Пнине.
Ближе к вечеру Лера стала слегка нервничать и гостьей вроде бы даже тяготиться. Галя не понимала, почему, но почувствовала возникшее напряжение и даже рванулась было уйти – хотя идти никуда не хотелось и мечталось отлежаться.
На самом деле по воскресеньям Кудимова обычно принимала по радиоприемнику, что стоял в кабинете генерала, шифровки из американского разведцентра во Франкфурте. Воскресенье был единственный удобный день, потому что всю неделю дома кто-то толокся: отец, маманя, прислуга, Вилен. Последний хоть и был в курсе событий, но все равно не хотелось грузить его деталями. Передачи повторялись каждые два часа, и последняя была в десять. Но ведь в любой момент могут нагрянуть с дачи родители, и шифровка останется неполученной. Пнин будет недоволен.
Наконец, прибыл Вилен. Лера вздохнула с облегчением. Гале он показался довольным, румяным, потолстевшим. Кудимов сделал вид, что страшно рад Иноземцевой. Она спросила его, почему он уволился из ОКБ. «Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба, – глубокомысленно отвечал Вилен. – А ты ведь тоже, говорят, «хозяйство товарища Королева» покинула? Зачем? И где пребываешь сейчас?» Иноземцева повторила ложь о сборной страны по парашютизму. «Фу, – скривился тот. – И где тут перспектива?»
