Анна и Сергей Литвиновы - Бойтесь данайцев, дары приносящих
– И что? Проверил? А что она?
– А она – вот ведь выдержка, настоящая английская, королевская! Ни один мускул на лице не дрогнул. Как будто не случилось ничего. Но Елизавета, я вам замечу, на ощупь самая настоящая женщина. Даже лучше, чем вприглядку.
– А что же дальше, Юрка?
– А что дальше? Я ведь говорил – да вы и сами понимаете, товарищи: наше чувство было обречено. Послала она мне один печальный, прощальный взгляд – мы встали, откланялись, и наши дороги разошлись, как говорится, навсегда.
Автобус, не особо соблюдая правила уличного движения, скоро миновал недавно построенную автомобильную кольцевую и выехал на Щелковское шоссе.
Галя наслаждалась рассказом, шутками, новым и прекрасным обществом. Однако чувство ее омрачало одно обстоятельство, которое рисковало поставить крест на ее новой, не успевшей начаться жизни: она была беременна.
Москва.
Владик
С Галей он успел встретиться на территории ОКБ до ее увольнения. Подстроил встречу – как она пару дней назад. И вытребовал у нее согласие: пока она будет готовиться в космонавтки, он единолично возьмет на себя заботы об их общем сыне Юрочке. «Ты видела квартиру, что я снял, – прекрасный дом. Мы будем там жить вдвоем. Я договорился с заведующей – мальчика берут в ведомственный садик в Подлипках. Садик прекрасный. Я сам буду его отводить и забирать».
– А если он, упаси бог, заболеет?
– Стану брать больничный. Говорят, теперь и отцам дают.
– Но у тебя на работе все время авралы. Раньше засиживался до утра. А что с Юрочкой будет?
– Теперь не буду засиживаться.
– А если тебя в командировку на полигон отправят?
– Вызову из Энска бабушку, Ксению Илларионовну. Или даже маму уговорю отпуск без содержания взять. Они внучка своего любят.
– На все у тебя есть ответ.
– Это свидетельствует о том, как хорошо я продумал ситуацию.
– Зачем тебе все это надо?
– Как зачем? Юра мой сын. И я люблю его. И хочу, чтобы он любил меня.
– Будешь против меня настраивать?
– С ума сошла! Ты станешь к нам приезжать по воскресеньям. А я буду говорить ему, что мамочка в важной командировке, но скоро, очень скоро вернется к нам.
И она согласилась – в сущности, для нее это был лучший выход.
И для Владика началась нелегкая судьба отца-одиночки. Он стал замечать, что дамочки в коридорах или столовой ОКБ стали поглядывать на него с интересом и сочувствием – в трудовом коллективе, как в большой деревне, личные тайны (в отличие от совсекретных производственных) разлетаются быстро. Зато никто не мешал ему воспитывать сына и общаться с ним так, как он хотел – без мамок, нянек и даже мамы. В шесть тридцать утра малыша следовало поднять – теплого, сонного; умыть, причесать, одеть – чтобы поспеть на Лосинку на электричку в семь тридцать две и оказаться вовремя, до восьми, в садике. И ни в коем случае не позже шести забрать.
Зато – можно было разговаривать с ним. И слушать его словечки. И учить его всему. И рассказывать сказки, петь на ночь песенки.
Юрочка постоянно его спрашивал: «А когда мама придет?»
– В воскресенье.
– А няня?
– А няня не придет.
– А дядя Иван?
– А ты хочешь, чтобы он пришел?
– Нет.
Сердце наполнялось теплом.
– А почему тогда спрашиваешь?
– Просто так. А давай считать, когда мама придет.
– Давай. Сегодня четверг, это раз, потом ты поспишь, и будет пятница, это два, потом суббота – это три, и, четыре, оп-ля, воскресенье!
– А четыре – это много?
– Нет, совсем немного.
Впервые личная жизнь Иноземцева озарилась настоящим смыслом. Галя была не в счет. Любовь к ней давно забылась. И Мария тоже была не в счет. Чувство к ней называлось страстью, если не грубее – похотью. Он о ней и не вспоминал больше. Выбросил из головы сразу, как вернулся в Москву и узнал, что она уехала.
В противовес семье, в производственной деятельности Владик несколько потерялся.
Корабль «Восток», над которым он под руководством Константина Петровича Феофанова раньше работал, теперь прекрасно летал с космонавтами, готовился к новым экспедициям и никакой модернизации не требовал. Проект корабля «Север», над которым Иноземцев трудился до того, как его услали на полигон, прикрыли. Вместо него стали создавать целое семейство похожих: один, под индексом 7 К‑ЛОК, – для облета Луны, второй – для посадки на ее поверхность (7 К‑ЛК), третий – орбитальный военного назначения (7 К‑ВИ), четвертый – орбитальный «мирный» (7 К‑ОК). (Спустя годы полетит лишь один, последний, и получит в открытой печати наименование «Союз».) В эту работу Владик, занимавшийся на полигоне практической деятельностью – испытаниями систем перед пуском, – никак не мог вписаться. Все он себя чувствовал на службе каким-то неловким, оторванным от жизни, когда вместо конкретного, в металле и пластмассе, выполненного изделия приходилось придумывать и рисовать тонкими линиями на ватмане нечто такое, что облечется в материю в далеком будущем (да и облечется ли?).
Вероятно, это увидел или почувствовал начальник Константин Петрович. Однажды пригласил к себе в закуток. Начал издалека:
– А я недавно твою Галю на Чкаловской видел.
– Работает, – пожал плечами Иноземцев. Они воспитаны так были: никому и никогда не выдавать лишнюю информацию. Даже своему начальнику. Знает он о том, на что подписалась Галина, – ради бога. А из уст Владика ничего Константин Петрович не услышит. Сказано ведь: информация о подготовке женского отряда и о том, что его супруга в нем, – строго секретна, особой важности. Значит, нечего тут распространяться.
– Н‑да, вот и девчонок-парашютисток начали в космос готовить, – пробормотал начальник, и в его голосе послышалась Иноземцеву очевиднейшая зависть. Он прекрасно помнил, как просился Феофанов у Королева полететь на сконструированном им корабле. Ох, давно это было, четыре года минуло. – Твоя хоть с высшим образованием и у нас в ОКБ работала, а там, в женском отряде, я знаю, даже ткачиха есть, с ума сойти. И стенографистка! Ладно, не будем о грустном. Так ты у нас, значит, теперь отец-одиночка?
– Есть такое дело.
– А как тебе работа над 7 К? Идет дело?
– Более-менее.
– А «Зенитом-вторым» больше нравилось заниматься?
– Честно говоря, там больше практики. И сразу видишь результаты труда.
– Могу тебя в эту группу перевести. С повышением.
– Но ведь эта работа выезда на полигон потребует? – без обиняков тут же спросил Владик.
– Конечно, как без того.
– Не смогу. На мне, извините, ребеночек.
– А кто может помочь? Нянька? Теща? Свекровь? – лапидарно перечислил спектр возможностей Константин Петрович.
– Ох, не хотелось бы. Да и надоел мне за год Тюратам хуже горькой редьки.
– Смотри, Владислав. Я по тебе вижу: ты парень практический. Любишь делать реальное дело. А я тебя порекомендую руководителем группы. Опять же командировочные. На полигоне в «буржуйку» будешь ходить. – «Буржуйкой» на местном жаргоне именовалась столовая для руководителей.
– Да разве в «буржуйке» дело, – махнул рукой молодой инженер.
– И в ней тоже. Словом, подумай до понедельника, с мамашей вашей посоветуйся. Как у нее подготовка идет?
– Нормально все, – пожал плечами «соломенный вдовец».
А назавтра он вызвал на телефонные переговоры Энск, маму Антонину Дмитриевну, обрисовал ситуацию: Юрочка, командировка, полигон – и она откликнулась с энтузиазмом, даже неожиданным: «Да, конечно, мы приедем, с бабушкой, тебя сменим!» И Владик подумал, одновременно со стыдом, облегчением и раскаянием, как же его утомило каждодневное, без выходных, сидение с ребенком и с каким удовольствием он вырвется (при всей своей любви к Юрочке) от него на свободу. Но Антонина Дмитриевна продолжала:
– А лучше привези малыша к нам в Энск. И нам удобней, и тебе. Аркадий Матвеевич будет с ним после работы гулять, я в обеденный перерыв заскакивать, его проведывать.
– Да, мамочка, хорошо, спасибо за приглашение, я еще подумаю.
А когда он вышел из переговорной кабины, Юрочка ждал его в помещении почты – а где его еще было оставить? Иноземцев надел на него шапку, и они вышли на улицу. Вдруг повалил снег, крупными белыми хлопьями – для Москвы в апреле не редкость. И сыночек вдруг проговорил, рассудительно, эпически – рос вообще очень спокойный и правильный молодой человек:
– Папа, смотри, какой снегопад!
И тут сердце Владика сжалось: опять отдавать его? Дергать из садика? Малыш только привык к нему. И без того: столько за его коротенькую двухлетнюю жизнь перемен: то он в Энске с Галиной и бабушкой, потом с генералом и нянькой, теперь вот с отцом, а дальше опять с бабулей? Нет, хватит дергать пацана. Я его отец, он мне нужен, и я его выращу.
