Камилла Лэкберг - Вкус пепла
Патрик прервал бурные излияния матери, забрав у нее ребенка, а Эрика, расслышав по голосу Майи, что та проголодалась, со вздохом пересела в кресло, расстегнула лифчик и вынула из него мокрую, насквозь пропитавшуюся молоком прокладку. Опять пришло время кормления…
Едва войдя в дом, Моника поняла: что-то не так. Накопившаяся в воздухе злость Кая ударила ей навстречу, как звуковая волна, и она сразу же почувствовала, как еще больше усилилось в ней и без того непроходящее утомление. Ну что там опять на этот раз? Она давно устала выносить его холерический темперамент, но на ее памяти так было всегда. Они встретились, когда обоим еще не исполнилось двадцати, и, возможно, в те дни его горячий нрав привлекал ее. Сейчас она уже не могла припомнить, как это тогда было. Да это и не имело значения, так уж сложилась жизнь. Она забеременела, они поженились, родился Морган, и день за днем прошли годы. В их супружеских отношениях все умерло уже много лет назад, и давным-давно она перебралась в отдельную спальню. Наверное, бывает и по-другому, но эта жизнь была ей, по крайней мере, знакома и привычна. Порой она, конечно, подумывала о разводе, а однажды, без малого двадцать лет назад, тайком даже собрала чемодан и хотела сбежать, забрав Моргана. Но вдруг подумала, что сначала надо приготовить для Кая обед, прогладить рубашки и запустить стирку, чтобы не оставлять после себя кучу грязного белья… А затем сама не заметила, как молча разобрала чемодан.
Моника направилась в кухню, зная, что застанет мужа там. Он всегда сидел на кухне, когда был чем-то взволнован, — возможно, потому, что оттуда хорошо просматривался главный объект его возмущения. Вот и сейчас Кай немного отодвинул занавеску и в образовавшуюся щелку неотрывно наблюдал за соседским домом.
— Здравствуй, — сказала Моника, но не дождалась от него цивилизованного ответа.
Вместо того чтобы поприветствовать ее, он разразился длинной и страстной тирадой.
— Знаешь, что сделала эта баба сегодня? — спросил он и, не дожидаясь ответа от Моники, которая и не думала откликаться, продолжил: — Она прислала сюда полицейских с жалобой на побои! Показала им какие-то чертовы синяки, которые сама же себе и набила, и заявила, что это я ее избил! Ей-богу, эта тетка совсем ума лишилась!
Идя к нему на кухню, Моника твердо решила не дать вовлечь себя в его распри, однако действительность оказалась гораздо хуже ее предположений, и она почувствовала, как в ней невольно нарастает возмущение. Однако сначала ей нужно было успокоить свою тревогу:
— А ты точно не нападал на нее, Кай? Ведь ты легко начинаешь горячиться…
Кай посмотрел на нее как на сумасшедшую:
— Что ты говоришь? Неужели ты действительно считаешь, что я, как последний дурак, стал бы играть ей на руку? Да я бы с удовольствием ее поколотил, но неужели я, по-твоему, не способен сообразить, как она этим воспользуется? Я действительно ходил к ней в дом и высказал все, что я о ней думаю, но ее саму и пальцем не тронул!
Моника видела по его лицу, что он говорит правду, и почувствовала, как сама уже не в силах отвести горящий ненавистью взгляд от соседского дома. Ну что этой Лилиан надо, почему она никак не отвяжется!
— Ну и что было дальше? Полиция ей поверила?
— Слава богу, нет. Они как-то сумели выяснить, что она лжет. Собирались поговорить со Стигом, и он, я думаю, как-то испортил ей игру. Но мне повезло, что на этот раз все обошлось.
Моника села напротив мужа. Лицо у него было багрового цвета, и он яростно барабанил пальцами по столу.
— Может, все-таки откажемся от борьбы и уедем отсюда? Так дальше просто невозможно!
Она уже не раз обращалась к нему с этой просьбой, но в ответ видела в глазах Кая все ту же решимость.
— Я уже говорил тебе — об этом не может быть и речи! Я не позволю ей выгнать меня из собственного дома. Такого удовольствия я ей ни за что не доставлю.
Для пущей убедительности он стукнул кулаком по столу, но в этом не было необходимости. Все это Моника уже не раз слышала и знала, что уговоры бесполезны. А если начистоту, то ей и самой не хотелось отдавать соседке лавры победителя — тем более после всего того, что Лилиан наговорила на Моргана.
Мысль о сыне дала ей повод переменить тему:
— Ты заглядывал сегодня к Моргану?
Кай неохотно отвел взгляд от дома Флоринов и пробурчал:
— Нет. А надо было? Он же никогда не выходит из своей берлоги, сама знаешь.
— Знаю, конечно. Но я думала, что ты хотя бы зашел к нему просто сказать «доброе утро» и посмотреть, как там что.
Она знала, что это была утопическая мысль, но все равно продолжала надеяться. Все-таки Морган ведь и его сын тоже.
— Да с какой стати мне ходить? Если он хочет с нами знаться, мог бы и сам прийти… — Кай фыркнул и встал. — У нас будет наконец какая-то еда?
Моника тоже поднялась и молча стала накрывать на стол. Несколько лет назад она еще думала, что Кай может хотя бы сам разогреть обед, когда ее нет дома, но теперь у нее даже не возникала такая мысль. Все было как всегда. И всегда так и будет.
~~~
Фьельбака, 1924 год
По дороге во Фьельбаку оба молчали. После стольких ночей, когда они никак не могли нашептаться, у них теперь не находилось друг для друга ни единого слова: оба сидели застывшие, как оловянные солдатики, устремив взгляд перед собой, погруженные каждый в свои думы.
У Агнес было такое чувство, словно весь ее мир рухнул. Неужели только вчера она еще просыпалась в своей широкой кровати, в собственной комнате шикарной виллы, в которой прожила всю жизнь? Как же могло случиться, что вот она сидит в поезде с саквояжем на коленях и едет навстречу презренной жизни бок о бок с человеком, с которым ей уже не хочется иметь ничего общего? Ей не хотелось даже смотреть на него. Один раз во время пути Андерс как-то попытался успокаивающим жестом прикрыть ее руку своею, но она отбросила его руку с таким отвращением, что, надо надеяться, он больше не повторит попытки.
Подъехав через несколько часов к дверям барака, в котором им предстояло вести совместную жизнь, Агнес не сразу решилась вылезти из экипажа. Она сидела в коляске, не в силах подняться — ее настолько поразили окружающая грязь и шум, поднятый чумазыми, сопливыми ребятишками, которые сбежались поглазеть на извозчика, что она не могла двинуть ни рукой ни ногой. Нет, это не ее жизнь! На миг ею овладел соблазн сказать извозчику, чтобы поворачивал назад и отвез ее обратно на железнодорожную станцию, однако она понимала, что это невозможно. Куда она оттуда направится? Отец очень ясно дал понять, что не желает ее больше знать, а мысль найти какую-нибудь работу никогда не пришла бы ей в голову, даже не будь она беременна. Все пути перед ней закрылись, оставался только один, и он вел в этот убогий и грязный дом.
Едва удерживая слезы, она осмелилась наконец выйти из экипажа. Когда ее нога глубоко погрузилась в глину, она только невесело усмехнулась. Отнюдь не поправило дела и то, что на ней были хорошенькие красные туфельки с открытыми носками. Чулки намокли, и вода проникла до самых ступней. Краем глаза она увидела, как в доме приоткрылись занавески на окнах и к ней устремились любопытные взгляды. Она повыше вскинула голову. Пускай пялятся сколько угодно! Какое ей дело до того, что они там подумают и что скажут. Это же просто нищая голытьба! Поди, никогда еще не видели настоящей дамы. Ничего, она здесь долго не задержится. Уж она как-нибудь придумает, как отсюда выбраться, в ее жизни еще не бывало такого, чтобы она не выкрутилась из неприятного положения правдами или неправдами.
Агнес решительно взяла свой саквояж и поковыляла к бараку.
~~~
Во время утреннего перерыва на кофе Патрик и Йоста рассказали Мартину и Аннике о вчерашних событиях. Эрнст редко появлялся на службе раньше девяти, а Мельберг, боясь уронить свой авторитет перед подчиненными, никогда не ходил пить с ними кофе, а завтракал в своем кабинете за закрытой дверью.
— Неужели она не понимает, что сама себе вредит, — удивилась Анника. — Ведь она же должна мечтать о том, чтобы вы сосредоточились на поисках убийцы, а не занимались всякой чепухой.
По сути, она повторила то же самое, что высказали вчера друг другу Патрик и Йоста.
Патрик только покачал головой:
— Вот и я не понимаю — не то она не видит дальше собственного носа, не то вообще сумасшедшая. Но я надеюсь, что ничего подобного больше не повторится, вчера мы как следует ее припугнули, и второй раз она такого не сделает. Появилось ли у нас что-нибудь, от чего можно оттолкнуться, чтобы сделать следующий шаг?
Никто не ответил. В деле явно отсутствовали доказательства и улики, на которые можно было бы опереться в дальнейшей работе.
— Когда, ты говоришь, должны прийти результаты из криминалистической лаборатории? — прервала Анника унылое молчание.
