Кукла Коломбины - Елена Дорош
Отцепившись от дядьки-агента, Нюрка резко обернулась.
– Ты чего? – испуганно спросил тот и тоже посмотрел назад.
– Показалось, – скривилась она, все еще ощущая спиной словно насквозь прожигающий взгляд.
Тот самый.
Ее проводили до самой Кирочной.
Домой она притащилась, еле передвигая ноги. На ее счастье, никого не было. Чувствуя безмерную усталость и апатию, она села на табурет в коридоре и закрыла глаза.
У них был шанс поймать Биндюжника.
Был да сплыл.
Какая же она невезучая!
В тупике
Тятеньке пришлось вывалить все. При свидетелях случилось, не отвертишься.
Нюрка уж думала, что это конец: не видать ей больше ни «Привала комедиантов», ни белого света вообще.
Однако то ли Афанасию Силычу было не до нее, то ли он в самом деле счел: раз ничего плохого с ней не случилось, то нечего и скандал затевать.
А скорей всего, отложил экзекуцию до лучших времен.
Нюрка не скрывала, что расстроена, была бледна, поэтому, посмотрев, как она ковыряет вилкой в тарелке с жаренной на постном масле картошкой – любимой едой с детства, – Афанасий Силыч решил дочку взбодрить.
Два описания, которые были в полиции, совпали. Их разослали по всем участкам и сыскным частям, но дело от этого не сдвинулось ни на дюйм. Биндюжник как сквозь землю провалился.
Зато молодцом показал себя Румянцев. Нашел-таки лавочку, в которой продавали кукол Ольги Глебовой.
– Сейчас продавцов опрашивает, – довольным голосом сообщил Афанасий Силыч. – Скоро узнаем, кто таков этот любитель кукол.
Нюрка, как услышала, сразу встрепенулась. Теперь уж точно выйдут на Биндюжника.
С этим, однако, вышла незадача.
Когда днем забежала в сыскную, застала Румянцева в тятенькином кабинете. Тот как раз о результатах розыска докладывал. Дверь была приоткрыта, и Нюрка все отлично слышала, стоя в коридоре и приложив навостренное ухо к щели. Хорошо, что рядом никого из сыщиков не оказалось.
Выяснилось, что покупателем был мальчонка лет тринадцати. С виду – как рассказали в лавке – неказистый, но прилично одетый. Когда продавщица, удивившись, спросила, зачем берет, пояснил, что сестрица тех кукол коллекционирует. Как денежек накопит, он ей покупает. В подарок. Из великой братской любви.
«Ну да, как же», – беззвучно пошевелила губами Нюрка.
– Хитер пацан! – произнес Афанасий Силыч. – Ну да и мы не лыком шиты. Возле той лавчонки наблюдение установи. Явится малец в следующий раз, пускай за ним проследят. Авось приведет прямиком к своему хозяину.
– А ну как не явится? – с сомнением спросил Румянцев.
– Должон явиться, – твердо заявил Чебнев. – Кукол он по одной берет. Значит, запасу нет.
– Так Биндюжник, может, больше никого убивать не планирует?
– Планирует. Еще как планирует, – прошептала Нюрка за дверью.
Из сыскной части домой она бежала вприпрыжку. Сказала Фефе, что купит к обеду хлеба, а сама, позабыв обо всем, снова занялась не тем, чем положено.
Няньки дома не оказалось. Оно, может, и к лучшему. С хлебом оплошка вышла. Когда добежала до булочной, на двери уже болтался замок. Теперь так: не успел к нужному часу, считай остался голодным.
Поразмыслив, Нюрка толкнулась к Варваре Модестовне. У той хлеб был всегда, да не простой, а ситный.
С половиной булки она вернулась домой и, довольная, уселась штопать чулок, что порвала намедни, а зашить забыла. Так и бегала с дыркой, хорошо хоть в незаметном месте.
Звонок в дверь застал ее в момент откусывания нитки и заставил вздрогнуть.
Кто может прийти? Зина разве. А если это Николай? Ну, получит сейчас на орехи за то, что пропал!
С бьющимся сердцем она распахнула дверь.
– Привет, Анюта! – поздоровался Румянцев.
Он был весел, поэтому не заметил, как вытянулось ее лицо.
– Здравствуй, Никита. Афанасия Силыча…
– Я не к нему. К тебе, наоборот. Сказать, что паренька взяли.
– Какого еще…
И вдруг поняла:
– Покупателя?
– Ага! У нас сейчас. Подумал: надо бы сказать тебе.
– Правильно подумал. Жди у парадного. Я скоро.
Румянцев постоял перед захлопнувшейся дверью и медленно стал спускаться.
Даже войти не позволила. Обидно.
Выскочив, Нюрка схватила его за рукав:
– А вот и я!
– Может, на трамвае? Быстрее будет.
– Так побежали до трамвая!
И первая сорвалась с места.
Ну и девка! Огонь прямо! Такую приручать замаешься!
Усмехнувшись, он наддал и, обогнав, крикнул:
– Вон из-за угла выворачивает! Скорей!
Они вскочили на подножку и, пробравшись в глубь вагона, встали у окна.
– Тебя Афанасий Силыч за мной послал?
– Нет. Я сам.
– Да ты что? Он же тебе за это…
– Ну и пусть.
Нюрка взглянула пристально, но ничего не сказала, только у поворота к зданию сыскной полиции предложила:
– Скажешь, что случайно встретились и я сама за тобой увязалась.
Насчет «сама увязалась» он был не против, но совсем в другом смысле.
– Не учи ученого. Найду что сбрехать, – нахмурившись, кинул Никита и потянул ручку двери.
– Так ты у нас брехун? – мгновенно среагировала Нюрка.
– Бывает, – усмехнулся он, пропуская ее вперед.
Перед дверью комнаты, где допрашивали мальчонку, она остановилась.
– Тятенька меня все равно прочь погонит. Не позволит, чтобы посторонние на допросе сидели.
– Зачем тогда поехала?
– Давай я тебя в дежурке дождусь. Только смотри, расскажешь все подробно.
– Ладно.
Румянцев ушел, а Нюрка присела на краешек стула в коридоре. Посидела ровно минуту и поняла, что никакого, даже короткого ожидания не выдержит.
На цыпочках она подошла к двери и приникла ухом к замочной скважине.
Авось чего-нибудь да разберет. Не впервой!
Она уже почти вслушалась и даже стала понимать, как вдруг кто-то шепнул ей прямо в темечко:
– А подслушивать нехорошо.
Она вскинулась так стремительно, что Рудницкий едва успел отпрянуть.
– Я не подслушивала!
– Да-да. Я так и понял, – глядя на нее смеющимися глазами, кивнул тот.
Нюрка мгновенно залилась краской.
– Здравствуйте, Аркадий Нестерович.
– Добрый день, Анна. Что интересного намеревались узнать?
– Да вот, понимаете…
– Понимаю, – кивнул Рудницкий с самым что ни на есть серьезным видом. – Давайте сядем где-нибудь. Все равно слышно плохо, так ведь?
Успевшая оправиться от смущения Нюрка кивнула:
– Дежурка свободна. Все на выезде.
– Давненько я в дежурках не сиживал. Пойдемте.
В дежурке всегда был горячий самовар. Василий Саввич распорядился. Дескать, сыск сыском, а условия для отдыха тоже должны быть.
К чаю нашлись бублики и колотый сахар.
С удовольствием глядя, как хозяйничает Нюрка, Рудницкий размышлял о том, что жизнь нынче меняется стремительно и успевать за ней становится все трудней. Зато интересней.
– Так что у нас там, в кабинете? – спросил он, отпивая глоток горячего чая
