Иванушка на курьих ножках - Дарья Донцова
Виктор допил чай.
– В нашем классе я был один без шлейфа антисоциальных поступков. Со мной учились четверо «героев». Толя Горский – клептоман, тащил все, что плохо лежало. Ценность добычи его не волновала, главное – спереть. Вадик Комов. Тот глотал любые лекарства, какие мог достать. Евгений Парков – чуть что, сразу в драку. Сейчас понимаю: у него была какая-то психическая болезнь. Вот вам пример. Захожу в класс, говорю: «Доброе утро». И на меня со сжатыми кулаками летит Женя, орет: «Ты как со мной разговариваешь? Урою!» Что я обидного сказал? Ничего, но Парков в своем мире жил. И еще был Степан Фокин. Тот, вроде, тихий, сидит, улыбается. А потом с той же улыбкой тебя головой о стену приложит. Степан с виду был милый, хорошо воспитан, а пел как! Мне десять стукнуло, когда в интернат попал, Фокин появился через два года. Он мне сначала понравился. Матом не ругался, не курил. Когда к нему другие приставать начали: «Пошли подымим, место есть, туда воспитатели не ходят», – Степан резко их осадил: «Я певец! Берегу связки». Ну и его начали дразнить. А Фокин ноль внимания. Потом на Новый год концерт сделали. Я стих читал, другие учащиеся танцевали, песенки исполняли. Потом вышел Степа и запел! Вот тут все, даже взрослые, притихли! Талант у школьника был мощный! А еще он оказался лидером – не прошло и пары месяцев после появления Степана в интернате, как подросток стал главарем. Его даже выпускники уважали.
Виктор отвернулся к окну.
– Божий дар не всегда достается человеку с доброй душой. Давайте вспомним советского поэта, который в пьяном угаре убил жену, художника-ловеласа, чья жена покончила с собой, застав мужа с любовницей в семейной постели. Список можно продолжить. Степану достался прекрасный голос. Надо отдать подростку должное, он понимал, чем обладает, упорно занимался. Степана определенно ждала яркая карьера на сцене. Почему его отправили в интернат? Степа был злым, ему нравилось кого-то мучить, в придачу врун, актер, манипулятор. Доведет специально кого-то до истерики, парень в драку полезет, наподдаст Фокину, а тот придет в класс, хромой. Педагог спрашивает: «Подрался?» – «Меня побили», – отвечает Фокин и показывает на того, кого сам же до рукоприкладства довел. Ну и кому доставалось?
– Тому, кто наподдал мальчику, – предположил я.
– Степан глаза в пол: «Никогда не вру. И отвечаю, когда спрашивают», – усмехнулся Виктор Маркович. – Еще он воровал сладкое из столовой, из спален исчезали вещи, наручные часы. Но один раз случилось нечто из рук вон. В день зарплаты пропали все деньги, которые привезли для выдачи сотрудникам. Времена были далекие, видеокамеры отсутствовали. Начали расследование. Учитывая контингент, полицию не вызвали, директор объявил: «Сейчас закроем ставни на окнах, двери все запрем, обыщем помещения, найдем похищенное. Если вор полагает, что родители его спасут, то зря. Вас сюда отправили, потому что каждый из вас подлец и мерзавец, отравил жизнь близким. Того, кто унес деньги, ждет колония для малолетних. Я ему это обещаю». Ночью ко мне в комнату пришел Степан и потребовал…
Виктор Маркович запнулся.
– Именно потребовал – не попросил, не заныл, не умолял, – нагло приказал: «Сейчас деньги принесу, и скажешь, что ты их спер». Я ответил: «Никогда!» Фокин начал меня пугать, сказал, что у него в Питере много друзей, которые по его приказу зарежут мою мать. Я засмеялся: «В Питере никого не знаю, а матери у меня нет! Лучше уходи, а то расскажу, зачем ты приперся!» И он позвал Комова с Парковым. У первого взгляд стеклянный – он опять где-то таблеток раздобыл и наелся, – у второго вид бешеный, обострение сумасшествия. Они мне рот заткнули, начали бить, шипели: «Если не согласишься, жив не останешься». В конце концов я сознание потерял. Очнулся в больнице, рядом полицейский: «Рассказывай, что случилось». И я все рассказал. В клинике провел три месяца, потом вернулся в интернат. Моих мучителей не было. И вообще, весь класс сменился, один я из прежних учеников остался. Но персонал был прежний, а меня повариха Серафима Ивановна любила. Меня как увидела, заплакала: «Сволочи, что с тобой сделали!» Вид у меня был эпический! Левая рука висит, не работает! Зубы выбиты, правая ушная раковина кое-как пришита! Дышу как собака, ребра поломаны – они срослись, но еще больно было. Все раны перечислять не стану, список большой. До кучи сотрясение мозга. Серафима меня обняла, рассказала, что, когда меня, всего избитого, утром нашли, Степан сообразил, что дело пахнет керосином. Подельники у него послушные, но едва им пригрозят – вмиг главаря сдадут. Фокин деньги прихватил и удрал! Далеко не ушел, решил через забор перелезть, а сторож проснулся, поймал беглеца. Драка затеялась, Степан мужика с ног сбил, тот упал. Школьник камень с дороги взял, давай охранника бить. И тут ворота открылись, продукты привезли. Парня схватили, секьюрити в больницу повезли, тот по дороге умер. Понимаете расклад?
– Сколько ему тогда лет было? – тихо осведомился я.
– За неделю до того, как деньги спер, четырнадцать стукнуло, – улыбнулся Виктор. – Случись все дней на десять раньше, Степана, скорее всего, могли просто домой отправить. А с четырнадцати лет уже уголовная ответственность. Суд состоялся, зал закрыли и никого не пускали. Это мой отец постарался. Он тогда совсем высоко взлетел. Ко мне никогда не приезжал, ни одного яблока не передал, но после того происшествия у меня появился адвокат, он от меня не отходил. Я все честно рассказал. Степан заорал: «Он врет! Его били другие!» Судья подростка заткнуть попытался. Куда там! Парень давай орать, что Комов и Парков виноваты, а он белый ангел. Тех подростков родители отмазали, денег всем отсыпали, справки от врачей представили, из которых следовало, что их сыновья – психически больные люди.
Виктор допил чай.
– Оно, в принципе, правда, но тогда вопрос возникает: почему сумасшедшие оказались в гимназии вместе с нормальными детьми? Ответ прост: папаши с мамашами не хотели, чтобы на
