Золотое сердце Вавилона - Наталья Николаевна Александрова
Наутро я засобиралась в больницу к Никодиму Никодимовичу. В суматохе последних дней я как-то не успела спросить, где он живет и с кем, есть ли у него родные и близкие. Может быть, нужно сообщить его родственникам о несчастье? Но что-то подсказывало мне, что старик жил один, что вся его жизнь была связана с магазином и со служением моей тете Валерии Львовне.
Я рассердилась на себя за то, что думаю о старике в прошедшем времени. Сказал же врач «скорой», что жизненно важные органы не задеты и он поправится.
Я взяла большую фаянсовую кружку, из которой Никодим Никодимович пил чай. Кружка была старая, с немецким двуглавым орлом на боку. По дороге купила пачку хорошего чая и полкило песочного печенья, а также яблок и абрикосов, зубную щетку и мыльницу, в которую положила кусок мыла в виде утенка Дональда. И еще симпатичные домашние тапочки в клеточку. Если понадобится еще что-то, пускай старик скажет, я куплю все новое.
В отделение меня пустили без разговоров, но только до двери в палату реанимации.
Оказалось, вчера старику сделали операцию. Она прошла успешно, утром он пришел в сознание, но ему колют успокоительное, чтобы спал, – тогда, дескать, мозг без раздражителей отдыхает. Не успела я испугаться по поводу операции, как вышел доктор и сказал, что все будет в порядке, в реанимации Никодима Никодимовича держат просто потому, что возраст уже солидный и организм нуждается в особой заботе.
– Он вам родственник? – спросил врач.
– Дальний, – я отвела глаза.
Вот что теперь делать? Куда идти, если я даже не знаю, где он живет. Если попросят принести документы – тот же паспорт, полис страховой, – что я скажу? Подумав, я решила: главное, чтобы Никодим Никодимович поправился, а с документами как-нибудь разберемся. Расспрошу эту бабулю с болонкой, как ее… Матильду Спартаковну… ах нет, это собачка Матильда, а старуху зовут Ревмира.
Симпатичная сестричка из реанимации посоветовала мне подождать – вполне возможно, что больной очнется, и тогда она меня пустит к нему. Я спустилась в небольшой кафетерий, решив заодно и позавтракать. Выбор, конечно, не впечатлял – черствые булочки и завернутые в пленку бутерброды сомнительной свежести.
У стойки топтался мужчина в китайском тренировочном костюме и тапках на босу ногу и возмущался:
– У вас колбаса зеленая уже! Это же настоящее преступление – больных людей такой колбасой кормить! У вас же не Боткинские бараки, а больница широкого профиля, отравления небось и не лечат!
– Вовсе она не зеленая, – вяло отговаривалась тетка у стойки. – Это здесь освещение такое! А если вы больной, то и не ешьте, вас в больнице должны кормить!
– Ага, как же! – пригорюнился мужчина. – С такой кормежки ноги протянешь, где уж тут вылечиться!
– Возьмите булочку, – предложила тетка, – или бутерброд с сыром. Им не отравишься.
– Я сыр не ем, я вегетарианец! – заявил больной.
– А тогда чего ж вы на мою колбасу наговариваете? – мгновенно разозлилась тетка. – Вообще ничего не продам! Приходят тут, только на нервы действуют!
Мужчина удалился. Очевидно, он и приходил-то сюда просто так, от больничной скуки, чтобы убить за разговором время между процедурами. Я выбрала бутерброд с сыром и чай, побоявшись, что кофе в этом заведении пить невозможно. Оказалось, чай тоже, во всяком случае, чаем эту мутную бурду назвать было никак нельзя.
Пока я уныло болтала пакетиком в стакане, кто-то положил передо мной большую шоколадную конфету. Она так и называлась «Гулливер», и на фантике был нарисован Гулливер в шляпе, окруженный лилипутами.
Я подняла глаза и узнала того самого водителя машины, что едва не сбил меня вчера. Я даже вспомнила, как его зовут: Роберт Манукян. Я нахмурилась и хотела спросить, чего ему надо, но он опередил меня, грустно сказав:
– Вы меня обманули. Значит, я все-таки задел вас бампером.
– С чего вы взяли? – удивилась я.
– А что же вы делаете в больнице? Наверняка ночью вам стало плохо, и вы явились за помощью. А я ведь предупреждал, что так может случиться – сначала вроде бы ничего не болит, а потом…
– Да вовсе я не больна! – я отставила стакан и встала, потому что разговаривать, глядя на него снизу вверх, было неудобно. – Просто я навещаю тут знакомого!
– Знакомого? – недоверчиво переспросил он. – Какого знакомого? Разве у вас кто-нибудь болен?
Я только открыла рот, чтобы рассказать ему про Никодима Никодимовича, но тут же опомнилась. Что я делаю? Снова выбалтываю первому встречному про свои дела? Мало меня жизнь учила!
– Слушайте, что вам от меня надо? – возмутилась я. – Что вы меня преследуете? Не нужно мне от вас ничего, я прекрасно себя чувствую и не имею к вам никаких претензий! И заберите ваши подношения, я сладкого не ем!
Я неловко махнула рукой, и конфета упала на грязноватый серый линолеум.
– Извините меня, пожалуйста, – тихо сказал Роберт. – Простите, если я вас обидел.
Он опустил глаза и вцепился в спинку стула.
Мне стало стыдно. Человек, в общем, ничего плохого мне не сделал, конфетой угостил, а я ее – на пол. И вообще, вчера до дома довез, разговорами развлекал, а мог бы просто уехать.
– Присядьте… – предложила я помягче, – и скажите наконец, что вы-то тут делаете?
– У меня тут сестра лежит вторую неделю… – он тяжело вздохнул и замолчал.
– В каком отделении? В травме? – удивилась я. – А что с ней?
Не то чтобы меня действительно интересовала судьба его сестры, которую я в глаза не видела, но о чем разговаривать в больнице, как не о больных и болезнях?
– Автомобильная авария, – глухо ответил Роберт, – ее машина столкнулась с грузовиком. Вывернулся какой-то пьяный… Ехал на красный свет, да еще по встречке… Тяжелейшее сотрясение мозга, десять дней в себя прийти не может…
– Ужас какой! – невольно вздохнула я.
Мы помолчали. До меня наконец дошло, отчего он так всполошился, когда едва не сбил меня вчера. Очевидно, он видел, к чему может привести авария.
– Молодая совсем, замуж собиралась… – сказал Роберт, глядя в стол. – А теперь уж и не знаю, что будет…
– Все будет хорошо, – я погладила его по руке, – молодой организм быстро восстанавливается.
– Вы думаете? – он поднял голову и улыбнулся.
Улыбка у него вышла усталая, и глаза были грустные. Еще бы – переживает человек за сестру.
– Сейчас ее на томографию повезли, – сказал он, – вот я тут результатов жду.
– Роберт Ваграмович! – послышался
