Золотое сердце Вавилона - Наталья Николаевна Александрова
Я подала документы на развод, муж был не против. Свекровь освободили до суда под подписку о невыезде, адвокат предъявил кучу каких-то справок, похоже, что она вообще от зоны отвертится. А жаль.
Кое-какие денежки я все же дала Никодиму, чтобы подремонтировать помещение магазина и обновить ассортимент. Старик страшно обрадовался и с жаром окунулся в новое дело, тем более я разрешила ему пожить в квартире Валерии Львовны, чтобы коту Казимиру не было так одиноко. Но, уезжая, я попросила соседку Ревмиру Спартаковну присматривать за стариком. И она поняла мою просьбу буквально, то есть принялась таскаться в магазин по пять раз на дню. Болонка Матильда, кстати, вела себя прилично, поскольку побаивалась Казимира. Старушка окружила Никодима заботой. Ничего, привыкнет как-нибудь, а потом и я вернусь.
Я потянулась на лежаке и подставила ноги ласковому солнышку. Кругом все такие загорелые, а я бледная как поганка. Мимо меня к бассейну прошли две девицы – гладкие, загорелые до черноты, кожа их блестела, натертая маслом для загара. А я вот пользовалась кремом, чтобы не сгореть, иначе кожа будет облезать клочьями. Одна из девиц, почувствовав мой взгляд, оглянулась и посмотрела с легким презрением. Я ответила ей безмятежным взглядом – что ж, я приехала сюда отдохнуть после всех приключений, свалившихся на мою голову, так неужели же я потрачу свой отпуск на то, чтобы жариться на солнце?
– И совершенно нечему завидовать, – раздался рядом мужской голос. – Неужели вы потратите свой отпуск на то, чтобы двадцать четыре часа в сутки жариться на солнце, а потом хвастаться сослуживцам своим загаром?
– Да мне и некому хвастаться, – рассмеялась я. – Я сейчас как раз без работы…
И тут же спохватилась: снова я рассказываю о себе первому встречному. Я повернула голову и увидела, что на соседнем лежаке расположился мужчина. На вид ничего особенного – бледный, худой, щеки впалые.
Когда я укладывалась на лежак, то заметила только, что рядом кто-то спит, накрывшись полотенцем. И вот теперь этот кто-то проснулся. Он снял темные очки и улыбнулся мне. Хорошо так, без подвоха. Просто человек на отдыхе, настроение у него хорошее, хочется поболтать ни о чем.
Но все же… мои правила… никому не верить и никому ничего не рассказывать про себя… А, ладно. Правила хороши тем, что всегда можно сделать исключение. Решим так: если имя его имеет хоть какой-то намек на восточные корни, я немедленно встаю и ухожу. А если нет, то можно и познакомиться.
– Я – Тоня. А вас как зовут?
– Ричард я, – сказал он, и улыбка сползла с его лица. – Ну, не делайте вид, будто ничуть не удивляетесь
– Ну почему же… – вежливо протянула я, – судя по внешности и речи, вы русский. Так, может, у вас бабушка была англичанкой?
– Ага! Русская у меня была бабушка, всю жизнь в деревне прожила! И отец мой оттуда! Но, понимаете, фамилия наша – Ивановы, так родители и решили, что если мальчика назвать Васей или Петей, то это будет совсем уж примитивно. И назвали меня Ричардом. Ричард Иванов, представляете?
– Круто, – согласилась я.
– Вам смешно, – он отвернулся, – а сколько я в детстве намучился. Главное – уменьшительного имени никак не придумать.
– Вроде бы от Ричарда уменьшительное Дик… – неуверенно сказала я, а в голове вертелась не то «Хижина дяди Тома», не то «Пятнадцатилетний капитан».
– Ага, моя мать так же думала, а потом оказалось, что у овчарки из соседнего двора такая кличка. И вот зовет она меня, а на ее зов прибегает овчарка. Переименовали меня в Рича, так перекантовался в школе, потом в институте – по глупости даже перед девчонками выпендривался. А потом с одной девушкой мы долго встречались, даже жениться хотели, но не сложилось. Так, когда поссорились, она завела собачку, йоркширского терьера, и назвала его Ричи!
Я не выдержала и фыркнула.
– Вам смешно, – вздохнул новый знакомый. – А еще одна придумала называть меня Рики. А потом я выяснил, что у нее когда-то так попугая звали.
– Хотите, я буду звать вас по фамилии – Иванов? – спросила я, пытаясь не смеяться. – Хорошая фамилия, простая. Ну? Иванов, пошли купаться!
– Ну пошли! – Он снова улыбнулся, и лицо его стало симпатичным.
