Осень с детективом - Евгения Михайлова
– Как то есть не было? – удивилась Мирослава. – Так не бывает.
– Эх, милая, – вздохнула Вероника Валентиновна, – на свете по-всякому бывает.
– То есть отец неизвестен?
– Боюсь, Рая сама не знает, кто отец ее дочери.
– Она что же, вела беспорядочную половую жизнь?
– Эка загнула! – восхитилась Мишечкина и ответила:
– Я не знаю, какую такую жизнь вела Рая, но только отец Алены неизвестен. Хотя, может, она сама и знает, кто это, да говорить по какой-то причине не хочет.
– Допустим, – согласилась Мирослава и поинтересовалась: – Как долго Алена жила в семье Васильевых?
– Долго. Съехала она лет пять назад, нашла себе отдельное жилье.
– А все предыдущие годы она жила с Васильевыми?
– Да.
«Интересно, почему Даша ничего мне об этом не рассказала, – подумала Мирослава и спросила:
– А со своей матерью Алена не общалась?
– Ну почему же не общалась, – ответила старушка, – она ездила к Рае на все каникулы постоянно.
– И всегда возвращалась к тетке?
– Да.
– Почему?
– Я думаю, потому, что мать ее жила очень скромно, а Васильевы не бедствовали.
Мирослава подумала о том, что если бы были живы ее родители, она бы ни за что не оставила их, как бы бедно они ни жили. Но родители детектива погибли, когда ей было два года, и воспитывали ее бабушка с дедушкой и целых две тети. Семья полковника Волгина не бедствовала. «Может быть, мне поэтому так легко рассуждать», – с долей грусти подумала Мирослава.
– Вероника Валентиновна, вы не знаете, речь об удочерении Алены никогда не шла?
– Нет, ни о чем подобном я от соседей не слышала, – покачала головой Мишечкина, – да и Раиса навряд ли согласилась бы потерять дочь безвозвратно.
– Да, наверное, – согласилась Мирослава и спросила: – После того как Марина Константиновна овдовела, ей, наверное, было тяжело воспитывать дочерей?
– Определенные трудности, скорее всего, были, но Алена уже жила отдельно и работала. Так что Марине оставалось поднять на ноги Дашу. Она тогда как раз в университет поступила. Но я, думаю, что Даше всегда помогала Мария Евгеньевна, у нее была хорошая пенсия, да и после мужа остались какие-никакие накопления и драгоценности.
– А кем был прапрадедушка?
– Он был большой партийной шишкой.
– То есть Ивановым удалось уберечь свои деньги от загребущих лап новодемократов?
– Да, супруг Марии Евгеньевны был умным и прагматичным человеком. Я когда-то была с ним знакома.
– Как вы думаете, Даша, скорее всего, получит после прабабушки хорошее наследство?
– Я надеюсь на это. Даша очень хорошая девочка. Она так заботилась о своей прабабушке! Мало кто из современных детей так заботится о своих родителях.
– А как Мария Евгеньевна относилась к Алене Петельновой?
– Хорошо относилась, ровно, – уверенно проговорила Вероника Валентиновна.
– Но она не считала ее своей праправнучкой?
– Нет, конечно, – улыбнулась Мишечкина. – Сами посудите, Алена дочь сестры внучатой снохи. То есть даже не седьмая вода на киселе, а никто!
– И, значит, Петельнова ничего не выигрывает от смерти Ивановой?
– Ничегошеньки, – подтвердила соседка.
– Я вот, Вероника Валентиновна, одного понять не могу… – сказала Мирослава.
– Чего же?
– По вашим словам, Иванова оставила Даше хорошее наследство.
Соседка кивнула.
– Но зачем же в таком случае она еще и жизнь свою застраховала?
– Затем, что деньги никогда лишними не бывают, – поучительно проговорила Мишечкина.
– Если только так. Спасибо вам, Вероника Валентиновна, за пирог, за чай. Я, пожалуй, пойду, – произнесла Мирослава, поднимаясь с обитого кожей табурета.
– Разве вы не станете ждать Мариночку? – разочарованно протянула соседка.
– Ждать еще долго, – улыбнулась Мирослава, указывая взглядом на смешные часики с кукушкой, висевшие на стене. – Я лучше в другой раз зайду.
– Ну, если так, – развела руками Мишечкина, – не буду вас удерживать, ведь вам, молодым, всегда некогда.
– Точно так, – дружелюбно улыбнулась детектив и, попрощавшись с хозяйкой, выскользнула за дверь.
Мирослава пока не знала, как, да и может ли вообще пригодиться ей полученная информация. На первый взгляд ничего полезного в ней не было.
Приехав домой, она так и сказала Морису.
А он сообщил ей, что нарыть чего-либо негативного на страховую компанию ему не удалось. Все у них хорошо. Никаких видимых проблем и тем более долгов нет.
– Однако выплачивать деньги Васильевой они не собираются, – заметила Мирослава.
– Придерживаются буквы закона, – повел плечами Миндаугас.
Но Волгина не согласилась с этим и констатировала:
– Жмотничают!
– Я вижу, что вам доставит особое удовольствие заставить их раскошелиться, – улыбнулся Морис.
– Точно! – ответила она с воодушевлением.
На следующий день Мирослава решила навестить подругу Марии Евгеньевны Ивановой Евдокию Семеновну Калинину.
С ней она предварительно созвонилась и объяснила, что она детектив и работает на правнучку ее подруги, спросила, можно ли прийти.
– Да, конечно, – живо откликнулась Калинина.
И вот завтра наступило, хотя и принято считать, что оно никогда не наступает. Наступает и еще как! Просто при этом оно превращается в сегодня.
Мирослава позвонила в дверь Калининой за три минуты до назначенного времени. Дверь ей открыли сразу. И детектив поняла, что подруга Ивановой ждала ее, и даже с некоторым нетерпением.
Не успела Мирослава переступить порог и представиться, как женщина сразу же сказала:
– Проходите в комнату. Разуваться не нужно.
– У меня бахилы.
– Ну если только так.
Вскоре они сидели в небольшой уютной комнате, окна которой были занавешены старомодными шторами. Квадратный стол был накрыт плюшевой скатертью ярко-желтого цвета. На столе стояла ваза с сухими гортензиями, так называемый зимний букет.
Глядя на этот милый интерьер, неплохо чувствующий себя в современном мире супертехнологий, Мирослава чувствовала успокаивающую атмосферу ускользнувшего века.
Калинина, в силу ее возраста и заложенных еще в советское время представлений об уюте, навряд ли захочет перемен.
Мирослава вынырнула из своих мыслей и проговорила:
– Евдокия Семеновна, я хотела бы поговорить с вами о вашей подруге…
– О Машеньке, – да, я понимаю, – кивнула Калинина, – но боюсь, что мне нечего будет добавить к тому, что вам рассказала Дашенька.
– Откуда вы знаете, что рассказала мне Даша?
– Я догадываюсь. Более пристрастного человечка, в хорошем смысле этого слова, чем Дашенька, по отношению к Машеньке не было. Может быть, вы помните такого замечательного поэта, как Михаил Юрьевич Лермонтов? – Женщина посмотрела на Мирославу со смесью надежды и опасения.
– Конечно, помню, – кивнула Мирослава.
– Так вот, у него есть такие строки: «Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит».
– «Выхожу один я на дорогу», – машинально проговорила детектив.
– Так вот, Маша и Даша как эти звезды. Они могли молчать, а их души говорили друг с другом. Это я о том, насколько они были близки. Вы понимаете меня?
– Да, – ответила Мирослава. И
