Пианистка - Татьяна Александровна Бочарова
– Да, – умирая от смеха, проговорила Карина. – Это завуч моей музыкальной школы. По-видимому, она живет здесь, в этом дворе.
– Суровая гражданка. – Олег поднял стекло и вновь увлек Карину на сиденье.
– Еще какая. – Она продолжала тихонько смеяться. – Знаешь, как она всех строила? Только попробуй вякни!
– Забудь, – коротко сказал Олег. – Не было этого, и все. Ни твоей музыкалки, ни этой стервы в каракуле. Да и тебя тоже не было, – он улыбнулся, пристально вглядываясь в ее лицо, и уточнил: – Той, которая кисла и норовила саму себя загнать в угол.
– А ты? – спросила Карина. – Ты был?
– Я? – Он секунду раздумывал, затем с уверенностью произнес: – Я был. Правда, может быть, слегка другим.
– Каким?
– Черт его знает. – Олег неопределенно пожал плечами. – Иногда мне кажется… что ты меня заразила своей рефлексией, вечными сомнениями, переживаниями за всех обиженных… словом, чепухой. Нет-нет, в голове твои мысли мелькают. – Он говорил нарочито небрежно, с усмешкой, но Карина видела, что глаза у него серьезные и даже грустные.
Он явно не шутил и не подрунивал над ней, как часто любил делать. Видимо, эта тема волновала его, и уже давно, но в силу упрямства и заносчивости Олег не желал обсуждать ее с Кариной.
Эти слова вырвались у него невольно, под воздействием момента, и язвительным тоном Олег пытался убедить и Карину, и, главное, себя в том, что это действительно полная чепуха.
– Рада, что благодаря мне ты теперь не такой циник и рационалист, как прежде, – проговорила она, интуитивно чувствуя, что должна подладиться под его тон, помочь обратить их беседу в шутку.
– Не радуйся, – моментально парировал Олег, и Карина поняла, что не ошиблась, он ждал от нее именно этого. – Пройдет. Меня изменить невозможно.
– Ладно, – сказала она ласково. – Нет так нет.
Поздним вечером, оставшись одна в своей квартире, Карина в мыслях неотступно возвращалась к их разговору то ли в шутку, то ли всерьез.
Интересно, что имел в виду Олег, говоря о сомнениях и переживаниях? Неужели Лелю, свое отношение к ней? Не может больше оставаться равнодушным, тяготится предательством?
Карине захотелось поговорить с ним начистоту, без обиняков, колкостей и ехидства, направляющих разговор в совершенно иное русло. Выяснить, так ли уж в действительности он равнодушен к Леле, способен расстаться с той легко и просто, безболезненно отсечь все, что связывало их за прожитые годы.
Она ждала Олега до половины четвертого утра, но в ту ночь он не пришел.
А когда назавтра они встретились, чтобы ехать в капеллу, лицо его снова было абсолютно спокойным и бесстрастным, и Карине показалось, что вчерашнее – лишь плод ее фантазии.
31
Февраль начался с неожиданной и сильной оттепели. В течение недели дул южный ветер, сугробы съежились и осели, непрерывно моросил мелкий, противный дождик.
А потом грянул двадцатиградусный мороз. Лужи вмиг застыли, и тротуар превратился в один сплошной каток, на котором легче легкого было сломать себе шею. Но гололед был не единственной напастью, которую принесли москвичам капризы погоды.
По городу с устрашающей скоростью пополз грипп, кося подряд и детсадовцев, и школьников, и взрослых людей. Пока санэпидемнадзор колебался, объявлять или нет эпидемию, ежедневное количество заболевших достигло нескольких тысяч.
В капелле слегло пол-оркестра и столько же хористов. Любаша лежала дома с температурой под сорок, и спевки проводила второй хормейстер, Саша, молчаливая, симпатичная девушка с каштановой косой, спускающейся ниже спины.
Сам Михалыч держался, хоть и отчаянно чихал, закрываясь платком.
В таких условиях предстоящие гастроли в Суздаль оказались под угрозой срыва. Собрали совещание, на котором взвесили все «за» и «против» поездки и решили, что ехать все-таки необходимо.
Суздаль был первой ступенькой в череде мелких гастролей, предшествующих основной полуторамесячной поездке в Италию. Там капеллу должен был прослушать новый потенциальный спонсор, крупнейший местный банк, почти готовый к подписанию контракта.
За то, чтобы ехать, хоть и неполным составом, высказались Олег, концертмейстер вторых скрипок, Ольга Чеботарева, флейтист Андрей Столярчук и только что поправившаяся Любаша. Последняя чувствовала себя еще неважно, багровость ее щек несколько поблекла, но настроена хоричка была решительно.
Карина радовалась необычайно: в Суздале их с Олегом сольная программа была включена во все концерты. Радость ее омрачала лишь тревога за Лелю, остающуюся в гриппозной Москве.
Перед отъездом Карина развесила по всем углам соседской квартиры дольки чеснока, накупила лимонов, клюквы и сухих плодов шиповника, строго-настрого велев Леле употреблять все это ежедневно, дабы повысить запасы витамина С в организме.
В день отъезда свалился Вадим. На вокзал приехала его сестра: она привезла ноты соло, которое он играл. По случаю лютого мороза проводники открыли двери заранее, и музыканты уже сидели в вагонах – хористы и певцы в одном, оркестранты в двух других.
Сестра Вадима заглянула в самое первое купе, где расположились Карина с Любашиной заместительницей Сашей, а также певицы Соня и Галина. Это была миловидная женщина лет сорока с небольшим, в пушистой песцовой шубке и светлой вязаной шапочке, из-под которой виднелись такие же черные, как у брата, волосы.
– Девочки, здравствуйте, – она приветливо улыбнулась, полезла в сумку и вытащила оттуда папку с нотами, – вот. Передайте это дирижеру, говорят, он в соседнем вагоне, я уж не буду туда бегать. Какие вы молодцы, что держитесь, не заболели.
– Типун вам на язык, – замахала руками Соня. – Нам болеть нельзя, потом месяц голоса не будет.
– Скрипачам тоже не сладко температурить, – вздохнула женщина. – Руки ломит, инструмент не возьмешь. Вон Вадик с утра встал сам не свой. Уж и чемодан готовый, и продуктов я ему запаковала в дорогу, а он сел и двинуться не может. Мерим температуру – сорок, да еще с хвостиком. Пришлось сюда бежать, ноты нести – у него же много сольных мест. – Сестра Вадима взглянула на часы и засобиралась. – Пойду. Мне еще в аптеку, а оттуда в магазин. Счастливого пути. – Она снова улыбнулась, и взгляд ее остановился на Карине. – Девушка, у вас замечательные волосы, не хотите подстричься? Я ведь парикмахер. Вам хорошо будет, вот тут покороче, там подлинней. – Она сделала несколько пассов руками возле ее лица, изображая предполагаемую стрижку. – Можно небольшую челочку. Желаете?
– Нет, – Карина улыбнулась в ответ, – я никогда не делала стрижки. Люблю, когда волосы длинные.
– Меня постригите, – с готовностью отозвалась Соня, взбивая руками жиденькие, обесцвеченные прядки.
Женщина отрицательно покачала головой:
– Вам надо волосы лечить. Приходите к нам в салон, подберем специальные препараты. Потом можно будет сделать щадящую химию.
– Дорого, наверное, – с сомнением проговорила
