Юлия Волкова - Выбери меня

Окончился первый тур. Были объявлены результаты. Юру Костенко, Пашу Лосина и Андрея Полуянова допустили ко второму туру. Наденька Быстрова провалилась.

— Знаете, Владимир, — вздохнула Манефа, — когда я сейчас, через пятнадцать лет с лишним, вспоминаю эту девушку, то думаю: а ведь зря они ее не взяли. Белокурая, длинноногая. Для нынешних сериалов — просто подарок. Но тогда ценилось другое… Вот Наденька и пролетела. А потом пролетела более тридцати метров с крыши нашего здания. Как она туда вскарабкалась, ума не приложу! Ведь все чердаки у нас были в то время задраены наглухо — я помню тот субботник в мае сорок седьмого года, когда мы выгребали с них всякий хлам и запирали их на амбарные замки.

— Так эта девушка, Надежда Быстрова, покончила с собой? — спросил Томашевич, чувствуя себя ужасно неуютно. Казалось бы, не слишком оригинальная история. Но в устах столетней старухи, в этих стенах, в этом сейфе…

— Попыталась, — кивнула Урбанская. — Но трагедия и фарс зачастую идут рука об руку. В тот страшный момент подъехала шаланда — это такой длинный грузовик — с реквизитом для нового учебного спектакля. Спектакль ставил Аркадий Кацман — один из лучших педагогов и режиссеров нашего института. Аркаша, да будет вам известно, великий реалист. В общем, для его спектакля требовалось около полутонны сена. Не знаю, сколько уж помещалось в эту шаланду, знаю только, что груз привозили несколько раз. И как раз в тот момент, когда несчастная девушка решилась спрыгнуть вниз, в очередной раз привезли сено. Причем шаланда подъехала на нашу сторону, а не на сторону Учебного театра — возле него стоянка была наглухо забита машинами. Можете считать это чудом, легендой, фантазией выжившей из ума старухи, но было именно так — шаланда подъезжала в тот момент, когда девушка уже находилась в полете. Понятно, что, если бы она увидела внизу горы сена, она вряд ли прыгнула бы.

— Следовательно, все закончилось благополучно, — с облегчением проговорил Томашевич.

— Можно сказать — да, — кивнула Манефа. — Девушку увезли домой, Андрей провалился на втором туре.

— И что с ним было дальше?

— Он остался в Питере, — продолжала старуха. — Поселился у Юры Костенко и устроился работать в наш институт в лабораторию психологии. В ней разные опыты над творческими личностями проделывали. Не из любви к науке, а по какому-то секретному заказу, вы меня понимаете? — Томашевич важно кивнул. — Студентам там очень хорошо платили, по сорок рублей за участие в сеансе, — заговорщическим тоном добавила Урбанская. — И это притом, что отличники стипендию сорок пять рублей в месяц получали, а моя зарплата при всех надбавках за стаж была сто двадцать рублей. В общем, Андрюша устроился удачно. Потом он к нам учиться на факультет психологии поступил и с мечтой об актерской карьере расстался. Понял, что не его это. И правильно, он такой зажатый был, закомплексованный… А потом они вместе с Юрой Костенко стали деньги зарабатывать. Бизнесом занялись, как теперь принято говорить.

— А каким именно бизнесом, не знаете, Манефа Николаевна?

— Квартирами они торговали. — Старуха неодобрительно покачала головой. — А подробности мне, извините, неизвестны. Так что они еще студентами числились, а уже бизнесменами были. С ними даже наш ректор уважительно разговаривал. Они ему ремонт Учебного театра обещали оплатить, на который денег никогда не находилось.

— И как, оплатили?

— Нет, — вздохнула Урбанская. — Там и до сих пор разруха полная… А потом и лаборатория психологии закрылась. Костенко какой-то социальный фонд создал — я о нем в газетах читала. И об Андрюше — тоже… — Манефа отчего-то заметно погрустнела.

— Правильно ли я понимаю, что Полуянов и Костенко нечасто потом навещали альма матер? — осторожно спросил Томашевич.

— Правильно, — согласилась старуха. — Сюда, на Моховую, чаще всего возвращаются неудачники. Те, у кого жизнь складывается, к нам не заглядывают. Некогда им. А как жизнь какой-нибудь сбой дает, вот тогда они и вспоминают о старых стенах. И обо мне, легендарной… ха… столетней графине, обитающей в сейфе… — На глаза Урбанской навернулись слезы, Володя смущенно отвел взгляд и стал рассматривать фотографию улыбающихся друзей.

Юра Костенко и Паша Лосин чем-то удивительно походили друг на друга. Два любовника-героя. Рядом с ними Полуянов выглядел Санчо Пансой. Почему Манефа назвала его красивым? На вкус Томашевича никакой красоты в этом парне не было.

— Из них троих только Павел ко мне часто заходил, — снова заговорила Манефа.

— А как сложилась его судьба?

— Непросто, — задумчиво сказала она. — Не всегда звезды улыбаются таланту. В институте он учился блестяще, уже на первом курсе ему прочили славу Юрского, Смоктуновского, в крайнем случае — Тараторкина. А потом начались странности. Первая странность произошла накануне новогодних праздников. Студенты, готовясь к творческим показам, буквально ночевали в аудиториях вповалку, да-да, Владимир, я не шучу. И вот одним прекрасным зимним утром, проснувшись от холода, однокурсники Павла увидели такую сцену. Окно аудитории было распахнуто, на подоконнике стоял Паша с голым торсом, воздевал руки к небу и… читал молитву. Мальчики и девочки некоторое время смотрели молча, пытались понять, что это значит. Потом кто-то его окликнул. Павел обернулся, взгляд его был безумен. «Я убил»… — прошептал он и потерял сознание. Хорошо, что у наших студентов реакция тренированная — из окна ему выпасть не дали. Но нервные срывы в среде студентов-актеров — в порядке вещей, поэтому особого значения этой истории не придали, просто замяли. А после экзаменов произошел еще один инцидент. Павел подрался с Андреем Полуяновым в лаборатории психологии, и во время этой драки они разгромили половину уникальной аппаратуры.

— А почему они стали врагами? — спросил Володя. — Хотя я понимаю, поведение неуравновешенного человека трудно объяснить…

— Поведение Павлуши было вполне объяснимым, — махнула рукой Урбанская. — Мне потом Юрочка все объяснил. Они стали врагами из-за Наденьки.

— Любовный треугольник? — усмехнулся Томашевич.

— Можно и так сказать, — кивнула графиня. — Дело в том, что через некоторое время Наденька снова приехала в Питер. Уже без сопровождения матушки. Естественно, в надежде соединиться с Андрюшей Полуяновым. Но вся беда заключалась в том, что он к этому не стремился. Я думаю, расчет был ему не чужд, поэтому он общался только с питерскими девушками. А вот Павел… Павел был альтруистом. И Надя ему очень нравилась. Но, как и полагается в любовной драме, он ее не интересовал. Она выясняла отношения с Полуяновым: ходила за ним хвостом, молила, угрожала, плакала, писала письма. Павел был прекрасно осведомлен о ее страданиях и считал Полуянова подлецом. Но ведь сердцу не прикажешь, правда?

— Да, в таких вещах трудно разобраться, — согласился Томашевич.

— Вот именно, — вздохнула Урбанская. — Что вам еще рассказать?

— Этот Павел… — пробормотал Володя. — Костенко он тоже ненавидел?

— Почему вы так решили?

— Исходя из логики. Андрей и Юрий были друзьями, Павел и Андрей — врагами. Следовательно?

— Нет, пожалуй, — покачала головой Манефа. — Юрий иногда давал Павлу деньги в долг, и Павел подрабатывал в какой-то фирме по его протекции. Я не знаю подробностей, но той фирме зачем-то требовались актеры. Для переговоров, кажется… Потом Павел работал в небольшом театрике со странным названием «Причастие»… А теперь, Володя, извольте ответить, чем вызван ваш интерес к Андрею? Вы уж простите, но любопытство и старость идут рука об руку.

— Частное детективное агентство занимается частными заказами, — улыбнулся Томашевич. — Нас попросили собрать о нем информацию. Ничего загадочного или ужасного. Можно сказать, рутина.

— Понятно. — Манефа Николаевна поджала губы, не поверив Томашевичу. Ему стало неловко.

— Теперь я поделюсь с вами некоторой закрытой информацией, — проговорил он, и глаза графини сразу засверкали. — Ну, не государственной важности, конечно, но из газет вы об этом пока не узнаете. Дело в том, что недавно был убит Юрий Костенко.

— Юрочка убит?! Так вы занимаетесь его убийством? — воскликнула Урбанская. — А все эти разговоры про Андрюшу для отвода глаз? Или вы его подозреваете в убийстве Юрия?

— Бог с вами, Манефа Николаевна! Частные сыщики не занимаются убийствами. Это дело правоохранительных органов. А вы полагаете, что Полуянов мог убить Костенко?

— Ничего подобного я не говорила, — усмехнулась старуха. — Но если верить нынешней художественной макулатуре и сериалам, бизнесмены часто убивают друг друга. Только я ведь знаю Андрюшу. Он не способен на убийство. Он любит собак. А человек, который любит собак, не может убить ни при каких обстоятельствах.