Джеффери Фарнол - Седина в бороду
- И все-таки, - хрипло сказал сэр Мармадьюк, - и все-таки Бог знает - я не причинил бы тебе никакого зла, не сделал бы ничего дурного! - Он подался к ее склоненной фигуре, но руки его сами собой сцепились за спиной. - Иди спать, Ева-Энн, иди спать, дитя мое, и, если сможешь, помяни меня в своих молитвах. Никто не нуждается в этом более меня.
- Да, я помолюсь за тебя! - воскликнула Ева-Энн, сквозь слезы глядя на него. - Но как бы я хотела, чтобы ты оказался таким, каким я тебя себе представляла!
Она повернулась и потерянно побрела к палатке, но, прежде чем скрыться внутри, девушка обернулась, и не глядя на него, сказала:
- Завтра я возвращаюсь домой.
- Хорошо, Ева-Энн. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи! - она всхлипнула и исчезла за пологом палатки.
Еще долго сэр Мармадьюк сидел, уставившись в огонь недвижным взглядом. И был он не один, призраки давно ушедших лет обступили его, злобные тени шептали, дразнили и надсмехались. Они ликовали.
Глава XXIII,
в которой Ева-Энн дает характеристику сэру Мармадьюку
Крепко зажав сковороду меж колен, сэр Мармадьюк уже приготовился разбить о ее край яйцо, когда под косые лучи утреннего солнца вылезла Ева-Энн и сонно посмотрела на джентльмена.
- Я проспала? - спросила она, заметив манипуляции сэра Мармадьюка.
- Нет, просто я встал пораньше.
- Зачем?
- Чтобы проводить тебя домой и ...
- В этом нет никакой необходимости.
- Нет, Ева-Энн, я не могу позволить, чтобы ты шла одна...
- А я и не собираюсь! - девушка решительно завладела сковородой. - Я передумала.
- Но вчера вечером ты со всей серьезностью уверяла меня, что...
- Сначала надо поджарить бекон, иначе яйца подгорят, - нравоучительно сообщила Ева-Энн.
- Но ведь вчера ты совершенно...
- Так это же было вчера.
- Ну и что?
- Ночь уже осталась в прошлом, а сегодня я согласна идти с тобой.
- О! - воскликнул сэр Мармадьюк немного растерянно. - Неужели! - И он уселся прямо на траву, наблюдая как ловко Ева-Энн готовит завтрак.
- У тебя усталый вид! - заметила девушка.
- У тебя не лучше! - отпарировал он. - Так почему ты решила не возвращаться?
- Потому что передумала! Наверное, ты плохо спал.
- Спасибо за беспокойство, но я спал хорошо. Так почему ты хочешь продолжать наше путешествие?
- Ночью у меня было видение. Ну, и, кроме того, ты такой беспомощный.
- Беспомощный? Я? - возмущению джентльмена не было предела.
- Да, ты! Разбиваешь яйца на сухую сковороду! Понятия не имеешь, как вести хозяйство. Нет, с моей стороны было бы слишком жестоко бросить тебя! Да и трусливо, к тому же, а ведь я решила быть храброй. Пожалуйста, дай мне кофе вон из той коробки.
Он выполнил ее просьбу, двигаясь как во сне. Ева же совершенно непринужденно просила то одно, то другое. Но вот завтрак был готов, и они приступили к еде. Сэр Мармадьюк ел молча, с изумлением наблюдая за переменами, произошедшими в девушке. В очередной раз вскидывая глаза, он поймал ее внимательный взгляд.
- Сколько у нас осталось денег? - спросила Ева-Энн.
Он достал кошелек и обнаружил там три гинеи и несколько серебряных монет.
- Хватит, чтобы добраться до Лондона и вернуться обратно, - заявила девушка.
- Сомневаюсь! - Он с недоверием посмотрел на монеты.
- Я уверена.
- Но я все равно напишу, чтобы прислали еще.
- Сколько на это потребуется времени?
- Ева-Энн, почему ты так старательно не называешь меня по имени?
- Потому что твое имя - загадка для меня. Как тебя зовут?
- Ты прекрасно знаешь?
- Знаю? Я знаю лишь, что называла тебя Джон.
- Я и есть Джон.
- Я так и думала прежде. Я верила в это, потому что ты сам сказал. но... - Она покачала головой.
Сомнение, появившееся в ее глазах, больно задело его.
- Так оно и есть, клянусь честью! - Сэр Мармадьюк был совершенно серьезен. - Почему ты сомневаешься?
- Потому что у меня есть на то веские причины.
- Дитя мое, - начал он еще серьезнее, - о, дитя мое...
- О, мужчина! - отпарировала Ева-Энн, - о, мужчина, неужели ты не видишь, что дитя твое - женщина? Открой глаза, напряги слух и осознай наконец, что я женщина, бедная ты, заблудшая душа!
Сэр Мармадьюк вздрогнул и уставился на кусок бекона, который собирался отправить в рот, так, словно тот залепил ему оглушительную пощечину.
- А любая женщина куда мудрее большинства мужчин, - продолжала девушка хладнокровно, - особенно, если речь идет о таком высокомерном, хорошо воспитанном и очень тяжеловесном представителе мужского племени, который знает обо всем на свете, но ничего не ведает о самом себе! Давай я налью тебе еще кофе.
- Спасибо! - ошеломленно поблагодарил сэр Мармадьюк. - Никогда не подозревал, что я тяжеловесен.
- Ты вообще плохо знаешь себя. Ты столь же тяжеловесен, как огромный замок со всеми его стенами и башнями, такой же надменный, величественный и неприступный. Вот твой кофе.
Сэр Мармадьюк молчал, тупо помешивая ароматную жидкость. Ева-Энн бросала на него косые взгляды.
- Похоже, - наконец сказал он, - я только сейчас начинаю узнавать тебя.
- Потому что я женщина!
- Однако за одну неделю в тебе произошли поразительные перемены.
- Две недели и три дня! - провозгласила Ева-Энн.
- Я-то полагал, что ты простая деревенская девушка, очень юная, очень безыскусная, очень застенчивая...
- Потому что ты всего лишь мужчина!
- А оказывается, я ошибался самым ужасным образом, если, конечно же, ты не разыгрывала передо мной роль.
- Роль? - она сверкнула на него глазами. - Разыгрывала роль? Сэр, я такая, какой меня сотворил Господь!
- Великолепное творение! - сэр Мармадьюк почтительно поклонился.
- О! - в ярости воскликнула Ева-Энн. - Я не привыкла выслушивать льстивые похвалы, я не знатная леди, а всего лишь Ева-Энн, которой давно уже пора приниматься за стирку.
Сэр Мармадьюк величаво выпятил грудь.
- Мадам... - начала он, но девушка резким жестом остановила его.
- Нет, только не это! - вскричала она в непритворном ужасе, - ты снова собираешься, раздувшись от гордости, сказать тяжеловесный комплимент. Возьми-ка лучше топор и наруби дров.
Какое-то мгновение джентльмен стоял неподвижно, надменно хмуря брови и презрительно кривя губы, но вскоре весело рассмеялся и, прихватив топор, отправился рубить дрова.
К заготовке топлива наш герой подошел с привычной для себя скрупулезностью, тщательно следя за тем, чтобы все ветки были одного размера, укладывая хворост в идеальные по форме вязанки. От этого всепоглощающего занятия его отвлек испуганный возглас Евы-Энн.
- Джон, посмотри на Горация!
Оставив топор, джентльмен спустился к ручью. Ева с испугом смотрела на блаженно жующего Горация.
- Джон, с ним все в порядке?
- Он выглядит очень довольным. - Сэр Мармадьюк потрепал Горация, недовольно мотнувшего головой. - Посмотри, какая у него шелковистая шерсть.
- Я ежедневно чищу его. Но посмотри же, как тяжело он водит глазами!
- Ну и что?
- Но он только что съел самую большую тряпку, которой я мою посуду.
- Ничего удивительного в том нет. А теперь он просто высматривает другие не менее аппетитные вещи, щетку или мыло. У нашего Горация широкие вкусы. А теперь, если ты составишь список того, что нам необходимо, я...
- Ты собираешься в Годалминг, Джон? Это очень опасно! Лучше пойду я.
- Нет, - он успокоительно улыбнулся. - Идти нужно мне, а там будь что будет... - в этот момент Гораций, подкравшись поближе, ткнулся бархатистым носом в руку Евы-Энн. Сэр Мармадьюк возмутился, - Можешь наслаждаться моей шляпой, моим пальто, палаткой, но Еву-Энн ты уж оставь мне.
- Но зачем подвергать себя такому риску? - спросила девушка, делая вид, что не замечает, как рука джентльмена легла на ее руку. - Разве тебя не страшит будущее?
- Ничуть, если не считать одинокой старости.
- А разве она обязательно должна быть одинокой, Джон?
- Старость - это всегда одиночество.
- Конечно же нет, если есть любовь.
- Ева-Энн, ты по-прежнему считаешь меня дурным человеком?
Какое-то мгновение девушка молчала, отвернувшись и глядя в сторону, затем ответила все так же не глядя на него.
- Ты ведь попросил меня забыть. Ты назвал случившееся безрассудством! В тот момент я ненавидела тебя.
- А сейчас, Ева-Энн?
- А сейчас, Джон, только Господь Бог может ответить, каков ты на самом деле. Ты больно ранил меня, поколебал мою веру в тебя, и все же тебе достаточно сказать мне хоть слово, и я последую за тобой хоть на край света, Джон.
Он выпустил ее руку и поспешно отвернулся, издав какой-то странный приглушенный звук, в котором слились страсть, боль и нечеловеческие усилия, которыми он сдерживал себя.
Вскоре, укрепив на спине у Горация вьючное седло и корзины, он помахал на прощание Еве-Энн и направился в сторону городка. Сэр Мармадьюк и не подозревал, что идиллическое путешествие вдвоем закончилось.
Глава XXIV,
полная тревоги и волнений
