Дмитрий Серебряков - Фабрика звезд по-русски
— В другой раз, Наташа. Вот дельце одно закончу, тогда и расскажу.
— Договорились. Не хочешь рассказывать, не надо. Давай просто поболтаем. Как там Татьяна?
…Обед прошел, без ехидства, в теплой дружеской обстановке. Совин любил этот дом и этих людей. Здесь ему было тепло и хорошо.
И безопасно, что тоже немаловажно. Несколько устал Дмитрий Георгиевич от покушений. Пусть даже неудавшихся.
* * *После обеда, поставив машину, как уже говорилось, на незнакомой стоянке, Дмитрий Георгиевич Совин поиграл в DOOM и занялся компьютерными художествами.
Хорошая это штука — компьютер! Кто в детстве не пририсовывал усы и бороды на портретах писателей и исторических персонажей в школьных учебниках? Не исключено, что эта тайная страсть подвигла повзрослевших и ставших программистами школьников на создание интереснейших программ. В этих программах на фотографии реальных людей можно было и пририсовывать усы, и надевать очки и шляпы, и вообще творить с ними что угодно. Чем Совин не без успеха и занимался этой ночью. Фотографий было несколько. Человек, на них изображенный, — только один.
Далеко за полночь компьютерный художник Дмитрий Совин критически оглядел еще раз создание своих рук.
И, само собой разумеется, в голову начитанного художника пришла бессмертная цитата из бессмертного произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». И именно из главы, где рассказывалось о прибытии парохода в город Васюки. Да, то место, где описывается гигантский плакат, изготовленный художниками Бендером и Воробьяниновым: «…шкодливая рука Остапа изобразила некий обрубок с сахарной головой и тонкими плетьми вместо рук…»
Впрочем, нет. Пожалуй, коллега сына турецко-подданного Остапа-Сулеймана-Берты-Марии-Бендер-бея был к себе излишне критично настроен. Получилось очень даже ничего.
Совин вывел на цветном струйном принтере несколько вариантов фотографий, выключил всю технику и улегся спать. Точнее было бы сказать — уселся. Кровати не было, но было кресло…
Вечер двадцать восьмой
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАЯ
Этот воскресный вечер Совин снова проводил на работе. Было что заносить в память компьютера, было над чем подумать.
* * *Ранним утром он позвонил в дверь квартиры одного, точнее — одной из свидетельниц гибели Володи Андреева под колесами автомашины.
Совину открыли, а когда он, предъявив соответствующее удостоверение, отрекомендовался сотрудником радиостанции, его впустили. Но убеждать Наталью Андреевну Савельеву посмотреть на снимки пришлось довольно долго.
При нынешней криминальной обстановке в России люди шли в свидетели крайне неохотно, опасаясь серьезных неприятностей. Что же делать, если не существует в родной стране то, что наличествует, например, в тех же Штатах: программа защиты свидетелей. Хотя будь она (программа) в России, Совин с трудом представлял, как она работала бы. Кто при наших стойких родственных связях, при наличии рабочего места в Москве, согласился бы бросить всё и уехать в какую-нибудь Тмутаракань. Нет, и существуй такая программа, она всё равно в нынешних условиях бездействовала бы.
Америка — другое дело. Потомки бродяг со всей Европы и Азии, нация, где родственные связи довольно слабы… Да и условия жизни практически одинаковы повсюду — что в Нью-Йорке, что в любом другом приличном городе. А у нас? Попробуйте уговорить москвича уехать в какую-нибудь Воркуту! Нет, это из Воркуты народ в Москву норовит…
— Наталья Андреевна, вы поймите: я веду журналистское расследование. На меня дважды покушались. Я думаю, те же люди, которые убили и этого молодого человека. Если удастся их остановить, вот тогда только вы будете спать спокойно.
— А вы уверены, что вы сможете это сделать?
— Абсолютно. С вашей, между прочим, помощью. И не только с вашей. Есть ещё три свидетеля только по этому происшествию. Два — по-другому. Обязательно остановим. Иначе зачем бы я-то жизнью рисковал?
— Ну хорошо, давайте ваши фотографии.
— Спасибо, Наталья Андреевна. Только хочу предупредить. Снимков будет несколько. На них запечатлены несколько реальных людей. И они же, но с добавлением нескольких атрибутов. Это сделано с помощью компьютера. Шапочка дорисована, очки…
Совин подготовился, чтобы опознание, если оно состоится, было как можно более достоверным: свидетельница должна была выбирать один снимок из нескольких — разных людей, в том числе тех, которые к преступлению никакого отношения не имели.
Ему повезло сразу. Гражданка Савельева, перебрав все листы, довольно уверенно выбрала только один снимок…
* * *Мнения двух других свидетелей, которых Совин ухитрился до обеда посетить, разделились. Женщина не выбрала никого. Пожилой мужчина, пенсионер, бывший военный, не только выбрал тот же объект, что и Савельева, но и утверждал, что ошибиться не мог ни в коем случае.
— Понимаете, я друга ждал. А он опаздывал. Я улицу вдоль и поперек изучил. Машин немного, солнце не слепит — дело-то к вечеру. И плюс ко всему — я очень близко стоял. Машина после наезда не то что бы заглохла, но не могла сразу скорость набрать. Я на номер не смотрел, мне почему-то водитель был интересен. Так что я не ошибаюсь. Все верно. Вот этот снимок. И потом, понимаете, нас ведь в армии учили не только смотреть, но и видеть. Наблюдать. А это суть вещи разные, уж вы мне поверьте.
— Верю-верю. Тем более что это ваше опознание целиком укладывается в некую схему. Так что спасибо вам. — Совин помолчал и спросил: — А не боитесь показания давать? Время-то вон какое… Бандитское время.
— Я давно уже свое отбоялся.
Совин ещё раз поблагодарил отставного полковника и поехал разыскивать некую Аллу. И, к удаче своей, разыскал её. Она была дома.
— Алла, вы меня извините. Помните наш раз говор несколько дней назад? Ну, о том, как вы с Мишей в ночь пожара в соседнем подъезде троих ребят видели?
— Сегодня ведь выходной. А что, у вас в милиции и в выходные работают?
— Работают. — Совин не забыл, что представился влюбленным капитаном милиции.
— Несладкий у вас хлеб.
— А кому сейчас легко? — отговорился расхожей фразой лжемилиционер. — Вы, Алла, Мише позвонить сможете и пригласить его сюда, к вам? А я подъехал бы. Вы только время назначьте сами.
— А чего его назначать? Я сейчас позвоню — Мишка точно дома и звонка моего ждет. А вы через час подъезжайте.
И Совин приехал через час. И не пожалел. Правда, на этот раз снимок был один. Но то ли ракурс был удачным, то ли Совин грамотно на компьютере порисовал, то ли ещё что, но ребята абсолютно уверенно опознали представленного им человека…
* * *— Валентин, ты? — сказал в телефонную трубку Совин, когда ее после нескольких гудков сняли.
— Ну я. А вы кто? Я вас не узнаю.
— Понятное дело. Где вам, «новым русским», узнавать нас, скромных тружеников рекламы! И кстати, бывших одноклассников!
— Димка, ты, что ли? — искренне обрадовался собеседник. — У-у-у, душа пропащая! Что-то тебя не видно, не слышно. Ты где запропал?
— Ну насчет «не слышно», это ты зря. Слушай мою станцию. Я там нет-нет да читаю что-нибудь. А насчет «не видно», это мы исправим сейчас же. Готов к встрече? Так я подъеду.
— Вот так вот резко и внезапно?
— Ага, резко и внезапно.
— Значит, дела у тебя ко мне. Какие?
— Вот не зря, Валентин, именно ты у нас «новый русский»: на лету подметки рвешь…
— Да пошел ты, Совин, со своим «новым русским»… знаешь куда?..
— Куда?
Валентин сообщил адрес, куда, по его мнению, должен отправиться его одноклассник, и добавил, что ждет его, как он выразился, «с нестерпением». Напомнил, что живет он в красивом доме на Кутузовском проспекте и что коньяк, конечно, с хозяина, а чай заваривать будет гость. «Интересно, — отметил про себя Совин. — Валентин на Кутузовском живет. Недалеко от Толстого, кстати».
Через час Совин уже сидел в квартире, которую мог бы охарактеризовать как шикарную. Не был, конечно, Валентин никаким «новым русским» — пальцы не умел веером раскидывать, Но торговый бизнес имел не самый плохой. И опт, и розница, как говорится. Не гнался за 1 сверхприбылями, цены на его товары «приятно удивляли». Брал умно, с оборота. А оборот был будь здоров какой.
Было у Валентина соответствующее доходу хозяйство в Москве. И домик в Подмосковье. Когда Совин впервые вошел в этот домик, то не нашёл ничего лучшего, как процитировать фразу из записных книжек Ильфа и Петрова: «Дворец обвиняемого адвокат называл хижиной».
— Ну, за встречу, что ли? — провозгласил тост хозяин.
— Ага, со свиданьицем, — ответствовал гость.
Выпили. Валентин закусил коньяк лимоном, а Совин — по-плебейски — подцепил на вилку копченого мяса.
— У меня появилась скверная привычка употреблять коньяк, а потом садиться за руль, — констатировал Совин.
