Андрей Глущук - "Мерседес" на тротуаре
— Может с журналистом побазарим? — Вот и «джипиков» тянет к интеллигенции. Пары часов без меня прожить не может. Велика все таки в народе тяга к культуре. Оглядываюсь по сторонам в поисках оружия. С чем, с чем, а с железками у Лидочки в гараже полный порядок. Остается только выбрать такую, которая о черепушку «джипика» не погнется.
— Брось, Валик. В него бочку спирта влили. Бедняга до завтра не очухается.
— И хорошо, на х…, сдохнет без боли. — Ба, да он не бандит, а великий гуманист. Томас Манн какой-то.
— Пошли в дом. Что-то я замерзла. — Интересно, каким способом они там согреваются. Лидочка обожает экспериментировать, изучая Кама Сутру.
— Пошли. — С неохотой соглашается Валечка. Либо хозяйка дома его укатала, либо прокатила. Иначе, с чего бы ему быть не в духе.
Настало время знакомства с дверями и запорами. Не могу я здесь торчать вечно. Даже до вечера не могу. Не хочется встречаться с великим трагиком Волобуевым и, к тому же, после дежурства обещала зайти Екатерина Владимировна. «Катя» — поправляю сам себя. Вспомнил о предстоящем свидании, и сразу на сердце стало тепло и уютно. Губы сами расплываются в улыбке.
Странно устроен человек. Сколько ни говори «Лида», никаких эмоций кроме воспоминаний об искусном сексе. Сказал «Катя» и как на летнем пляже очутился. А, казалось, всего-то имя, набор звуков расставленных в определенной последовательности. Звуки исчезли в полутьме гаража, а ощущение счастья осталось.
Ладно. Все это беспредметная болтовня. Приедет дядя-президент «ТетраТеха», и все имена станут одинаковыми. И те, что очаровывают и те, к которым равнодушен.
Ворота в гараже что надо. На совесть сделанны. Впрочем, как и все в Лидочкином хозяйстве. Батя у нее — мужик основательный. Сразу видно. В городе бывает только наездами, но петли, на тяжелых стальных воротинах, тщательно смазаны, замков — три штуки только внутренних. Два из них с вертикальными ригелями. А ведь, как мне помнится, есть еще и пара навесных. С воротами мне не справиться.
Крыша — бетонными плитами выложена. Ее только направленным взрывом взять можно.
Стены — из шлакоблоков. С хорошим ломом пробиться можно. Но на организацию пролома пол дня уйдет. Да и шума много.
В надежную клетку меня упрятали. Не хотят бандиты с Андреем Петровым расставаться. Ценят, любят, уважают. Именно это чувство и называется «любовь до гроба». Жаль, что я не испытываю к ним взаимности. Не справедливо как-то.
На разборку внутренних замков уходит минут тридцать. С каждым отвернутым винтом мне становится лучше. Курочу механизмы, как раньше писали в прессе, с чувством глубокого удовлетворения. С удовольствием курочу. Весь необходимый инструмент под рукой и в идеальном состоянии. Все винты и гайки подаются с полуоборота. Складываю шестерни и ригеля у стеночки. Осталось расправиться только с навесными замками. Но это уже фокус для Гуддини. Вообще, ворота можно попробовать с петель снять с помощью домкрата. Если домкрат достаточно мощный. Упереть в ребро жесткости на воротине и попробовать приподнять. А почему, собственно, нет? Что я теряю?
Лезу в багажник Toyota. Вытаскиваю домкрат. Больно хлипок импортный приборчик. Не внушает доверия. Не рискнул бы я им БелАЗ поднимать. Однако я не в магазине. Привередничать не перед кем. Устанавливаю домкрат и начинаю крутить ручку. Занятие не слишком интеллектуальное, зато позволяет попутно решать несложные логические задачи.
Зря я так разочаровался, не найдя здесь Mercedes. Какой дурак покатил бы через весь город на угнанной машине. Вряд ли Валера стал так рисковать. Покойный не производил впечатления дегенерата. Mercedes перегоняли куда-то не далеко. Квартал, два, максимум три от офиса «СтарКуса». Завели, пять минут езды и легли на дно. Гараж в обществе «Роща» в этом плане вариант почти идеальный. Но в том гараже я побывал, только джипа там не видел.
Воротина, на удивление, подалась. Точнее поддался низ. Металл под напором самурайского домкрата стал прогибаться по центру. У правой створки, над которой я колдую, обозначился небольшой животик. Не дать, не взять, восьмой месяц беременности.
Еще одна неувязка. Когда ребята успели номер запорожцевский поставить. Одно дело влезть за руль, завести машину и укатить. Другое дело устроиться на виду у хозяина и начать переставлять номера.
Зачем я связался с домкратом? С его помощью я слегка погнул дверь, но и полностью развалил свою, совершенно замечательную версию. Было прекрасное, логическое объяснение. Теперь нет. Слишком много думать вредно.
Стоп. Как там сказал «джипик» по имени Валентин? Если я трепанул Куску им всем… И хорошо бы. Это мысль: трепануть Куску. Это решение. Только что трепануть?
Воротина начала потрескивать. Снова открылась дверь дома.
— Эй, Лидка, глянь, что с твоим гаражом! — Вынесла «джипика» нелегкая! У меня створка перешла на девятый месяц. Вот-вот родит. И надо же, такая незадача…
— Что случилось? Е-е-понский городовой. Этот предурок мне гараж испортит. А батя с меня шкуру спустит. — Интересная цепочка получается. Как в сказке: бабка за внучку и т. д. — Я за ключами. — Кричит Лидочка в панике. Хлопает входная дверь. Кажется «джипик» упирается в воротину, пытаясь предотвратить «роды».
— Ты, х…, оставь ворота! А то в лоб дам. — Как с такими людьми общаться? Чуть что, сразу в лоб. Можно подумать я сам в гараж залез. Просил — умолял меня на все запоры закрыть.
Лида гремит связкой ключей. Не думаю, что это ключи от ворот от Рая. Жил я грешником, им и умру. Причем очень скоро. Все, чего я добился за последние пол часа жизни — перекосил двери Лидкиного гаража.
Снаружи торопливо срывают с дверей замки. Им не терпится меня успокоить.
«Джипик» перестает подпирать створку и начинает тянуть ее на себя. Воротина подается плохо: ее заклинило домкратом. Буквально по сантиметру конструкция из напыжевшегося домкрата и вставшей на дыбы двери выползает во двор. В происходящем я уже ничего изменить не могу. Сажусь на корточки и гадаю, какой способ лишения меня жизни предпочтут приятели Лиды.
Вдруг створка ворот дергается вверх. Сначала неуверенно, буквально на несколько миллиметров. Потом взлетает как китайская ракета для фейерверка. Металл с грохотом разгибается и, подлетевшая на пол метра махина мягко ложиться на заснеженный двор.
Окно в мир свободы распахнулось, и я вижу картину, прямо скажу, замечательную. У левой, закрытой створки стоит Лида. Глаза ее широко раскрыты, взгляд бессмысленнен. Он направлен не на меня, а торчащую из-под упавшей створки, красную от натуги морду «джипика»- Валентина. В проеме конуры заклинило два короткохвостых зада. Булат и Гита зажали друг друга, пытаясь найти в своем дощатом убежище спасение от верной смерти.
Я понимаю, что лучшего шанса для побега у меня не будет. Пробегаю по воротине, едва ни наступаю на, глупо моргающую, физиономию Валентина. Но церемонится некогда. Впервые в жизни сразу открываю чужие запоры. И не мудрено. Задвижки на калитке устроены не слишком сложно даже для моего, технически не развитого ума.
Несусь по улице, обдавая встречных прохожих ядреным запахом коньячного перегара и одаривая счастливыми улыбками. Вперед к свободе. Вперед, к Кате!
* * *Черную полосу жизни сменила белая. Я выскакиваю на остановку и успеваю запрыгнуть в коммерческий автобус. На пятьдесят копеек дороже и никакой толкотни и дно не отваливается. Салон на половину пустой, но я упорно стою. Молодая кондукторша не упускает случая прицепиться:
— Садись, дядя. У нас, что стоя два рубля, что сидя, опять два рубля. Так что ничего не сэкономишь. — Глупенькая. Откуда ей знать: я не деньги, я здоровье оберегаю.
— Я не экономлю. Я протестую. Мне зарплату не платят, так я стоячую забастовку объявил. Третьи сутки на ногах. Понятно, деточка? — Деточка улыбается. С чувством юмора у нее все в порядке.
Стою напротив кондукторши у передних дверей и радуюсь солнечному миру за ветровым стеклом. Навстречу солидно и осторожно, сверкая темно-синими, откормленными боками, катит здоровенная иномарка. Идентифицировать ее не могу по причине своей автомобильной необразованности. Но ничего: журналы я еще Лидке не вернул и, наверное, теперь удобного случая вернуть не представиться, так что устроюсь вечерком на диване и разберусь во всем многообразии мира четырехколесных. А может, не разберусь. Дома только один журнал остался. Второй застрял где-то в кабинете Волобуева. Не успеваю вспомнить о Геннадии Георгиевиче, как обнаруживаю его холеную физиономию. Он небрежно, одной рукой придерживая руль, восседает в том самом темно-синем, сверкающем монстре, который проплывает по ухабам навстречу нам.
Опоздал дорогуша. Ни расспросить меня не сможешь, ни на тот свет проводить. Довольная улыбка расплывается по моему лицу.
— Чему радуешься, дядя? — Любопытствует неугомонная кондукторша.
