Сергей Владимиров - Пожинатель горя
Шаг, второй, третий… Сейчас он, покачнувшись, взмахнет бутылкой, расплескивая ценный, дарующий забвение продукт, и нарвется на апперкот, направленный точно в раздвоенный ямочкой подбородок.
Но невидимый режиссер вдруг изменил свой замысел. Владислав почти трезво потупил взгляд, протянул виски мне, сказал, тщательно проговаривая слова:
— Выпейте. Помяните отца. Его мало кто любил. И все-таки…
Я прижал горлышко к губам, сделав вид, что пью.
— Спасибо. — Простые человеческие слова давались ему нелегко. — Не держите зла. Подозревать меня было ваше право. Сейчас все разъяснилось. Все, кроме одного. Я не убивал его. И отец не кончал жизнь самоубийством. Найдите того, кто сделал это. Теперь я ваш клиент.
Ланенский-младший запустил руку в карман и продемонстрировал шуршащий бумажный ком, в котором преобладала нежная манящая зелень.
— Здесь задаток. Я не знаю, сколько. Штука будет. И еще подсказка. Этот непросыхающий полковник ненавидел отца. Ему убить — раз плюнуть. В Афганистане научился резать глотки… и больше ничего. Они замяли дело, чтобы отмазать родственничка. Так ведь, Алевтина? — Последнее было произнесено зловещим шепотом.
Разлитая в его взгляде глубокая синева уже закипала, бурлила чернотой. Деньги упали на пол. Владислав выхватил у меня бутылку, жадно, захлебываясь, опорожнил ее наполовину, забрызгав рубашку темными каплями, и скрылся в одной из комнат, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Как сомнамбула, проплыла Алевтина Семеновна в свой кабинет. Она прятала от меня глаза, пройдя за стол, рассыпала канцелярские скрепки, принялась перегибать их одну за другой, швыряя блестящие проволочки на пол.
— Вы должны извинить Владислава, — глухо проронила она. — Он выпил лишнего и не отдавал себе отчета в том, что говорил. Ему столько пришлось перенести за последние дни!
— Вы очень добры к нему. Это из-за отца? Вы любили Виктора Евгеньевича?
— Да. Но было это очень давно. Мы вместе учились и строили планы о совместном будущем. Были романтиками, мечтателями и идеалистами. Кто знает, как сложилась бы жизнь, если бы мы не расстались. Я очень виновата перед Виктором. Жила я в то время очень скромно, если не сказать бедно. Наталья уже была замужем, но тоже не могла похвалиться достатком. Это очень нелегкий труд — быть женой военного. Моя… мама желала, чтобы хотя бы я пожила по-человечески. Ее слово всегда было для меня законом. И когда мой нынешний муж, у которого я работала тогда секретаршей, стал оказывать мне знаки внимания, дарить цветы, приглашать в рестораны, я приняла его ухаживания. Он был старше меня вдвое, работал на руководящей должности в обкоме партии. Он был очень знатным женихом по сравнению с Виктором, которому ничего подобного и не снилось. Я поступила подло, лишь бы не расстраивать… маму. Я всегда называла ее только так. Она меня растила, заботилась обо мне как о родной.
— А когда наступила расплата?
— Это неправильное слово. Никто не принуждал меня поступать так, как я поступаю. Встреча с Виктором, знакомство с его сыном… Да, я обеспечила их хорошей работой и сделала бы еще многое, ведь этого требовала моя совесть. С того самого дня, как я отказала Виктору и стала женой чиновника Друзина, она не успокаивалась. И вряд ли уже когда я смогу ощутить себя прежней. Сейчас мне трудно поверить, что было время, и я могла любить, самозабвенно, без оглядки назад. Надеюсь, эти разговоры останутся только между нами.
— Ваш муж знает, что у вас была дочь? — безжалостно выстрелил я.
Услышанное не оглушило ее, не повергло в шок, за которым следующая реакция — возмущение, яростное отрицание, безудержный гнев. Она будто ожидала чего-то подобного и заранее готовила себя к этому. И все же не смогла отнестись к моим словам абсолютно спокойно. Вся такая розовая, домашняя и уютная, налитая женскими и материнскими соками, Алевтина Семеновна вдруг стала сдуваться, растекаться передо мной, ухоженная кожа на ее мягком лице и полной шее приобрела сероватый безжизненный оттенок, стала обвисать дряблыми, старческими складочками. Она стянула махровый тюрбан с головы, тряхнула тяжелыми, потемневшими от влаги волосами, обреченно обратилась ко мне:
— Откуда вам стало известно про Кристину? Наташа не могла…
— Не могла.
— Получается, Владимир Михайлович…
Мне ничего не оставалось, как сослаться на него. Выдавать Веронику с ее туманными догадками мне не хотелось.
— Я так и думала, — произнесла Алевтина Семеновна. — В последнее время Владимир Михайлович много пил и вел себя неадекватно. Никто не мог предположить, что такой сильный человек так быстро сломается.
— Он устал жить в постоянной лжи, — подобрал подходящее оправдание я.
— А я и не осуждаю его. Рано или поздно все должно было открыться. Если бы Кристина не погибла, она бы обязательно узнала правду о своем рождении. Я сама готова была рассказать ей все. Кристина уже давно догадывалась, что Наташа и Володя… Дело даже не в отсутствии внешнего сходства, хотя это первое, что бросается в глаза. Они были абсолютно разными по темпераменту, восприятию жизни. Между ними не было духовной близости, и с каждым прожитым годом они отдалялись друг от друга, пока не стали абсолютно чужими. Целеустремленность Кристины, ее честолюбие, эти качества, такие востребованные сейчас, она унаследовала от отца.
— Виктора Евгеньевича?
Женщина лишь молча кивнула:
— Когда я ушла от него, он даже не знал, что я беременна. Иначе бы ни за что не отпустил, не позволил, чтобы его ребенка воспитывал кто-то другой.
Благородный, нежный, любящий, несправедливо покинутый юноша спустя годы превратился в самовлюбленного, эгоистичного до мозга костей, преуспевающего бизнесмена с замашками вздорного барина. Слишком разительное, а оттого и сомнительное превращение, которому я не мог найти объяснений. Неспешное течение времени и жизненные перипетии в большей или меньшей степени отражаются на человеке, однако характер, впрыснутый с семенем отца, впитываемый с молоком матери, как правило, не меняется, рожденный трусом по прошествии лет научится объяснять свое слабодушие осторожностью, порывистость и безрассудство другого в критической ситуации обернутся смелостью и отвагой. С самого начала у меня сложилось о Ланенском определенное мнение, и ничто не могло поколебать моей уверенности. Вот только куда девалась моя беспристрастность, это основное качество сыщика?
— Вы скрыли рождение Кристины от своего мужа? — Я вернулся к тому, с чего и начал.
— Это было невозможно, — ответила Друзина. — Я не вступала в интимные отношения с мужем до свадьбы, он очень порядочный и старомодный человек. А когда мы наконец оказались в постели, в нашу первую брачную ночь, ему сделалось неприятно, что я не девственница. Если бы он знал, что я к тому же беременна! Я постаралась это скрыть от него, думала обмануть, убедить, что именно он отец будущего ребенка. Но сроки… Когда родилась Кристина, ему не составило ни малейшего труда понять, что к чему.
Вопреки ее ожиданиям и страхам, скандала не произошло. Очень тактичный, корректный, холодно-вежливый, ни дать ни взять толстовский Каренин, муж сказал, что разводиться не намерен, для его кристально чистой репутации и успешной партийной карьеры — это страшный удар, но и гордость не позволит ему терпеть в своем доме чужую. Он полностью охладел к молодой жене, с тех пор они спали в разных комнатах, хотя на людях поддерживали теплые отношения.
— Как же вы уладили эту проблему?
— Сестра… Наташа… — проговорила Алевтина Семеновна. — В глубине души она очень чуткий человек и очень любит меня. Она и слышать не захотела о детдоме и сама предложила удочерить Кристину. У них с Володей не было детей, и Наташа винила в этом прежде всего себя.
Они долгое время не имели собственного угла, вели кочевую гарнизонную жизнь, где не было нормальных условий, чтобы родить и воспитать ребенка. А еще командировки Володи: Ангола, Афганистан… Сестра словно бы убедила себя, что их будущий ребенок непременно будет расти без отца. Позже у Наташи начались проблемы со здоровьем, и на этот раз рожать запретили врачи. А Володя всегда хотел детей и тоже был рад удочерению Кристины.
— А когда о существовании дочери узнал ее настоящий отец?
Друзина пунцово покраснела, стараясь чем-то занять руки, вновь принялась терзать скрепки. Вспоминать это ей было неприятно. В городе проходил конкурс красоты. Один из устроителей (организаторов, продюсеров, дельцов шоу-бизнеса) пытался соблазнить Кристину, даже не подозревая, кто она. Владимир Михайлович вступился за ее честь, учинил мордобой, поломал мебель, досталось и охраннику, который попытался вмешаться. Улаживать конфликт пришлось Алевтине Семеновне. Она явилась в офис устроителя (организатора, продюсера, дельца шоу-бизнеса) и обнаружила, что это ее давний, но до сих пор не забытый любовник. Они сразу узнали друг друга, хотя долгие годы не виделись и не поддерживали никакой связи. Там она и сказала ему, кто такая Кристина. Несколько минут дородный Виктор Евгеньевич находился в столбняке. А потом напустился на Алевтину Семеновну с упреками, почему ему ничего не сообщили, и сокрушался, что жизнь сложилась вовсе не так, как они мечтали. Кто ее настоящий отец, для Кристины так и осталось тайной.
