Фридрих Незнанский - Сегодня ты, а завтра…
К слову сказать, несмотря ни на что, атавистические последствия советского воспитания проявились на этой работе. Уже через пару месяцев Эдик начал все с большим недружелюбием поглядывать на обитателей богатых кварталов, и в голову лезли всякие мысли о социальной несправедливости, власти капитала и недовольстве народных масс, ярким представителем которых и был в настоящее время Эдик Кипарис.
Примерно месяца через четыре после приезда в Америку Кипарис за хорошую работу удостоился высокого доверия – его направили красить сами дома, то есть пустили за высокие заборы. И вот тут-то Эдика настигла неприятность. Хотя, если посмотреть с другой стороны, если бы не этот случай, неизвестно, как бы повернулась его судьба…
Жарким летним днем Эдик красил в светло-голубой цвет роскошный дом в пригороде Нью-Йорка. Работа была кропотливая – за каждый изъян, за каждый потек краски, замеченный привередливым хозяином или его многочисленной челядью, с Кипариса могли взять солидный штраф. Поэтому кисть, после того как он окунал ее в ведерко с краской, надо было немного подержать, чтобы стекла лишняя, затем неторопливо и тщательно прокрашивать каждый сантиметр стены. Дом был большой, трехэтажный, старинный, с портиком и толстенными колоннами. Кипарис обновлял фасад.
Дом утопал в зелени. По соседству пристроились теннисный корт и огромный бассейн с голубой, сверкающей на солнце водой. Больше всего на свете Кипарису хотелось прыгнуть в эту воду и не вылезать до вечера. От жары не спасала ни шляпа с широкими полями, ни давно нагревшаяся и потому ставшая невыносимо противной кока-кола в большой бутыли, к которой Эдик то и дело прикладывался.
Итак, Эдик красил фасад, поглядывая в сторону бассейна. Надо сказать, там было еще кое-что привлекательное, кроме воды. Жена хозяина, стройная, длинноногая, с копной светлых волос, похожая на куклу Барби, день-деньской торчала на мраморном бережку, сидя в шезлонге, потягивая мартини и время от времени плавая в бассейне. Ну как тут не залюбоваться? Тем более что у Кипариса здесь, в Америке, с женщинами было не очень. Тяжелая работа, потом нехитрый обед и спать – тут уж не до всякого такого. Хотя по Брайтону фланировало полно симпатичных соотечественниц, которым эмансипированные американские бизнес-вумен не годились и в подметки.
Короче, красил Кипарис и то и дело поглядывал на бесплатное шоу – хозяйка в едва заметном бикини обладала объемистой грудью, хорошими бедрами, и вообще… Фантазия у Кипариса, надо сказать, тут же разыгралась: вот он, заработав огромные деньги, покупает малярную фирму вместе с опостылевшим поляком, вот он становится миллионером и покупает эту самую усадьбу, вот выгоняет бывшего владельца, а потом имеет его длинноногую жену по всему дому, во всех позах и бесконечно долго!
Кисть выпала из рук и плюхнулась на мраморную ступень. Плохо. Кипарис понажимал на кнопки управления люлькой, в которой он, словно муравей, елозил по фасаду, и опустил ее на землю. Быстро, чтобы никто не заметил, пошуровал тряпкой, смоченной в растворителе. Голубое пятно вначале расплылось, потом посветлело и в конце концов совсем исчезло. Кипарис облегченно вздохнул и вытер пот со лба. Огляделся по сторонам – никого. Он снова залез в свою люльку и медленно поднялся по стене к незакрашенному участку.
Оказавшись наверху, Эдик сразу заметил, что хозяйка куда-то исчезла. Жаль, единственное развлечение в скучной монотонной работе.
Кипарис вновь окунул кисть в ведерко и начал красить простенки между окон второго этажа. Сквозь чисто вымытые стекла были хорошо видны роскошные интерьеры дома. Ковры, антикварная мебель, старинные картины в широких рамах, тускло мерцающих благородной, потемневшей от времени позолотой. Камины, бронза, играющий в солнечных лучах хрусталь, дубовые панели на стенах и потолке. Эх, жизнь поломатая, планида недоделанная! Что бы ему, Эдуарду Кипарису, не родиться в Америке, не стать адвокатом, или кто там этот богатенький пузатик, хозяин дома, уехавший утром, как заметил Кипарис, не на чем-нибудь, а на серебристом «бентли» с шофером в кожаном картузе. Зажил бы тогда Эдик замечательно, просто прекрасно. Ходил бы по мягким коврам, зимой бы сидел у каминов, летом купался в бассейне, и длинноногая Барби опять же в разных позах…
Кипарис докрасил очередной простенок, потыкал в пульт управления люлькой, подал ее вниз и вправо – к следующему простенку. Он медленно поехал мимо окна. И конечно, заглянул внутрь. А заглянув, чуть не свалился вниз. Судорожно вдавив одну из кнопок, он остановил движение люльки.
А за окном в комнате, которая оказалась спальней, разыгрывалось волнующее действо, которое редко увидишь вживую, а не в кино. Огромный негр, видимо из охраны, в одних трусах медленно и неторопливо развязывал тонкие тесемки бикини хозяйки. Неслышно упал на пол маленький лифчик, обнажив ее грудь, затем туда же свалились и трусики. Кипарис наблюдал за происходящим не отрываясь, стараясь даже моргать пореже, чтобы не пропустить и доли секунды потрясающего зрелища. В голом виде Барби оказалась… ну просто до невозможности привлекательной. Если бы не негр, и в особенности его шварценеггеровская мускулатура, Кипарис, наверное, не раздумывая о последствиях, кинулся бы на нее. Но наличие негра останавливало его, и, надо сказать, это было к лучшему. В конце концов, со стороны и видно лучше, и более безопасно. Между тем действие, которому позавидовал бы Хью Хеффнер, владелец журнала «Плейбой», развивалось по нарастающей. Барби провела ладошками по всем бицепсам, трицепсам и поперечно-полосатым мышцам, буграми покрывающим тело негра. Затем добралась до ягодиц, скромно прикрытых белыми трусами. Понятно, шаловливые пальчики Барби не ограничились ощупыванием ткани, а полезли под резинку. Через секунду негр уже был без трусов. Когда Кипарис увидел его инструмент, который, без всякого сомнения, тот намеревался в ближайшее время пустить в дело, то даже присел от неожиданности. Ну ясно, у адвоката-пузатика такого нет, никогда не было и быть не могло. Никогда. Так что Барби понять было можно. Хозяйка, продолжая пальпировать негра, присела на корточки и тут… Хью Хеффнер бы просто убежал прочь, не вынеся позора, потому что его дешевому журнальчику подобное даже не снилось. По телу Кипариса от макушки до кончиков пальцев ног гуляли электрические разряды. Глаза Эдика были готовы вылезти из глазниц, как в мультфильмах Тэкса Эвери.
Негр издал нечеловеческий стон, схватил Барби за талию и как пушинку бросил на широченную кровать. Скользнув по розовым шелковым простыням, она приняла такую позу, что у Кипариса чуть не случился сердечный приступ. Однако, досконально зная устройство внутренних органов и в особенности сердечно-сосудистой системы, он усилием воли восстановил кровообращение и продолжал смотреть во все глаза. Толстокожий негр, однако, судя по всему, подобными недугами не страдал. Он медленно подошел к кровати и, схватив Барби за лодыжки, развел ее бесконечные ноги в стороны. Вот тут не выдержал бы даже бронзовый памятник! Кипарис не сомневался, что именно сейчас, в этот самый момент, с ним случится удар, и уже прощался с жизнью, но, к счастью, негр закрыл своим телом умопомрачительное зрелище. Барби цепко обхватила ногами его талию, и дальше Эдик только слышал вздохи, охи, ахи и стоны, которые можно было использовать как фонограмму к немецкому порнофильму, конечно вставив кое-где сакраментальное «дас ист фантастиш!». Дальше негр с Барби продемонстрировали такую бешеную Камасутру, что тут от огорчения померли бы даже древние индусы.
Сколько прошло времени, Кипарис не знал. Он был полностью поглощен зрелищем. Настолько поглощен, что выронил кисть, которая бухнулась в ведерко, брызнув на стену его содержимым. Эдик даже не заметил вопиющего нарушения. Он только оперся руками о бортик люльки, поскольку ноги его уже почти не держали.
Вот этого делать не стоило. Потому что ладонь Кипариса попала прямо на кнопки пульта, причем на все сразу. Внизу чуть слышно заверещал мотор, люлька дернулась, подалась чуть вправо, вниз, влево и наконец вверх. Глупая машина, казалось, решала, как бы получше досадить Кипарису. Видимо, она давно ненавидела маляров, целыми днями гонявших ее вверх-вниз, и просто дожидалась подходящего момента. Люлька поползла вверх. Негр с Барби, как раз отрабатывающие позу «мужчина сзади, в полуобороте, с захватом правой ноги партнерши», разом повернули головы в сторону окна и конечно же увидели и люльку и Кипариса, отчаянно пытающегося справиться с пультом. Однако Эдик сделал только хуже. Вместо того чтобы скрыться над окном, люлька снова дернулась, зацепилась чем-то за наличник и перевернулась. Причем не наружу, что было бы для Кипариса более желательно, несмотря на вероятные переломы, а внутрь. Эдик заметил стремительно надвигающийся на него красно-черный узор персидского ковра, затем ощутил щекой его поверхность, а потом нащупал что-то липкое, скользкое и очень знакомо пахнущее. Ну конечно, внутрь спальни опрокинулось не только ведерко, но и большой бидон с краской, который Кипарис затащил на люльку, чтобы не ездить вверх-вниз за новой порцией. Эдик лежал на полу посреди огромного расплывающегося озера голубой краски и готов был не только провалиться сквозь землю, но превратиться в звездную пыль, распасться на молекулы, сгореть в паровозной топке и развеяться пеплом по ветру. Но, к сожалению, ничего такого сделать было невозможно. И Кипарис не нашел ничего лучше, как встать на четвереньки и поднять голову. Самое ужасное, что даже в этот драматический момент он продолжал пожирать глазами тело Барби и любоваться новым ракурсом. Надо сказать, отсюда, с ковра, видно было гораздо лучше.
