Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04

Конечно, Сима прекрасно знает цену извлеченной из тайника за ковром информации, знает, как и когда воспользоваться ею, и, что хуже, знает, что будет — с ней и с ним — после того, как информация уйдет по назначению.

Другой вопрос, кто и когда нашепнул ей идею воспользоваться этим. Тот же Алексей, незадолго перед последней поездкой? Которую, Павел не сомневался в этом, она старалась предохранить от его вмешательства — и почти преуспела. Но это не объясняло игру на два фронта, ее неохотное желание содействовать никак не сочеталось с той встречей, с теми признаниями, с тем страстным желанием освободиться и уйти. К нему, как он думал тогда… к кому-то еще, как следовало предполагать отныне.

К тому, кто нашепнул ей план действий, который она столь успешно претворила сегодня в жизнь.

Павел услышал скрип входной двери, тихий шорох шагов по коридору. Первым его побуждением было побуждение охотника: одним движением он склонился к дивану, поднял «Вальтер» с сиденья и скользнул к выходу из комнаты.

В коридоре было темно, вошедший не увидел выключателя и шел лишь на свет, лившийся из дверей спальни. Задел что-то, оступился, и шарканье перешло в дробный перестук «шпилек». Павел замер. Таиться не имело смысла, он вышел в коридор, убрав «Вальтер» за спину. И внезапно остановился, точно увидев привидение, принявшее облик давно знакомого человека.

Узнавание длилось не дольше долей секунды.

— Ты? — охрипнув, спросил он, дернув рукой. «Вальтер» блеснул на свету, она увидела оружие и враз осеклась, так и не задав свой, ответный, вопрос. — Что ты здесь делаешь?

Она молчала, не сводя глаз с пистолета. Павел проследил за ее взглядом и убрал оружие за спину, заткнул за пояс.

— Я жду.

Руки он сложил на груди, чувствуя от этого бо́льшую уверенность. Девушка по-прежнему молчала, вглядываясь в лицо Павла, тщетно пытаясь разглядеть его. В коридоре было темно, а хозяин стоял против света.

Пауза казалась бесконечной. Павел снял руки, он пошевелился первым и, щелкнув выключателем, зажег лампу дневного света, расположенную прямо над входной дверью. Теперь его лицо высветилось со всеми подробностями, на лоб и щеки Алисы легли полосы теней.

— Я специально приехала сюда следом за ней, чтобы сказать, — наконец произнесла массажистка, это были первые ее слова после появления в его квартире, первые за несколько лет, истекших с момента их финальной встречи. Голос изменил ей, она нервно кашлянула: — Я хочу сказать, чтобы ты… — снова ненужная пауза. Слова, заготовленные прежде, исчезли, едва она увидела пистолет в руке Павла. Ей сразу вспомнилась встреча трехлетней давности, та, что привела к взаимному потоку оскорблений и завершилась истерикой. Но в тот раз хозяйкой квартиры была она. — Чтобы ты… оставил Серафиму в покое. Совсем.

Мгновение он молчал. Затем весь как-то подался вперед, собираясь спросить. Алиса не дала ему этой возможности:

— Серафима будет со мной. Она больше не хочет тебя видеть. Надеюсь, она дала тебе это понять…

И снова пауза, которую надо было заполнить. Подобрать такие слова, чтобы раз и навсегда отвадить его от Серафимы, чтобы он никогда более не смел даже вспоминать о ней, даже смотреть в ее сторону, если случайно встретит на улице. Чтобы он…

Алиса не успела всего этого сказать, не сумела подобрать слов за те две секунды, что длилось обоюдное молчание. А после было уже поздно. Лицо Павла стремительно переменилось, кровь прилила к его скулам, глаза сузились, губы сжались в серую нитку. Алиса с внезапно захолонувшим сердце предчувствием чего-то ужасного смотрела на эти стремительные перемены; ей тотчас вспомнилась последняя их встреча, где хозяйкой квартиры была она, и слова и фразы, которые она торопливо готовила, замерли, не вырвавшись на волю. И она уже не могла отвести взгляда от потемневшего лица своего бывшего любовника, мгновенно выхлестнувшего из себя такую волну ненависти, которая едва не сбила ее с ног.

Павел не желал более себя сдерживать; он сделал два шага вперед, руки, мгновенно выброшенные вперед, сомкнулись на ее горле прежде, чем она успела отшатнуться.

— Так это твоя работа? Твоя? — хрипло произнес он, приближая свое лицо едва не вплотную к Алисиному.

Массажистка побелела, только после произнесенных слов ее пальцы сжали его запястья.

— Сима… будет со мной, — чуть слышно просипела она, чувствуя, что сорвать пальцы с горла не в силах. — Слышишь… со мной.

Он продолжал давить, но уже не столь сильно. Воспользовавшись этим, она сумела ослабить хватку.

— Так значит, это ты подкинула мне эти бумаги, стерва? Решила разом двух зайцев убрать? И меня, и муженька ее придурочного. Всех в расход пустить.

Она не понимала его слов, но чувствовала, что пока Павел говорил, он слабел, каждое слово отнимало его силы; произнеся последние слова, Павел чуть разжал пальцы, и Алиса смогла сбросить его руки с шеи и отступить к незапертой двери.

— Мне плевать на ваши бумаги! — резко крикнула она, чувствуя боль в голосовых связках при каждом слове. — Мне плевать на ваши деньги, на связи, на богатство, на все плевать! Ты меня понял, дешевка Караевская?! Мне нужна Сима, а не то, что вы все нашли у нее в кошельке. Она одна, тебе это ясно? И никаких приложений, можете подавиться ими! Подавиться, понял?.. Хотя этого ты никогда не поймешь.

Последнюю фразу она произнесла почти спокойно. И так же почти спокойно Павел достал из-за пояса пистолет и с маху ударил Алису по щеке. Ему оказалось проще ударить, чем прицелиться и нажать спусковой крючок.

Ствол «Вальтера» пришелся Алисе по виску. Удар отбросил массажистку к вешалке; вскинув руки, точно приветствуя множество собравшихся, она стукнулась лицом о стену и беспомощно съехала на пол. Руки опали и, бездвижные и ненужные, лежали на паркете ладонями кверху. Алиса как-то странно вздрогнула и, медленно отлепившись от стены, легла на пол, нелепо вывернув руки, точно не желала более ими пользоваться. Ее лицо, с медленно вспухавшим краснеющим шрамом, оказалось всего в нескольких сантиметрах от шлепанцев Павла.

Он невольно отступил, испугавшись, как бы она не коснулась щекою домашних тапочек, не испачкала их. Положив пистолет на тумбочку, он отошел и принялся ждать. Сам еще не понимая чего.

Лишь спустя минуту Павел решился опуститься перед ней на колени и коснуться пальцами щеки. Теплой гладкой щеки, над которой у виска вытянулась красноватая змейка шрама. Погладил молча пальцами и коснулся шеи. Легонько нажал, затем переместил пальцы и снова замер в ожидании.

И резко отдернул руку. Тело при этом осталось неподвижным, но стремительный жест едва не опрокинул самого Павла.

— Да что же это? — тихо произнес он, все так же на коленях подползая к тумбочке и доставая из ящика карманное зеркальце. Поднес к губам массажистки и внимательно следил, ожидая и вяло, тягостно надеясь, чувствуя всю бессмысленность и безнадежность ожиданий, удостовериваясь в наступающем ужасе неизбежного. — Да что же?

Наконец он отнял зеркальце. Хотел снова поднести, да вовремя одернул себя. И замер, по-прежнему держа ненужное зеркальце в руке.

Массажистка лежала спокойно, ее открытые глаза равнодушно смотрели в угол, на стоящий там женский зонт-трость, когда-то, в прошлой жизни, позабытый здесь Серафимой. Павел хотел закрыть их, но, коснувшись пальцами век, не смог себя заставить сделать задуманное. Рука не слушалась.

Он проследил глазами за взглядом массажистки, увидел позабытый зонтик, его подарок на прошедший Женский день и как-то неловко погладил Алису по щеке двумя пальцами, всякий раз боясь потревожить распухший шрам на виске, кровь на котором уже начала застывать.

— Она не придет больше, — тихо прошептал Павел, точно прося прощения. — Не придет.

Позже ему показалось, что в квартире он не один. Должно быть, и вправду кто-то пришел к нему. Не поворачивая головы ко входу, не отрывая взгляда от лежащего перед ним тела, он услышал шаги. Поначалу робкие, затем, по мере их приближения, все более уверенные и твердые.

Лишь когда шаги эти остановились пред ним, он поднял голову и обернулся. А затем протянул руку, пытаясь коснуться того, кто пришел.

Это ему удалось, подушечки пальцев коснулись теплой кожи ноги, скрытой под легкими колготками, почти незаметными в наступающих сумерках. Помедлив, он убрал руку, а затем коснулся снова. И ощутил ответное прикосновение пальцев.

Женщина возвышалась над ним, в ее глазах он разглядел блестки зарождающихся слез.

— Это ты? — спросила она. Он кивнул. — Я знала. Поэтому и пришла.

Он потянул ее руку вниз, она присела на корточки, коленом коснувшись его локтя. Ему это напомнило что-то далекое, бесконечно далекое сейчас и отныне. Столь далекое, что воспоминания о нем кажутся картинками, виденными в глянцевых журналах, что продают порой на лотках близ станций метро предприимчивые молодые люди. Поблекшими от безнадежно прожитых времен картинками. Некогда ублажавшими взор, а потом приевшимися и заброшенными за ненадобностью в самый дальний угол пыльной, плохо проветриваемой памяти.