Владимир Гоник - Я не свидетель
- Чего-чего, а бумаг хватает. Как вы говорите фамилия?
- Иегупов Антон Сергеевич.
Она записала.
- А чем он болел? - спросила.
- Он хромает, ходит с палкой. Полагаю, хроник и лечился у хирурга.
- Постараюсь выяснить. Дату его посещения проверить несложно. Тяжелее уточнить время визита. Все-таки прошло столько месяцев.
- Я понимаю.
- Как мне с вами потом связаться?
- По телефону, - и Левин назвал номер. - Фамилия моя Левин.
Она прикурила погасшую сигарету, два раза сильно затянулась и вмяла красивыми пальцами окурок в пепельницу...
В кабинете у Михальченко долго звонил телефон. Отложив газету, Левин направился туда, но пока шел по коридору, звонок умолк и теперь уже звонил его, Левина, телефон. Он вернулся, схватил трубку, однако уже раздавались короткие гудки. Выглянув в окно, Левин увидел, что их "уазика" на месте нет. Значит, Михальченко куда-то укатил...
Он развернул следующую газету. Из нее выпал конверт.
"Что за дурацкая манера вкладывать письма в газеты, - посетовал он мысленно. - А если я не стану читать эту газету, выброшу? И это уже не в первый раз!"
Письмо было от секретаря Анерта.
"Уважаемый господин Левин!
До отъезда в Канаду господин Анерт приготовил для Вас документы. Несколько задержались с ними, поскольку переводчик был в отпуске. Посылаю Вам их ксерокопии.
С уважением К. Больц"...
Те же цветные красивые пластмассовые скрепки, та же прекрасная бумага и четкий шрифт компьютерного печатающего устройства...
Из дневника Кизе за 24 марта 1928 г.
"...Советник доктор Клеффер, уехавший в Вену несколько лет назад, как в воду канул. Два или три раза я заходил к нему в бюро, но там какие-то новые люди, они ничего о нем сообщить не могли. В квартире, которую он занимал, тоже живут другие, домовладелец сообщил, что контракт с господином Клеффером истек. Все эти годы у меня было много работы, новое время, новые люди, и о советнике Клеффере я постепенно забыл.
Однако вчера он вдруг объявился. Позвонили из больницы Громберга, попросили, чтоб я приехал: меня срочно хочет видеть советник, доктор Клеффер. Я поехал. Пока я шел с лечащим врачом по длинному коридору, он сообщил, что Клеффер смертельно болен, у него рак легкого, протянет в лучшем случае месяц. Мы вошли в палату и врач оставил нас вдвоем. Палата одноместная. Клеффер лежал у окна. Он показался невероятно исхудавшим, почти древним стариком, кости лица, казалось, вот-вот прорвут истонченную серовато-восковую натянувшуюся кожу, выпирал огромный лоб костяного желтого цвета. И только живые умные глаза следили за моим лицом, как бы улавливая, какое впечатление произвел на меня его вид. Я присел на стул рядом с кроватью. Клеффер взял мою руку в сухую холодную ладонь, и я ощутил прикосновение мертвеца.
"Ты удивлен, как я тебя разыскал? По моей просьбе позвонили старшему лейтенанту Каммериху... Ты ведь с ним когда-то дружил... У него я узнал твой телефон... Слушай, Алоиз... Жить мне осталось месяц... Я должен выполнить обещание, которое когда-то дал тебе. Тем самым очистить и свою совесть... Мне тяжело говорить, задыхаюсь... - он выпустил мою руку, прикрыл глаза и какое-то время лежал, провалившись в беспамятство или заснув. Я даже испугался, не умер ли он. Но он пришел в себя и повторил: Мне тяжело говорить... Поэтому хочу успеть сказать тебе главное: Иегупов негодяй... Обыкновенный бандит... Не имей с ним никаких дел... Берегись его... Он и меня обманывал... Всех нас... Вот здесь в тумбочке книга... Прочитай... Остальное узнаешь из моего письма. Тебе перешлют его после моей смерти... Такова моя воля... Теперь уходи..." - И он снова впал в долгое забытье...
Я достал книгу из тумбочки. Называлась она "Расследование убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Издана в "Рютте-Ферлаг" в 1927 году. В аннотации сказано: "Книга эта переведена с русского. Первое издание было осуществлено в Советской России издательством "Знамя труда". Затем автор, советский криминалист В. Агафонов, порвавший с ЧК, эмигрировал в Германию".
Взяв книгу, я последний раз взглянул на советника доктора Клеффера и ушел"...
Пожалуй, это была одна из самых полезных информаций, полученных Левиным от Анерта. В ней имелась ссылка на конкретный документ, на книгу. Фамилия автора - В. Агафонов - была Левину незнакома, хотя он знал имена и работы многих известных следователей-криминалистов двадцатых годов. Имя В. Агафонова скорее всего предали забвению однажды и навсегда по одной причине: он эмигрировал в Германию. Этого по тем временам было достаточно. Книгу, понимал Левин, искать в частных библиотеках своих коллег, пожалуй, бессмысленно. От криминалистов своего поколения, имей они ее, он хоть однажды бы да услышал фамилию автора. Скорее всего она может быть в двух библиотеках: университетской или Академии наук. Если она там есть, то, вероятней всего, в спецфондах. Сейчас попасть туда уже не проблема. А Анерта надо попросить поискать в бумагах его дяди письмо Клеффера, которое должно было быть вскрыто после его смерти, либо содержание письма в дневниковых записях за вторую половину 1928 года.
И Левин принялся печатать письмо в Мюнхен...
Ломбард наконец открылся. С силой толкнув тяжелые застекленные металлические двери, Михальченко вошел. В правом углу узкого темноватого помещения находилась конторка, за которой сидела пожилая худощавая женщина с хорошо уложенными и в меру подкрашенными светлыми волосами. Она подняла на него глаза.
- Вы заведующая? - поздоровавшись, коротко спросил Михальченко.
- Я. В чем дело?
- Вам звонил Якимович из Ленинского райотдела милиции? - сблефовал Михальченко.
- Нет.
- Моя фамилия Михальченко, - он достал красную книжечку удостоверения, махнул ею и тут же сунул в карман. - После семнадцатого апреля вам был сдан мужской плащ, пятидесятый размер. Темно-синий, импортный, на меховой подстежке. Она крепится на "молнии". От вас он был анонимно передан в комиссионный номер двенадцать. Мне необходимо знать: кем он был сдан и какого числа точно. Когда вы сможете поднять документы? - он говорил с напором, не давая возможности перебить себя.
- Рыться надо долго, - спокойно ответила заведующая.
- Я зайду через час.
- Лучше после перерыва. В перерыв я и поищу.
- Хорошо. В три я буду, - он вышел, уверенный, что его деловитая настырность впечатлила.
Два с половиной часа он скоротал, съездив в финотдел за какими-то бланками и выстояв очередь в сберкассе, чтоб уплатить по счетам за телефонные переговоры.
Ровно в три Михальченко вошел в ломбард. Заведующая сидела на том же месте, словно и не поднималась с него с момента ухода Михальченко.
- Как наши дела? - спросил он, подходя к конторке.
- По-моему, я нашла то, что вы просили. Восемнадцатого апреля такой плащ был сдан гражданкой Лынник. Вот данные по ее паспорту, - заведующая протянула листок бумаги.
"Лынник Ольга Викторовна, проживает по ул. Шевченко, 17, кв. 8", прочитал Михальченко.
- Почему же она не выкупила плащ своевременно? - спросил он.
- Вот этого я уже не знаю. Срок прошел, и мы его сдали для реализации через комиссионный.
- Сколько же она за него у вас получила?
- По минимуму, - и назвала цену.
- "Странно, - подумал Михальченко. - Новый импортный плащ! По нынешним ценам на барахолке и у фарцовщиков такой втрое дороже".
- Что еще? - спросила заведующая.
- Все! Спасибо! - Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать. - Все в порядке, - повеселел он. - Задал я вам хлопот!
Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.
Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:
- Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!
Но Левина в бюро Михальченко не застал.
"Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, - сказал он себе и взялся за телефонную трубку. - Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны". - Он позвонил в справочное бюро УВД.
Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре "Голубой день". Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками - в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита "Голубой день", сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.
- Налево, по просеке, - сказал Михальченко шоферу. - Бывал здесь?
- Нет, - ответил Стасик.
