Владимир Гоник - Я не свидетель
24
Та же убогая квартира на Комсомольской, дом пять, тот же мрачный неприветливый хозяин, в глазах которого мелькнул испуг, едва он увидел Левина в дверном проеме.
- А я опять к вам, Антон Сергеевич, - Левин не стал дожидаться приглашения, а направился в глубину комнаты.
- Что еще? - спросил Иегупов. - Я сказал тогда все, что знал.
- Да нет, Антон Сергеевич. Ведь Тюнен был у вас.
- С чего вы взяли? - тяжелые сильные руки старика начали суетливо перекладывать на столе предметы.
- На станции скорой помощи документально зафиксирован вызов, сделанный пятнадцатого апреля по вашему адресу. Сделан он, как записано там, Иегуповым к больному Тюнену.
- Да, и Георг был у меня, и скорую я вызывал. Худо ему стало, сознание потерял.
- Почему же вы скрыли от меня?
- Испугался.
- Чего?
- Вы сказали, что он пропал. А в таких делах в свидетели лучше не попадать. Кроме меня в Старорецке у него нет никого. Вот по-вашему и выйдет, что кругом я виноват. Да еще если его убили, не дай Бог.
- Я ищу не виновника чего-то, а Георга Тюнена.
- Как же я докажу свою невиновность?
- Давайте попробуем вместе.
- Пробуйте, - пожал плечами Иегупов, как бы не веря в искренность намерения Левина.
- Когда и в котором часу Тюнен ушел от вас совсем?
- В день отъезда, семнадцатого. Мы вместе из дому вышли.
- Вы хорошо помните число?
- Да. В этот день я ходил в амбулаторию закрывать бюллетень.
- Давайте вспомним этот день подробней. Итак, самолет Тюнена в девятнадцать пятьдесят. Вещей у него много было?
- Нет, легкий чемоданишко.
- Он поехал в центр к агентству, чтоб оттуда рейсовым отправиться в аэропорт. Так?
- Нет. Мы вышли вместе, я поднес ему чемодан до рощи, растолковал, как идти дальше. От меня так ближе в аэропорт. За рощей шоссе, там часто ходит автобус. Дальше я его провожать не мог, у меня на пять был талон к врачу.
- В котором часу вы вышли из дому?
- В десять или пятнадцать минут пятого.
- К врачу не опоздали?
- Нет. Мне от рощи до амбулатории двадцать минут хода.
- Тюнен был одет в плащ?
- Натянул только шляпу. Было тепло. Плащ он нес в руке.
- Вы не знаете, денег с собой у него много было?
- Не спрашивал. К чему мне знать про чужие деньги.
- А какая у вас пенсия, Антон Сергеевич?
- Восемьдесят семь рублей.
- Значит у входа в рощу вы попрощались и больше не виделись?
- Больше не виделись.
- Он не оставлял вам для передачи кому-нибудь письма, записки, просто устной просьбы. Может быть, забыл какую-нибудь вещицу у вас?
- Ничего такого не было... Разве что бутерброд. Приготовил в дорогу, я еще покупал ему диабетический хлеб. Сказал, что всегда в кармане носит кусочек такого хлеба. В тот день завернул он его в бумажную салфетку, а взять с собой забыл. Я, когда вернулся, гляжу, лежит этот бутерброд на столе.
- Когда "скорая" прибыла, что делал врач?
- Два укола. Потом сидели долго ждали, пока Георг придет в себя.
- Госпитализировать не предлагали?
- Предлагали. Отказался Георг.
- Антон Сергеевич, а вы бы смогли узнать плащ Тюнена?
- Наверное.
- Если мы найдем этот плащ, обратимся к вам. Не возражаете?
- Лучше вы найдите Георга.
- Этим мы и занимаемся.
- Антон Сергеевич, а почему вы так испугались моего прихода, нашего разговора?
- Пуганный я. Жизнь эту вдоль и поперек знаю.
- С сыном Тюнена, Александром, вы не знакомы?
- Нет.
- Антон Сергеевич, а вы где работаете?
- Садовником на конном заводе... Что у вас еще? Я спешу.
- Пожалуй, все.
- Куда мне зайти, чтоб узнать, как у вас дальше с Георгом пойдет, отыскали или нет? - спросил Иегупов.
- Я вам сообщу, обещаю. К тому же письмо его к вам, которое вы не получили, у меня. Хотите прочитать?
- Да что мне теперь? Он мне его пересказал. И поболе того.
- Про наследство?
- Да. Брать он его не хотел, наследство это. А зря.
- Почему?
- "Ни к чему оно мне, - сказал. - И дом этот, и деньги. Помирать скоро. И не хочу, чтоб Сашку сманило оно". Так и сказал, - Иегупов взял свою тяжелую палку с отполированной ручкой...
Вышли вместе, у подъезда попрощались и разошлись в разные стороны.
- Некогда мне, Иван, еще и в ваши дела встревать. Ты посмотри, Остапчук показал на письменный стол, заваленный бумагами. - Без продыху сижу. Возьми вон сводку за сутки, прочитай: два угона за минувшую ночь, в дискотеке подрезали какую-то девку, три квартирные кражи залепили. А ты мне еще своего немца подвешиваешь.
- Как бы он не стал твоим, - подмигнул Михальченко.
- Не каркай, не цыганка. Да и транспорта у меня нет сейчас, забрали, погнали куда-то склад опечатывать, там недостача миллионов на двадцать.
- Я на колесах, это у нас час займет, не больше, обещаю. Спортсмен уже в машине сидит.
- Ну зачем я тебе там? - взмолился Остапчук.
- Как-никак, это уже следственное действие. А при тебе мы вроде ничего не нарушаем, все в рамках закона, мы как бы не сами по себе, а при власти, при тебе, значит. Так Левин научил.
- Этот еврей тебя законам обучит.
- А ты как хотел? - засмеялся Михальченко. - Он прокурорский.
- Смотри, какой ты законник стал, как ушел от нас, - Остапчук сгреб бумаги, запер в сейф. - Пошли, что ли? Зараза ты, Иван, липучая.
- Отслужу, Федорович, ей-богу за мной не пропадет.
- Отслужишь! Как бы ни так! Живым немца отыщешь - бабки огребешь, а мертвым - мне его спихнешь: заводи дело, Остапчук, труп - это по твоей части...
Они спускались по лестнице, вышли из подъезда. У бровки тротуара стоял "уазик", за рулем сидел Стасик, а на заднем сидении спортсмен-радист, нашедший паспорт Тюнена...
Подъехали к роще со стороны, которую указал спортсмен, пошли по просеке. Роща была старая, березы толстые, с посеревшей корой, с отслоившейся на многих стволах берестой и шелухой тонкой пленки. Спортсмен вел их уверенно, ни разу не сбился с маршрута, углубившись в березняк, то и дело подсказывал:
- Налево, прямо, опять налево. Вон ту башню видите? Держите на нее.
Они продирались сквозь заросли. Иногда в просветах меж деревьями проглядывали кирпичи далекого здания. Это была высокая круглая водонапорная башня, возведенная еще в конце прошлого века. Она пережила революцию и войны, отслужила свое: сложенная из крепкого красновато-сизого кирпича, заброшенная, так и осталась она торчать в роще недалеко от просеки ничейным строением, - никому не приходило в голову рушить ее, бесхозную, пустую, или выдалбливать кирпичи для какой-нибудь стройки, намертво слитые в блоки могучим цементом...
Прошло минут двадцать, прежде чем спортсмен вывел их на едва приметную тропинку, а затем свернув с нее метров на десять в сторону, остановился и указал на куст:
- Вот здесь. Паспорт лежал не под кустом на земле, а на нижних ветках.
- Похоже, его не положили, а швырнули. Он за ветки и зацепился, заметил Михальченко.
- Тот, кто это сделал, не пришел сюда специально. Паспорт можно было выбросить и в мусорную урну, и в решетку водосточного люка, и куда угодно, чтобы сразу от него избавиться, - сказал Остапчук.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Михальченко.
- А то, что он попал в руки этому человеку где-то здесь, и по дороге отсюда он его и зашвырнул в кусты.
- Куда ведет эта тропинка? - спросил Михальченко и у спортсмена.
- Она соединяет шоссе с просекой.
- А просека?
- С одной стороны начинается у сквера, пересекает всю рощу и другим концом тоже выходит к шоссе.
- Которое ведет к аэропорту? - спросил Остапчук.
- Да.
- Ну и что? - Остапчук посмотрел на Михальченко.
- Покумекаем, - ответил тот. - Поехали.
Тем же путем возвращались к машине.
- Что у тебя с этим делом? С Басиком? - тихо спросил Михальченко Остапчука.
- Вроде видели его в Боровичах.
- Далеченько. Чего он туда махнул?
- Разберемся...
- Остапчук прав, - сказал Левин. - Если не соврал мне Иегупов, что проводил Тюнена до начала просеки, значит Тюнена кто-то настиг на ней где-то посередине, по пути к шоссе. Вряд ли этот "кто-то" пришел бы в рощу из города специально, чтоб избавиться от паспорта Тюнена. Это можно было сделать в городе в любом месте. Паспорт попал к неизвестному нам человеку в руки там, в роще. Там он его и выбросил, возможно, забрав из него авиабилет. Да, Остапчук прав. Когда ломбард откроют?
- Я справлялся. Сказали "на днях". Наша точность! Простой у нас получается, - огорченно сказал Михальченко.
- Не будет простоя, Иван Иванович. Звонил отставной полковник Кукин. Откликнулся на объявление в газете. Из "Комиссионторга" его переадресовали к нам. Плащ купил он. Надо выяснить, тот ли этот плащ. Вот так.
- Смотри-ка! А я ведь на этом поставил крест! - оживился Михальченко.
- Ты уж забери этот крест, нам с тобой его еще нести и нести. А пока что связывайся с Кукиным. Вот координаты, - Левин протянул Михальченко листок бумаги...
После полудня Михальченко отправился в санчасть на процедуры: массаж и озокеритные ванночки для руки. Постепенно рука оживала, контрактура все меньше и меньше сковывала пальцы. Может все шло бы быстрей, если б ходил на процедуры ежедневно, как и положено. Но случалось, из-за занятости пропускал два-три дня в неделю. Он понимал, что в итоге придется идти за третьей группой на ВТЭК...
