Синтия Хэррод-Иглз - Некрочип
– Компромисс? – сказал он, моля Бога, чтобы в его голосе не послышалось облегчение.
– Скажешь ей, что у тебя много работ, но ты-де постараешься вырваться и прийти на концерт, хотя бы и с некоторым опозданием. Сам же спокойно проведешь этот вечер со мной в помещении за сценой. В концерте я не участвую, так что мы все время будем вместе. А она получит свой концерт. Она же сказала, что скорее пойдет одна, чем откажется от такого удовольствия.
– Значит, я совсем не должен буду появляться на публике? А как же тогда прием?
– Придется нам обоим от него отказаться. Выпьем где-нибудь в другом месте. – Она посмотрела в его лицо, отражающее борьбу противоречивых чувств. – Можешь принять или отвергнуть. Но учти, это мое лучшее предложение.
– Принимаю, – вздохнул он, оправдывая свое решение тем, что удовольствие, которое Айрин ожидала получить от вечера, никак от него лично не зависело. Возможно, ему даже удастся убедить жену попросить, чтобы Криппсы пригласили кого-нибудь для ее сопровождения. – Но вообще-то мне вся эта история не нравится, – добавил он.
– Но кто ж ее состряпал, как не ты, – заметила Джоанна, отказывая ему впервые в сочувствии.
* * *На столе дежурного, у входа в участок его дожидался внушительных размеров конверт.
– Клиника университетского колледжа. – О'Флаэрти взял конверт, чтобы прочитать, что написано на обратной стороне. – Надеюсь, мой друг, ты не заказывал каких-то исследований закрытого характера?
Слайдер ухмыльнулся.
– Можешь не беспокоиться, это всего-навсего результаты обследования зубов.
– Кто его проводил – Бен Уиттейкер?
– Да. Ты с ним знаком?
– Кто, я? Как может простой, небогатый парень из страны болот и эльфов быть знакомым с человеком, перед именем которого стоит слово «доктор». Слышал, конечно, о нем, но не более того.
– Отличный парень, между прочим. У меня был случай понаблюдать за ним после пожара в «Испанском клубе». Там у нас для опознания было тридцать семь обгоревших трупов. Каждый день, после работы, мы ходили в маленький бар на Фоли-стрит, чтобы разгрузить ум от неприятных впечатлений.
– Да, подобные обстоятельства сближают, – сказал Фергюс серьезно. – Совсем как у меня с Натти, когда мы сидели с ним в одном окопе, а над головой свистели пули. Когда так рискуешь заодно с кем-то, это выливается, обычно, в крепчайшую дружбу.
– Ну, насчет свистящих пуль мне судить трудно, а то, что ты их сейчас отливаешь, я знаю наверняка. Ты ведь никогда не был в окопах.
О'Флаэрти нимало не смутился.
– Ну хорошо, мы учились с ним вместе в полицейском колледже в Хендоне.
– Что ж, достаточно близко.
Слайдер по привычке пошел в сторону своего кабинета, но не пройдя и половины пути, резко свернул в сторону, натолкнувшись на запах свежей краски, и направился в комнату для агентов. С результатами обследования можно было познакомиться и попозже. Но уже десять минут спустя он звонил Камерону.
– Фредди, я насчет трупа из рыбного бара.
– А, это ты старик? Помню твою просьбу. Конечно.
– Если ничего нового, то хотя бы проконсультируй. Мы тут получили данные, касающиеся зубов... Ты что-нибудь знаешь про монголовидные выемки?
– Ты интересуешься, слышал ли я о погребальных обрядах древних жителей Сибири? Или о массовых захоронениях в Тибете?
– Нет, я серьезно.
– Серьезно? Ну конечно же, знаю. Дело в том, что у представителей этой расы, на задней стороне резцов, есть небольшие бороздки. Не хочешь ли ты сказать, что они обнаружены у жертвы?
– Если верить Уиттейкеру...
– Ну он-то в этом деле разбирается. Поздравляю! Это очень интересная деталь.
– Так вот, я хочу знать, дает ли это нам возможность судить о внешности данного человека?
– О, конечно. Но, с другой стороны, подобные вещи относятся к наследственным признакам, они могут очень долго передаваться от родителей детям; даже от одного из родителей. Поэтому вовсе не обязательно быть чистокровным тибетцем, чтобы быть их носителем. Достаточно уже и того, что кто-то из предков принадлежал к монголоидам. И я полагаю, что человек, убитый в баре, мог унаследовать какие-то черти, присущие этой расе. Худощавого телосложения, кожа слегка желтоватая, на теле почти нет волос. К сожалению, не удалось обнаружить лицо, глаза и скальп, а то бы мы имели более определенное суждение об особенностях его внешности. Больше всего могли бы сказать его глаза.
– Судя по его фотографии, он был мало похож на китайца, – сказал Слайдер.
– И в этом нет ничего странного. Просто кто-то из его предков был из Азии, что не противоречит имеющимся у нас данным. Что еще удалось обнаружить Уиттейкеру?
– Зубы в прекрасном состоянии – всего три пломбы и ни одной коронки, ни протеза. Он соглашается с тобой в определении возраста жертвы. В капиллярах остатки крови, что говорит о насильственной смерти. Ах да, он еще высказывает предположение, что зубы залечивались не у нас.
– Серьезно? Что же, пломбы имеют какой-то экзотический состав?
– Нет, цементы, по его словам, сейчас везде более или менее одинаковые. Различаются методы пломбирования, так сказать, стиль работы. Речь может идти, как он считает, о Японии или Гонконге. Причем, скорее всего, о втором.
– Да, впечатляющих результатов способна достичь судебная медицина в наши дни, – с восторгом сказал Фредди. – Вам ничего не остается делать, как только найти самого дантиста.
– По крайней мере, мы знаем, что Питер Неман неоднократно бывал в Гонконге. Об этом свидетельствуют многочисленные отметки в его паспорте, Значит, он вполне мог обратиться к зубному врачу, когда находился в этой стране.
– Очень практичное поведение, – сказал Фредди. – Однажды я был в Гонконге и там заказывал себе костюм. Никогда не думал, что с такой быстротой вообще что-то можно сшить. Если у них и дантисты такие, то они, думаю, поставят вам пломбу, пока вы будете ожидать у них в приемной.
* * *Как и было обещано Джоанне, Слайдер позвонил после обеда супруге, чтобы сообщить ей, что дела приняли неожиданный оборот и что, как ему кажется, он не сможет поспеть к началу концерта.
– Не хотелось бы портить тебе вечер. Может быть, Мэрилин будет так любезна, что пригласит для тебя кавалера?
– Нет-нет, ей никто больше не нужен, и мне тоже. Не стоит беспокоиться, Билл, мы были к этому заранее готовы.
Его же, напротив, могло лишь раздосадовать то, что Айрин постаралась войти в его положение, да еще и выражала ему свое сочувствие. Предательство, которое он совершал по отношению к ней, становилось для него особенно очевидным.
– Мне очень жаль... – начал он, но Айрин не дала ему договорить.
– Твоя работа должна быть на первом месте. Так что насчет меня можешь быть спокоен. Приходи, когда освободишься. Давай сделаем так. Я попрошу Мэрилин оставить твой билет в кассе при входе, и ты у них его получишь в любое время.
– Да, но я не буду в смокинге...
– Неважно. Уверена, ты далеко не будешь исключением. Твой повседневный костюм вполне сгодится. Главное, чтобы ты пришел. Если не поспеешь к началу, то приходи на второе отделение или на прием после окончания концерта. Ты должен обещать мне, что придешь.
– Ну... да, если получится, – сказал он с неохотой. – Если вовремя закончу. – Этот ответ, похоже, удовлетворил Айрин.
И вот, по прошествии нескольких часов он сидел в полумраке бара для артистов за сценой «Фестиваль Холла». Строго говоря, ему удалось выполнить обещание, данное Айрин, – он находился под одной с нею крышей. Правда, однако, и то, что его присутствие не могло доставить ей удовольствия, на которое она рассчитывала. Но и он потерял возможность любоваться Джоанной, когда она стоит на сцене в своем лучшем черном платье до пола, и играет на скрипке. Ведь ему не меньше, чем в первое время, хотелось видеть, как она до неузнаваемости преображается на площадке – его уже научили не называть это сценой, – когда с каким-то особенно сосредоточенным и даже величественным видом являет публике свое непостижимое умение. Пришлось пожертвовать и самой музыкой, которую он так любил. Она, хотя и транслировалась в помещение артистического бара, была едва слышна – звук в динамиках был приглушен так, чтобы не быть помехой в разговоре музыкантов между собой или в игре в покер.
И в довершение всего, вряд ли, как ему уже начинало казаться, его приход мог доставить такую уж радость и Джоанне. Она появилась после окончания увертюры, вместе с другими музыкантами, которые не участвовали в концерте, и, подсев к нему на банкетку в самом мало освещенном углу бара молча отпила из предназначавшегося ей бокала. Впервые за всю историю их отношений, они не находили, что сказать друг другу.
Тревожась, как бы неприятная пауза слишком не затянулась, Слайдер, рассказал о вновь установленных фактах.
– И что вы теперь собираетесь предпринять? Разослать ваше описание по всем зубным кабинетам Гонконга? – спросила Джоанна.
