Донна Леон - Честь семьи Лоренцони
– Si, signore? – раздумья Брунетти о человеческом тщеславии были прерваны появлением синьорины Бонамини. Это была синеглазая, белокурая, очень высокая девушка, почти с него ростом.
– Синьорина Бонамини?
– Да, это я, – ответила она, окинув его внимательным, настороженным взглядом.
– Я хотел бы поговорить с вами о Маурицио Лоренцони, синьорина, – пояснил Брунетти.
На ее лице произошла разительная перемена; пассивное любопытство сменилось неподдельным раздражением, если не тревогой.
– А в чем дело? Все ведь улажено. Можете спросить у моего адвоката.
Брунетти сделал шаг назад и вежливо улыбнулся.
– Простите, синьорина. Я забыл представиться, – он выудил из кармана портмоне и раскрыл его, чтобы она смогла увидеть удостоверение с фотографией, – я комиссар Гвидо Брунетти, и мне бы очень хотелось поговорить с вами о Маурицио. Не надо адвоката. Я просто хочу задать вам несколько вопросов.
– Каких еще вопросов? – настороженно спросила она.
– Самых обыкновенных. Что он за человек, какой у него характер…
– А зачем вам нужно это знать?
– Как вы, вероятно, уже знаете, недавно было найдено тело его брата, и нам пришлось возобновить расследование дела о похищении. Так что теперь приходится идти по второму кругу, опрашивая всех, кто его знал, собирая информацию о его семье…
– Так это не по поводу руки? – с явным облегчением спросила она.
– Нет, синьорина. Мне известно об этом инциденте, но сейчас я не намерен это обсуждать.
– Имейте в виду, у меня и в мыслях не было угрожать ему или предъявлять иск о возмещении вреда. Это был несчастный случай.
– Но ведь он сломал вам руку, не так ли? – спросил Брунетти, с трудом подавляя желание взглянуть на ее опущенные руки.
Будто бы прочитав его мысли, она подняла левую руку и помахала ею перед носом Брунетти, сжимая и разжимая пальцы.
– Видите, с рукой все в порядке, видите? – спросила она с торжествующим видом.
– Вижу и очень этому рад, – ответил Брунетти и снова улыбнулся, – но почему вы вдруг упомянули об адвокате?
– Дело в том, что, когда это случилось, я подписала соглашение, в котором сказано, что я никогда не обращусь в суд с жалобой, не стану предъявлять никаких претензий. Это и в самом деле был несчастный случай, правда, – проговорила она с неожиданной теплотой, – я как раз выбиралась из машины с его стороны, он меня не заметил и захлопнул дверь.
– Тогда зачем понадобилось подписывать это соглашение, коль скоро это был несчастный случай?
Она пожала плечами:
– А бог его знает. Его адвокат велел ему так поступить. Я и подписала.
– Вам за это заплатили? – спросил Брунетти. После этого вопроса Брунетти вся ее непринужденность разом улетучилась.
– В этом нет ничего противозаконного, – процедила она с видом человека, который имеет богатый опыт общения с адвокатами.
– Знаю, синьорина. Разумеется, нет. Элементарное любопытство, знаете ли. Это не имеет никакого отношения к теме нашего с вами разговора. Как вы помните, я собирался расспросить вас о Маурицио.
– У вас есть такая же чернобурка сорокового размера? – раздался позади них женский голос.
На лице синьорины Бонамини появилась дежурная улыбка.
– К сожалению, нет, синьора. Все размеры распроданы. Остался только сорок четвертый.
– Нет, нет, это мне не подойдет, – рассеянно пробормотала женщина и неторопливо продефилировала в отдел женского платья.
– А вы были знакомы с его кузеном? – спросил Брунетти, когда синьорина Бонамини снова повернулась к нему.
– С Роберто, что ли?
– Да.
– Нет, никогда с ним не встречалась, но Маурицио время от времени говорил мне о нем.
– И что же он о нем говорил? Не можете вспомнить?
Она немного помолчала, обдумывая его вопрос.
– Нет. Не могу. По всей видимости, ничего особенного.
– Тогда не могли бы вы мне сказать, исходя из того, как Маурицио о нем отзывался, у них были хорошие отношения?
– Они были братьями, – веско ответила она, считая, по-видимому, что этого вполне достаточно.
– Мне это известно, синьорина, но не могли бы вы вспомнить слова Маурицио или, быть может, ваше собственное впечатление, сейчас уже не важно, – словом, его мнение о Роберто. – Брунетти пустил в ход еще одну ободряющую улыбку.
Она задумчиво подняла руку и расправила норковый жакет.
– Ну… – неуверенно начала она, затем смутилась и замолчала; наконец, собравшись с мыслями, сказала: – Если начистоту, то у меня создалось такое впечатление, что Маурицио был им недоволен.
У Брунетти хватило ума не перебивать ее и дать ей закончить свою мысль.
– Был однажды такой случай, – они отправили его, Роберто то есть, – в Париж. По-моему, это был Париж. Большой город, сами понимаете, Лоренцони вели там какие-то важные переговоры. Я, в общем-то, так до конца и не поняла, что там у них произошло, но Роберто открыл какую-то посылку или что-то в этом роде или подсмотрел что-то в контракте, а потом проболтался об этом кому не следует. Как бы то ни было, контракт не был подписан.
Она взглянула на Брунетти; от нее не укрылось нескрываемое разочарование, отразившееся на его лице.
– Знаю, знаю, в этом нет ничего особенного, – поспешно добавила она, – но Маурицио прямо с цепи сорвался, когда узнал об этом, – она еще немного помолчала, тщательно обдумывая следующие слова, – у него, по правде сказать, тот еще характер, у Маурицио.
– И ваша рука?…
– Нет, – поспешно возразила она, – говорю же вам, это был несчастный случай. Он не нарочно это сделал. Можете мне поверить, если бы это было не так, то я уже на следующее утро прямо из больницы отправилась бы в полицейский участок. – Она снова подняла зажившую руку и поправила жакет. – Маурицио может выйти из себя. Наорать. Но я никогда не слышала, чтобы он кого-нибудь ударил. Но когда он выходит из себя, разговаривать с ним бесполезно; будто бы он – это уже не он.
– А какой он, когда он – это он?
– О, он очень серьезный. Даже слишком. Потому-то я и перестала с ним встречаться; то он позвонит и скажет, что у него много работы и что он задержится в офисе допоздна, а то вдруг притащит на ужин какого-нибудь очередного клиента… А когда еще случилось это… – Она махнула рукой, негласно давая ему понять, что она имеет в виду. – Словом, я сказала ему, что не хочу его больше видеть.
– И как он на это отреагировал?
– По-моему, он обрадовался до чертиков, особенно после того, как я сказала, что подпишу все необходимые бумаги, как требовали его адвокаты.
– И вы с тех пор так ни разу и не увиделись?
– Нет. Сталкиваемся иногда на улице, сами знаете, как это бывает; «привет», «привет», и больше ничего. Даже не останавливаемся, чтобы поболтать, расспросить, как дела, как жизнь, что-то в этом роде. Ничего подобного.
Брунетти снова вытащил из кармана портмоне и протянул ей свою визитку.
– Синьорина, если вы еще что-нибудь припомните, будьте добры, позвоните, пожалуйста, в квестуру, ладно?
Она взяла карточку и рассеянно сунула ее в кармашек коричневой кофточки.
– Разумеется, – равнодушно процедила она, и Брунетти усомнился, что его визитка доживет до обеденного перерыва.
Пожав синьорине руку и распрощавшись, Брунетти проделал обратный путь мимо стоек с мехами и направился к эскалатору. Уже на выходе он задумался о том, сколько сокрытых от налоговой полиции миллионов лир было выплачено синьорине Бонамини в обмен на ее подпись. Но, как он всегда напоминал себе в таких случаях, уклонение от уплаты налогов не входило в сферу его компетенции.
19
Не успел Брунетти войти в вестибюль квестуры после обеденного перерыва, как охранник сообщил ему, что Патта хочет его видеть. Опасаясь, что Скарпа уже успел пожаловаться своему покровителю, Брунетти, не теряя ни минуты, поднялся к вице-квесторе.
Но, если даже лейтенант Скарпа и сказал что-нибудь, Патта не подал виду. Брунетти с удивлением заметил, что тот пребывает в благодушном настроении, что случалось крайне редко и вообще было для него нетипично. Что-то здесь не так, подумал Брунетти и сразу обратился в слух.
– Ну, как продвигается расследование дела об убийстве Лоренцони, Брунетти? – осведомился Патта, как только тот уселся напротив него. – Есть какие-нибудь результаты?
– Пока нет, сэр, но у нас есть несколько значительных зацепок. – Эта тщательно взвешенная ложь, как показалось Брунетти, позволила бы создать иллюзию, что вице-квесторе в курсе всех подробностей, и вместе с тем предотвратила бы дальнейшие расспросы с его стороны.
– Отлично, отлично, – закивал Патта.
Брунетти этого было вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что его ни капельки не интересуют ни Лоренцони, ни само расследование; его мысли были явно заняты чем-то другим, и ему не терпелось об этом сообщить. Брунетти помолчал; долгий опыт общения с Паттой подсказывал ему, что порой тот предпочитал, чтобы новости из него вытягивали клещами. Как бы там ни было, Брунетти не собирался ему в этом помогать.
