Илья Штемлер - Утреннее шоссе
…Клямин вернулся.
Гусаров метался по комнате крупным уличным шагом. Перерыв в разговоре как бы выбил Гусарова из колеи. Узкие его глаза беспокойно ощупывали скудную мебель, перескакивали с предмета на предмет.
- Думали, я смоюсь? - невзначай спросил Клямин. - Скрутил вас Серафим, скрутил.
- Заметно?
- Еще как. Сует руку в огонь, а вместо перчаток вашу шкуру натягивает. - Клямин сел на диван и кивнул в сторону стены: - А там что притихли? Не уснули?
Гусаров усмехнулся:
- Могут и уснуть…
- Ближе к делу, Виталий. Хватит, разгорячились, пора в воду.
Гусаров продолжал ходить по комнате, выжимая из половиц долгие писклявые звуки. Клямин не сводил глаз с его мягкой фигуры.
- Хотите - облегчу вашу задачу? Задам несколько вопросов, - произнес Клямин, меланхолично глядя в потолок. - Мишка горбоносый не по своей воле из окна выпал?
Гусаров резко обернулся. Гладкие белые щеки залил румянец. Клямин делал вид, что не замечает его волнения. Но глаз Клямина, тот, дикий, продолговатый, уже наливался тяжестью бешенства.
- Это умрет со мной, Параграф. Понял? Кстати, вам выгодно - я должен знать, что игра наша серьезная.
- Ну… допустим, - промямлил Гусаров.
- Со мной тоже такой расчет?
- Нет.
- Другая ситуация?
- Да.
- Я живым нужен Серафиму?
- Да.
- Так-так. - Клямин обхватил ладонями свой широкий подбородок. - Мишка горбоносый что-то знал и хотел донести. Его убрали. А мне, значит, разрешили жить. Я выгоден Серафиму живым. Валяй, Параграф, рассказывай.
Румянец красноватым накатом залил все лицо Гусарова.
- Хочу заметить, Антон Григорьевич, я позволяю называть себя подобным прозвищем только одному человеку. Потому как я от него в сильной зависимости нахожусь…
- Это я приметил, - грубо прервал Клямин.
- Так вот, - жестким тоном продолжал Гусаров, - прошу вас меня не «тыкать»…
Клямин мазнул горячим взглядом по пунцовому лицу Гусарова. Часто унижали этого Виталика. Есть ли у него самолюбие? Да, Клямин все правильно понял в судьбе Виталия Евгеньевича Гусарова. Но он еще не знал по-настоящему, что, в сущности, представляет собой Гусаров… В следующее мгновение Гусаров уже овладел собой и расплылся в доброжелательной улыбке:
- Мы не так настроились, Антон. Не находите?
Клямин угрюмо молчал, прокатывая желваки под тонкой кожей щек.
- Так вот, Антон… Ваше легкомыслие поставило под удар судьбы многих людей…
- Короче, Виталий! Ведь я о многом знаю.
Гусаров вернулся к дивану, оперся коленом о его край. Сигарета давно погасла. Он хотел было вновь прикурить, но передумал - швырнул ее в угол комнаты.
- Слушайте, Антон… Сейчас войдут двое. Одного вы знаете, второго - нет. Но это не имеет значения. Они будут отвечать на мои вопросы. Отнеситесь к этой репетиции с должным вниманием. Пусть она вас не удивляет. - Гусаров повернулся к Клямину лицом. - Поверьте, это единственный шанс… оставить вас в живых.
- Ну-ну, - изумленно обронил Клямин. - Валяйте, если шанс. Интересно, что там…
Гусаров оттолкнулся от дивана, подошел к двери, которая вела в соседнее помещение, постучал.
В комнату вошел мужчина средних лет, невысокий крепыш. Круглую его голову покрывала широкая плешь, окаймленная венчиком седовато-грязных коротких волос. У крепыша были маленькие сонные глаза и прижатые к черепу уши. Он держал руки в карманах… Клямин видел его впервые. Следом за мужчиной, источая стойкий запах сивухи, ковылял пляжный коршун, кривобокий старик Макеев. Кого-кого, а бутылочного короля Клямин тут никак не предполагал увидеть.
- Хо! Ты ли, дед?
Макеев молчал. Сморщенное личико выражало крайнюю сосредоточенность и деловитость. Гусаров указал вошедшим на табуреты. Те сели. При этом незнакомец крепко выругался, просто так, для хорошего настроения. Макеев кивнул в знак согласия…
«Ну и бригада! - продолжал удивляться Клямин. - Интересно, что они придумали?»
Гусаров оглядел всех с каким-то веселым вниманием.
- Что ж, начнем наше заседание, - произнес он. - Скажите, вы знаете этого человека? - Он выбросил руку в сторону Клямина.
- Антоска Клямин, кто его не снает, - прошепелявил Макеев. - Снаем. И я снаю, и Леха…
- Повторяю, - прервал его Гусаров. - За Леху ты не отвечай; он сам по себе.
- Я сам по себе, - хрипло произнес мужчина, - болван!
Голос мужчины показался Клямину знакомым. Но Клямин мог бы поклясться, что видит этого человека впервые.
- Знаю я этого Клямина. Сто раз виделись, - проговорил мужчина. - На пляже виделись. Пили-ели. Знаю все.
- Ты что, плешивый! Я первый раз тебя вижу, - удивился Клямин.
Гусаров плаксиво сморщился. Поднял белый нежный палец к потолку:
- Антон Григорьевич… Мы же условились. Вы только слушаете.
- Так ведь…
- Антон Григорьевич! - капризно всхлипнул Гусаров.
- Заткнись! - Мужчина поднял на Клямина маленькие глазки. Кулаки вздыбили карманы полосатых брюк.
- Продолжим, - решил Гусаров. - Итак, подсудимый Макеев Георгий Ефимович… Знаете ли вы подсудимого Клямина?
Клямин с удивлением взглянул на Гусарова, но сдержался, промолчал.
- Снаю я этого Клямина, - подтвердил Макеев. - Сто лет снаю.
- Расскажите суду обстоятельства вашей последней встречи.
Макеев встал с табурета, разгоняя волну сивухи.
- Ты, дед, хотя бы бензином умылся. Все родной запах, - буркнул Клямин и отвернулся.
- Нисего, ессо вспомнис энтот запах… Сто я могу сказать? Встлетил я Клямина в бале «Кулолтный». Говолю: есть у меня товалец иностланный, у матлосов купил. Больсые деньги за него дают на Кавкасе цеховики, котолые тликотаз выпускают. Плиеззал один, адлес оставил. Давай, говолю, Клямин, свези. Как лаз у него командиловка была. Он и свез. Пеледал.
Клямин, ничего не понимая, вертел головой, глядел то на Гусарова, то на Макеева. Влажные и клейкие ладони придавали рукам вялость. Клямину так и не удалось помыть руки: во дворе крана не было.
- И вы можете подтвердить, что была эта сделка, свидетель? - обратился Гусаров к мужчине.
- Очень даже, - кивнул тот чугунной головой. - Я присутствовал при этом. Клямин при мне дал согласие. Это было в баре «Курортный». Старик говорит ему: «Свези. Навар поделим. Больше тысячи дадут». Потом попросил прихватить кое-какой другой товар. Дубленки, хрусталь, что-то еще. Там, говорит, настоящую цену дадут, на Кавказе.
- Скажите, свидетель, в последний раз вы были осуждены по статье двести шестой и двести седьмой? Злостное хулиганство и угроза убийства. Верно? - проговорил Гусаров.
- Верно. Отсидел весь срок, спасибо.
- Кто вас познакомил с Кляминым? Тоже подсудимый Макеев?
- Нет. С Кляминым меня познакомил Михаил, мой товарищ. Мы с ним занимались авторалли. Он бы подтвердил, жаль - помер.
Табурет поскрипывал под тяжелым телом плешивого. Брови наползли на его маленькие глаза. Теперь Клямин точно знал, где он слышал этот голос. По телефону. Голос предложил ему явиться на Подольскую, в дом десять…
Гусаров повернулся к Клямину:
- Вопрос к подсудимому Клямину. - Он вновь поднял палец, упреждая негодующее движение Клямина. - Скажите, подсудимый, вы знаете о назначении товара, который перевозился вами в ящиках с иностранным трафаретом?
- Теперь знаю! - воскликнул Клямин.
- Что значит «теперь»? - В тоне Гусарова прорвалась настороженность.
И это не оставил без внимания Клямин. Он интуитивно уловил, что ни в коем случае нельзя называть своего соседа Борисовского.
- Теперь? Ну, со слов этой старой калоши. - И, не удержавшись, добавил: - Бывшего воина Белорусского фронта, отважного танкиста.
- Вот вы как хорошо знаете подсудимого, - кивнул Гусаров.
- Как же! Все собирался ему фотографию улучшить, - ответил Клямин. - Да просрочил.
Макеев развел руками и спрятал нижнюю губу под верхнюю в знак обиды и великой несправедливости.
- Повторяю вопрос. Подсудимый Клямин знал, какой товар он вызвался перевезти на Кавказ?
- Конесно, знал, - загомонил Макеев. - Как зе не знать.
- Назовите сумму вознаграждения, обещанную вами Клямину за эту операцию, - сказал Гусаров.
Макеев растерянно взглянул на него, перевел мышиные глазки на плешивого, шмыгнул перебитым носом.
- Пятьсот пятьдесят рублей! - прохрипел плешивый. - Не можешь запомнить, сифилитик?
- Пятьсот пятьдесят, - кивнул Макеев и проворчал: - То говолили семьсот, то тысяцу. Запутали меня.
- Небось свой гонорар запомнил, - проговорил Гусаров и шагнул к двери. Он распахнул ее ударом ладони и широким жестом предложил убираться вон. И не мешкать - нет времени.
Макеев застегнул облезлыми пальцами пуговицы пиджака. Плешивый вытащил бумажник, пошуровал в нем, вздохнул:
- Кто разменяет четвертную? Вечно у таксистов сдачи нет. Разменяешь, дед?
- Откуда-а-а!.. - замахал руками Макеев.
- И у меня с собой нет, - как-то виновато проговорил Гусаров. - Да еще двадцать пять рублей.
