Евгений Сартинов - Золото на крови
— Двух коров он съел по дороге.
— Коров? — не понял я. — Каких коров?
— Простых, — засмеялся Иван. — Таких же вот как ты, двуногих и лопоухих. Берут с собой в побег какого нибудь дурика из шелупони, он и рад. А как дело до голодухи доходит, его ножичком по горлу — чик, и свежатинка готова. Так вот этот, — он мотнул головой в сторону черепа. — Аж двоих съел. С самого Магадана срывался. Если б не Снежка, он бы и нас тут оставил. Ночью на огонь вышел, с ножом уже подползал. Хорошо она его прижала, а потом мы уже ему трибунал устроили.
Вся эта история и «живописные» экспонаты на меня лично подействовали не очень хорошо. Сколько я за этот месяц смертей повидал во всех видах, что называется, а все равно не мог с ней смирится и привыкнуть.
К вечеру мы выдохлись окончательно. Особенно я. Место для ночевки выбрал Иван. Павел с Андреем занялись дровами, я варил ужин, а Иван выбрал дерево, что поближе, здоровую такую ель, и в каких-то пять ударов топора свалил ее на землю. Я сразу поверил, что Жереба на лесоповале ходил в передовиках. Сначала мы не поняли, зачем это ему нужно, но после ужина наш таежный «зубр» сапогом сдвинул угли костра в сторону, на это место постелил свой тощий брезент, а на угли пристроил разрубленное на три части дерево. Я как-то скептически отнесся к этой его задумке. Наши мужики тоже делали такую штуку, но из сушняка, а тут сырое дерево.
— Ну вот, нодья готова, — объявил Жереба, почесал свежий укус комара на шее и, глянув на небо, объявил: — Распогодилось-то как, не иначе заморозок будет. Давно такой теплой осени не было. Уж октябрь скоро, а все бабье лето стоит.
Сделав такой прогноз погоды, он кликнул Снежку, велел ей:
— Стеречь! — с сам завалился спать, закутавшись с головой в свой длиннополый плащ.
На мое удивление, все, что он говорил, сбылось. Нодья мирно горела всю ночь, равномерно расточая тепло во все стороны и оставив к утру три небольшие головешки. А первое, что я увидел, открыв утром глаза и подняв голову был иней, плотным слоем лежавший на траве, деревьях и наших рюкзаках.
— Ну вот и хорошо, — довольно прогудел Жереба, поднимаясь легким перышком со своей природной «перины». — Отжужжали, носастые. Теперь до следующего года.
С какой радостью мы восприняли это известие. Из всех мучений, выпавших на нашу долю, комары и гнус казались мне самыми ужасными. Иней скоро растаял, и особенно бросилось в глаза, как похорошела осенняя тайга. Просто глаза разбежались от такого обилия красок, от светло-зеленого до бордовокрасного.
За завтраком Иван внес свой весомый вклад в решение продовольственной программы. Он вытащил из рюкзака и положил на стол солидный шматок копченого сала. Оно чуть-чуть прогоркло, но еще вполне было пригодно к употреблению. Мы с особой жадностью накинулись на такое существенное добавление к нашему «фирменному» блюду.
— Сегодня пройдем три реки, а завтра выйдем на Оронок.
— Ты все-таки хочешь завести нас в свои дебри? — улыбнулся Андрей.
— А куда вы денетесь. Счас вот побреюсь и мы пойдем.
Процедура бритья у Ивана заняла очень много времени. Как я понял, для него это было что-то вроде церемониала. Достав небольшой обмылок, Жереба отправился к небольшому ручью, весело журчащему неподалеку. Там он долго мылил щеки и делал это неторопливо и обстоятельно. Затем Иван вынул из ножен здоровенный охотничий нож. Клинок его блеснул на солнце зеркальной полировкой, но Иване попробовал на палец остроту лезвия, и, не удовлетворившись им, вытащил из рюкзака небольшой оселок и несколько раз осторожно провел кромкой лезвия по мелкозернистой поверхности точила. Проверив лезвие на остроту еще раз,
Жереба, наконец, остался доволен и неторопливо начал скрести свои намыленные щеки. Делал он это вслепую, на ощупь, ловко и точно выворачивая лезвие. Когда от мыла и щетины не осталось и следа, он провел ладонью по щекам и подбородку, прополоскал нож и, использовав его вместо зеркала, убедился в качественно проведенной операции. Затем он долго плескал себе в лицо студеной водой, покряхтывал от наслаждения, а затем, войдя в азарт, скинул свитер и рубаху и, взвыв от восторга, начал плескать на свой могучий торс пригоршни хрустально-чистой родниковой воды. На всех нас большое впечатление произвела мускулатура Ивана. У него не было такой гипертрофированной рельефности мышц, как у культуристов, наоборот казалось, что торс его даже слегка покрыт жирком, самую малость. Но объем его плеч, размеры бицепсов и подтянутая строгость пресса радовали глаз.
Закончив наконец свои процедуры, Жереба натянул одежду прямо на мокрое тело, взвалил на плечи рюкзак и рванул вперед с такой скоростью, словно мы хотели его убить, а ему этого почему-то этого очень не хотелось. Через полчаса мы уже плавали в собственному поту, а проводник наш, по-моему, даже и не запыхался. Все это время меня мучил один вопрос. Куда-то исчезла собака. Еще утром она вертелась на стоянке, а перед самым завтраком словно сквозь землю провалилась. Я указал на это Ивану на первом же привале, но он только отмахнулся, буркнув:
— А, пусть, бегает. Никуда не денется.
Снежка появилась ближе к обеду. Она вывалилась из тайги, торопливо обнюхала нас всех, минут пять шла рядом с хозяином, а потом снова рванула в пологий овраг, заросший густым малинником, и мы не видели ее уже до вечернего привала.
— Никуда она не денется, — махнул рукой Иван на мои недоуменные вопросы. — Она сейчас по всей округе рыскает, слышит каждый шорох, мимо так просто не пройдет, все проверить надо. А службу она знает, ни зверя, ни человека близко не подпустит.
В тот день нам пришлось форсировать штук шесть ручьев и две реки. Если первую мы преодолели просто в брод, там даже мне было по пояс, то для второй пришлось рубить плот. Лишь здесь Жереба объяснил причину нашей гонки:
— Надо успеть срубить салик, а то если эти ваши гаврики подоспеют, будем изображать последний заплыв Чапая.
Небольшой плот, по местному «салик», срубили небольшой, из четырех бревен, но длинный. Жереба показал нам способы вязки бревен, и признаться честно, мы бы вряд ли соорудили что-нибудь похожее, по крайней мере не такое крепкое.
Эта речка оказалась не очень широкой, метров тридцать, не больше, но зато глубокой, не чета всем показавшимся нам до этого. Иван даже не стал вырубать шест, а быстро и ловко вытесал два весла.
— Течение тут шустрое, так что грести будем изо всех сил, — сообщил он, отдавая второе весло Лейтенанту. Перед самым отплытием появилась Снежка, тут же проскочила на плот и замерла впереди, сосредоточенно разглядывая противоположный берег.
— А, чертяка, прибежала, не хочет купаться, когда есть такой пароход! — восхищенно воскликнул довольный хозяин. Застывшая как изваяние лайка только ухом повела в его сторону, а затем снова сосредоточилась на приближающемся берегу.
Течение в самом деле оказалось очень быстрым, но Иван с Андреем работали веслами с такой силой, что мы причалили всего метрах в тридцати ниже по течению от места отплытия.
— Молодец, Лейтенант, шустрый ты парень, — похвалил Жереба Андрея.
— Рад стараться, ваше благородие! — рявкнул Андрей, шутливо взяв под козырек и выпучив глаза.
Жереба чуть не упал от смеха.
— Нет, я с вами не соскучусь, — заявил он, вытирая слезы. — Ну так что, со мной пойдете или своим путем? Следующая река — Оронок, а через две будет и ваша. Плот я вас вязать научил, но идти по Мотанге на плоту не советую. Да, — он кивнул на плот. — Веревку надо забрать. Вещь при наших делах необходимая.
Сняв веревку, мы отправили бревна в свободное плавание, а я наивно спросил Жеребу:
— Слушай, Вань, а как же ты один бы переправился? У тебя что, тоже веревка есть?
Тот снисходительно засмеялся:
— Да мне бы и двух бревнышек хватило. А то и одного.
И, честное слово, я очень хорошо представил, как он бы сделал это. При его ловкости и координации это бы не составило труда.
Мы присели отдохнуть. Тут Иван ударился в воспоминания.
— У нас в поселке леспромхоз, по весне в запань там всегда плоты сгоняют. А потом уж по эстакаде затягивают на берег и пилят на доски. Вот у нас, пацанов, одна забава была — по бревнам бегать. Они колышется на воде, крутятся под тобой, тебе надо устоять или на другое бревно перескочить, а то пацаны засмеют. Катались и на бревнышках, выберешь какое побольше и отталкиваешься шестом. Так через всю запань и плавали.
— Опасно, наверное? — спросил я.
— Ну, бывало. Погодок мой как-то утонул. Бревно вертеться стало, а оно же мокрое, он поскользнулся и вниз. Мы сначала смеялись, потом смотрим, что-то не выныривает. Бегом туда. А он, похоже, выныривать стал, а бревна-то сошлись, они там плотно стоят, без просвета. Вот он голову себе и расшиб, когда достали, вся в крови была, башка-то. А вода еще холодная, по весне, так и захлебнулся.
