Венок из железных одуванчиков - Дарья Донцова
Георгий поджал губы, но промолчал.
Зоя посмотрела на меня.
– Иван Павлович, если правда той историей интересуетесь, то пойдемте ко мне домой. Не хочу сейчас с Георгием рядом сидеть. Дурак он!
Глава двадцать девятая
– Чайком угостишься? – спросила Зоя.
– Спасибо, Зоя, – поблагодарил я. – Простите, не знаю, как вашего отца величать.
– Федором его звали, – ответила пожилая женщина. – Хоть за восемьдесят мне закатило, я к отчеству не привыкла, окликай по имени. Иван Павлович…
– Так не пойдет, – остановил я собеседницу, – зовите меня просто Ваня. Чай с удовольствием выпью. Неужели вам за восемьдесят? Думал, семидесяти нет.
– А ты дамский угодник, – подмигнула мне Зоя.
Она водрузила в центр стола блюдо с ватрушками и похвасталась:
– Сама пекла, у меня лучшие в округе плюшечки. Налетай!
Толстые куски дрожжевого теста, в которое завернули кислый творог, не являются моим любимым лакомством. Но надо наладить контакт с Зоей.
Я взял одну ватрушку, положил ее на тарелку и спросил:
– Можете объяснить мне, почему женщин городка Лычкова хоронят в венках?
Зоя налила в мою чашку черную заварку, не разбавила ее кипятком и тихо засмеялась.
– Жора тебе небось предложил компот с салатом? Швырнул в одну кастрюлю оливье, залил сладким варевом и угостил?
– Вроде того, – улыбнулся я.
– Неплохой он мужик, – продолжала Зоя, – честный, не пьет, не обманывает. Но дурак! Три класса в школу отходил, потом умер отец у них. Клавка осталась одна с семью детьми. Жорка старший. Родители ничего делать не умели, только детей ловко мастерили. Вот мать Георгия на хозяйство и поставила, на школу его наплевала. Ну и выросло что росло. Жорик добрый, внимательный, рукастый, всю жизнь в Лычкове, нигде не бывал, ничего не видал, на мир сквозь телевизор глядит, всему верит, что там показали или сообщили. Вот спросишь ты: «Можно я своего младенца Георгию Васильевичу дам?» Отвечу тебе: до двух лет малышу лучшей няньки и не найти. А вот потом забирай ребенка, потому как от балды глупостей наберется! Он сообщил тебе про царицу? Монголо-татар?
Я кивнул. Зоя закрыла ладонью рот и начала хихикать.
– Наши бабки в это верят. А зачем тебе история про венец?
– Ищу того, кто покойницу ограбил, – слукавил я.
– Вандалы! – вскипела Зоя. – Впервые у нас такая гадость сотворилась. Легенду о дочери Голицына придумал мой дед Архип Сергеевич. Кузнецом он работал. Но не простым, занимался художественной ковкой, слава у него широкая была. Из Москвы, Питера заказы шли. Украшения для ворот, дверей, скамеек делал. В особенности успех имели его цветы. Дедушка мог так розу выковать и раскрасить, что ее за живую принимали. У него часто заказывали вазы с букетами для садов. Архип выучил на кузнеца своего сына, моего отца. У Федора одна дочь, я. Меня в кузню не пускали. Но была у папы сестра, у той пятеро мальчишек, все кузнецами стали. А их дети не пожелали молотом по наковальне бить. Только младший Захар, я его своим племянником считаю, решил не изменять семейной традиции. Мы с Захарушкой – как мама и сын. Очень друг друга любим. Начинал он свою карьеру при советской власти. Тогда с частными заказами было туго, а надо хоть где на работе числиться, иначе огребешь люлей за тунеядство. Вот и стал Захарка при колхозе кузнецом. Про зарплату не спрашивай, зарыдаешь от жалости. А неподалеку от Лычкова находились дачи композиторов. Многие из них круглый год в своем доме жили, приходили к местным за молоком, яйцами. К нам постоянно заглядывала Эмма Соломоновна Зайцман, увидела она один раз во дворе железную вазу с цветами и загорелась: «Хочу такую». Ну и познакомила я ее с Захаркой. Через пару месяцев племянник мне и говорит: «Зоя, Эмма Соломоновна придумала, как мне заработок повысить». И сообщил такую историю. Якобы на нашем кладбище похоронена жена одного из дворян Голицыных. Лежит во гробе красавица, на голове диадема – золотая оправа, камни драгоценные. Эмма Соломоновна на шее у супруга-композитора не сидела. Она с высшим образованием, историк, в музее работала, потом экскурсоводом стала. Шебутная такая, быстрая, прямо вихрь. На дворе начало семидесятых, в моду тогда все историческое вошло. Композиторы наши балы закатывали, изображали из себя князей-графов.
Зоя засмеялась.
– Эмма всем вокруг наврала, что, после того как супруга Голицына упокоилась на лычковском кладбище, у семьи этих дворян не просто белая, а прямо сверкающая, сияющая полоса в жизни началась. На родных посыпались деньги, кто из них болел, тот выздоровел. Детей народилось в семье! На три армии хватит. А почему? Да потому, что на Руси существовала традиция хоронить женщин в венках, но не из настоящих цветов, а из кованых. Всегда так раньше поступали, поэтому и богатые, и простой люд хорошо жили. И живым хорошо от этой традиции, а души мертвых прямиком в рай попадали. Если вы свою покойницу в венке в гроб укладываете, то и ей, и вам потом не жизнь, а сплошной шоколад будет. Со временем про погребальную диадему забыли. А князь Голицын вспомнил и обрел невиданное благополучие. Венок можно заказать только у потомственного кузнеца Захара. Если кто другой украшение сделает, оно не сработает! Почему? А потому что Захар из Лычкова – прямой потомок того мастера, что супруге Голицына венок сделал. Из золота его выковал.
Зоя посмотрела на меня.
– Здорово, да?
– Эмма Соломоновна родилась не в свое время, – тихо засмеялся я, – она гений пиара!
– Зайцман везде о венке рассказывала, – продолжала Зоя, – заказы посыпались! Мы тогда с Георгием еще резвые были, а на кладбище рулил отец Жоры.
