Поединок. Выпуск 15 - Анатолий Алексеевич Азольский

— А… — протянул Леня, внутренне сжавшись, но показывая, что вполне удовлетворен объяснением, не сознавая, что именно сейчас кончилась его свобода, пропал он как личность, потому что не дал отпора Косому и Чиграшу. Леня гнал от себя страшную мысль, заталкивал поглубже, мол, все еще не ясно, вот как разберется он во всем, тогда и покажет себя, свой твердый и волевой характер, как уже было не раз… в мечтах о необыкновенных приключениях в дремучих лесах.

Плыли всю ночь и все утро. Лодку вел Косой, даже в темноте умело обходя камни и коряги, минуя топляки, обнаруживая их звериным чутьем. К рассвету Леня немного успокоился, на него подействовало очарование ночного плавания по таежной реке с надежным и отважным кормчим, и все, что произошло накануне, стало казаться вовремя прервавшимся и уже далеким сном.

Пристали к берегу только в полдень — наскоро перекусить. Косой сильным гребком — задремавшего Леню при этом чуть не сбросило упругими ветками в воду — загнал лодку в прибрежные кусты так, что ее совсем не было видно ни с воды, ни с берега.

Место было нехорошее, низкое и сырое. Почему здесь стали — непонятно. Лагерь разбили подальше от берега, в густых зарослях, где было полно комаров. Леня с гордостью нахлобучил свой финский накомарник с двойной сеткой из крупных ячеек — дышать в таком было свободно, а комар его не пробивал; надел и перчатки. Косой только взглянул на него, но ничего не сказал, пошел на берег и, пока грелась вода для чая, почему-то внимательно смотрел назад, вверх по реке.

Потом он вернулся к костру, взял вспоротую банку тушенки и вдруг, привстав, застыл с ложкой у рта, прислушиваясь к чему-то, кинул беспокойный взгляд на костер (старанием Лени тот горел ровно, жарко, без дыма), на спрятанную в кустах лодку, переглянулся с Чиграшом. Где-то выше по реке гудел лодочный мотор. Звук его нарастал, приближаясь, прошумел совсем рядом и стал постепенно затихать. В берег заплескала поднятая моторкой волна.

Лагерь свернули быстро, Леня даже дожевать не успел, и опять пошли вниз по реке. И снова Косой сам вел лодку, был очень сосредоточен, зорко смотрел вперед, шарил глазами по берегам. И снова не остановились на ночевку.

Только к вечеру, словно для того, чтобы пропустить возвращавшуюся моторку, Косой подогнал лодку к стволу прибрежного дерева, опустившего длинные гибкие ветви с густой листвой к самой воде. В моторке сидели двое с ружьями и милиционер в фуражке. Косой пристально глядел им вслед и, когда они исчезли за поворотом, резко вытолкнул лодку на темную воду и налег на весла. Чиграш все это время будто ненароком придерживал Леню за плечо.

Шли еще ночь и почти весь следующий день. К вечеру Косой направил лодку в узкий приток с каменистым руслом и крутыми, как ущелье, берегами. Здесь он посадил на весла Леню, сам перебрался на нос и командовал, куда править. Временами, когда нарастало течение, Леня и Чиграш тянули лодку бечевой, то чавкая по илистой грязи и путаясь в прибрежных кустах, то хрустя сапогами по галечнику, а Косой, оставаясь в лодке, правил веслом.

Смеркалось, когда они наконец стали у берега, где было не так круто и можно было высадиться и выгрузить вещи. Среди них почему-то оказался синий пластмассовый ящик, где тоненько звенели зеленые бутылки с питьевым спиртом. Леня к этому времени уже так вымотался, что ему было все равно, откуда он взялся.

— Приволоки сюда камней, — хрипло приказал Косой Лене. — Покрупнее, потяжелее.

— Зачем? — удивился Леня ненужной, на его взгляд, работе, против которой неистово бунтовало все тело, требуя немедленного отдыха.

— Лодку затопить надо. Пригодится еще.

— Так привязать — и все.

— Понимаешь ты! Один хороший дождь, и унесет ее — поминай как звали! А дождя не будет, так рассохнется.

У Лени не было сил спорить, не было желания заметить явную нелепость в доводах Косого. Он нагрузил лодку камнями, и тот, сильно накренив борт, затопил ее. Леня взял топор и стал делать зарубку на ближайшем дереве, чтобы заметить место.

— Ты что? Идиота кусок! — вконец озлился Косой. — И так найдем, замажь!

Леня все еще не понял, вернее, не хотел понимать — боялся, прятал голову под крыло, предпочитал как можно дольше оставаться в неведении, иметь пусть и крохотную, но все же надежду, что все еще образуется. Но напрасной была эта надежда — после ужина все стало на свои места: сползли окончательно маски, распределились роли…

Они сидели у костра. Косой курил. Чиграш протяжно рыгал, хрюкал носом и плевался в костер. Леня каждый раз при этом вздрагивал и морщился — он воспитал в себе отношение к костру как к верному другу, для него огонь был священен, он дарил и свет, и тепло, и уют. Каждый плевок Чиграша Леня словно ощущал на своем лице.

— Так, — сказал Косой, бросив в костер окурок. — Будем знакомиться дальше.

Чиграш взял Ленино ружьишко, встал и оказался у него за спиной.

— Покажи-ка нам свои документы. Что ты за человек такой? В тайгу ведь идем.

Леня, недоумевая, противно холодея сердцем, расстегнул карман штормовки и достал пластиковый пакет, перетянутый резинкой, где были его паспорт, охотничий билет и деньги.

Косой взял пакет, не торопясь, развернул, посчитал деньги, сложил аккуратно в пакет, полистал паспорт и… бросил его в огонь.

Леня вскочил и тут же упал от сокрушительного удаpa в лицо. Приподнялся на враз ослабевших руках и получил еще два пинка по ребрам.

— Легче, — сказал Косой. — Он нам здоровенький нужен. Чтоб хорошо ходил и много носил. Вся любовь. Вот что, парень, попал ты в хорошие руки и, если не будешь рыпаться, останешься цел и многому научишься, понял? Задача твоя простая — делать, что велят, и побольше помалкивать. И вся любовь. Дай-ка, Чиграш, его перданку.

Косой вынул из ствола патрон и, привстав, сильно ударил ружьем по ближайшей ели, зашвырнул обломки в кусты. Чиграш заржал и сделал вид, что бросает патрон в костер, и, когда Леня в испуге откатился в сторону, пинком вернул его на место.

Леня, хотя и был отчасти готов к чему-то плохому, все еще ничего не понимал, кроме страха, ничего не чувствовал. Все, что произошло, казалось ему кошмарным сном, когда вдруг ясное небо закрывается, словно резко упавшим занавесом, зловещими тучами, и под ногами угрожающе разверзается мрачная бездна, и безобразные, беспощадные в своей жестокости чудовища тянут когтистые лапы, а ноги становятся ватными и