Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт
Люся презрительно показывает ладонью высоту своего врага. По её оценке председатель не выше стола.
– Всё же из-за чего разгорелся конфликт?
– Да, ерунда! Просто герр Гросс повадился называть меня русской немкой. Какое он имеет право? Я просто немка! Не хуже него самого! Я предупредила, что если он ещё раз назовёт меня так, то я его тоже как-нибудь назову. Ну, этот дурак и решил насмерть обидеться.
– Что же он такой обидчивый? – удивляется Саша.
– Так он же шваб! Ищь бин швоб!3 – подражает Люся шипящему произношению швабов, – а они все вредные.
– Вы правы. Байронцы гораздо дружелюбнее, – соглашается Саша.
– Я слышала, что Сабина родила вам внучку? – переводит разговор на другое Катя.
Люсино широкое лицо расплывается в блаженной улыбке.
– Нам уже скоро полгодика!
– Как назвали?
– Фабьенн.
– Это что за имя такое странное? – опять удивляется Саша.
– Ничего не странное! Нормальное французское имя. Сабинкин-то хахаль хоть и негр, но из Франции. Вот они и решили назвать девочку по-французски.
В беседу вступает Дженнифер, и женщины начинают горячо обсуждать свои женские дела: пелёнки, кормление, потница, сопли… Я их не слушаю. Сонно клюя носом, разглядываю «Иди, жри!», вольготно устроившегося на лохматом пузе Яволя, который развалился на веранде. Оба зверя наелись до отвала и теперь сладко спят, но я им не завидую. Мне тоже классно.
День в самом разгаре. Весенний добрый день. Интересно, сколько ещё будет у меня таких дней? Хотя десять месяцев назад мне удалось обмануть безносую с косой, я ни на минуту не забываю о том, что даже если опоздал на свои собственные похороны – огорчаться не стоит. Всё равно обязательно будут следующие.
Мне нравятся немецкие сады: чинно, благородно, нордично. За высокими кустами негромко переговариваются дачники. Они пьют пиво на верандах, качаются в гамаках, возятся в цветочных клумбах. В Нашем Городке по воскресеньям установлен всеобщий день тишины. Власти запрещают включать инструменты, забивать гвозди, всячески шуметь, слушать громкую музыку. Такое правило. Людям нужно отдохнуть перед рабочей неделей. А что? По-моему, логично.
У нас шуметь уже некому. Все наелись-напились и отвалились от стола. Гена ушёл к себе, переваливаясь с боку на бок, как парусник в неспокойном море. Саша с Федей занимаются догорающим камином. Дженнифер и Катя уединились в домике – рассматривают подарки Ванессе. Даже Люся угомонилась. Она подпёрла рукой буйну головушку и дремлет. Глаза закрыты, богатырская грудь вздымается и опадает.
– Укатали сивку крутые горки, – пьяно бормочет Федя, не отрывая взгляда от Люсиных «крутых горок».
Федины слова вызывают Люсю к жизни. Она распахивает глаза и рявкает:
– Эй, сосед, а я всё слышала!
Федя с виноватым видом двигает к Люсе рюмку с шантре.
– Пьём или вечер пропал?
– Пьём, блиндерский поезд!
…
Вот так, слово за слово, рюмка за рюмкой, еще много утекло «огненной воды». Вечером собираемся по домам – всё равно в саду ночевать запрещено. Радостный Яволь крутится у нас под ногами, размахивая ушами, крутя хвостом и нетерпеливо взлаивая. Надоело в гостях.
Саша с ветерком доставляет меня к Замку. Выбираюсь из машины, прощаюсь с водителем и пассажирами: «чюсс!». Через минуту рубиновые стоп-сигналы форда гаснут за поворотом. Я остаюсь один. Вокруг ни души. Больше нет толчеи туристов, разноязыкого говора, фотовспышек.
Быстро темнеет. С неба смотрят равнодушные звезды. Вечерний ветерок трогает моё лицо холодными губами. Начинает накрапывать противный мелкий дождик. Я непроизвольно поёживаюсь, подняв воротник ветровки. Куда же ты делся – ласковый солнечный денёк?
Подхожу к Замку. Каменная громадина высокомерно разглядывает меня-букашку сотней стрельчатых окон. Света в них нет. На душе скребут кошки, озябшие руки трясутся, походка морская. Под жалобный звон колокола нажимаю на звонок у входа. Как говорит Баклажан: «Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти!»
Глава 15
«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт! Привет!»
В мрачной столовой мрачные художники мрачно двигают челюстями. Мрачная Лиля понуро таскает посуду. Сразу заметно, что в Замке наступили трудные времена. Положение не спасают даже горящие свечи, щедро расставленные по столу и Эрих опять с энтузиазмом втирающий Бахману что-то о винных этикетках. Аскетичный маэстро, попыхивая трубкой, равнодушно внимает управляющему. Его мысли где-то далеко. Алинки нет. Да и что делать милому улыбчивому ребёнку среди тринадцати невинных овечек и одного волка? Или волчицы.
Занимаю ставшее привычным место возле небритого Эдика и Баклажана в зелёном балахоне. Не обращая внимания на льнущего к ней Кокоса, африканка призывно мне улыбается белоснежными зубами, а Эдик по-простецки трясёт руку. Проверяю, что лежит у них на тарелках. Ага! Сегодня вечером в нашем меню тушёная с галушками курица и котлеты. Не знаю, по-киевски или полтавские. В сортах котлет я не очень разбираюсь. Это же не пельмени, Похоже, что на этот раз украинская кухня покорила всех обитателей Замка, так как даже плешивый Кельвин ест то же, что и простые смертные. Больше никаких удивительных блюд, напоминающих отходы зверофермы. После Фединого гриля я не голоден, но, тем не менее, стараюсь не отрываться от земли – пробую всего понемногу. Вкусно!
Постепенно ощутив влияние еды, сдобренной бокалом замкового вина, сотрапезники немного оживляются. Люди не могут долго оставаться в нервном напряжении. Понтип начинает робко улыбаться. Слегка порозовевшая Селина принимается рассказывать Урсуле о грандиозных успехах своего Мирко в школе для дефективных. Урсула в синей майке слушает остроносую польку с сочувственной миной. Почемутто темпераментно посвящает Лилю в тонкости приготовления пиццы с пармезаном и трюфелем. Никс крутит своим лицом цвета прыщавой овсянки в разные стороны, прислушиваясь одновременно ко всем разговорам сразу. Один лишь Круглый Ын остаётся невозмутим. Видно, что наши проблемы его не трясут.
Перебираю в голове вопросы, на которые нужно найти ответы. Я догадываюсь, чья тень напугала меня ночью в понедельник возле столовой. Могу предположить, чью тень заметила Баклажан. Знаю, куда делся Харди – он был убит утром в четверг и плавал в чане с известью до пятницы. Впрочем, теперь это все знают. Понятно, зачем был спрятан в кустах велосипед. Убийца угнал родстер Харди в лес, оставил его там, а затем вернулся в Замок на велосипеде. В свою очередь лысый жулик Кокос украл бесхозный велосипед и продал его в азюльхайме.
Эдик наливает мне бокал вина. Я благодарю его улыбкой. Чокаемся, опрокидываем. О’кей! Так на чём я остановился? Ах, да! Вопросы. Мне всё ещё не понятно, почему в полночь Эрих был полностью одет, хотя на шум он примчался первым. Где он был и что делал той ночью? Правда, тогда в Замке ещё не было никого из художников, но, тем не менее, мне хотелось бы это выяснить.
Пока я не знаю, почему Бахман назвал Харди мерзавцем и почему бегал в роковой четверг по Замку с алебардой. В его объяснение я не верю. У меня есть своя догадка о роли маэстро с алебардой в произошедшем преступлении. В общем, постепенно список сокращается, но появляются новые вопросы. Смерть Мари меняет весь мой расклад. Теперь версий у меня, как у дурака стекляшек. Но подозреваемых не так уж много. Казус Кокоса разгадан, и мои мысли вращаются вокруг двоих: Бахмана и Никса. Однако против Никса есть много возражений. Одно из них: вряд ли красавчик Харди поднялся бы чуть свет, чтобы встретиться с очкастым дохляком на стройке. Что же касается Мари, то тут Никс тем более ничего не выигрывает. Просто-напросто навсегда теряет любимую девушку. А может быть, я ошибаюсь? Вдруг жестокий убийца – это невозмутимый Круглый Ын? Или татуированная Урсула? Мне ведь ничего неизвестно про связывающие их всех отношения. Что заставило кого-то из них дважды совершить чудовищное преступление?
– Эрих, скажите, пожалуйста, трудно ли попасть постороннему человеку в подземный ход? – спрашиваю я управляющего. Эрих недовольно оглядывается. Пусть он будет недоволен, зато, наверное, Бахман мне признателен – энтузиаст винографолии уже чуть было не открутил пуговицу на пиджаке маэстро.
– Вообще-то решётки с обеих сторон хода заперты на висячие замки.
– А у кого хранятся ключи?
– В Замке есть два комплекта ключей. Один комплект у меня, один запасной – в офисном сейфе.
– Есть ещё?
Эрих мнётся в нерешительности.
– Как вам сказать? Один комплект я отдал доктору Бахману.
Упс! Вот это да! Кажется, я попал в десятку! Смотрю на маэстро. Маэстро смотрит на меня взглядом, непроницаемым словно мутная вода. Творческие люди дружно поворачивают головы к Бахману. Им интересно, чего это я пристал к их кормчему.
