Валерий Еремеев - Черный ангел
«Пленный» в чувство приходить не желает. Альварес перестарался, врезал ему как следует. Его можно понять — это тот самый бандит, который больше всего бил его.
4
Пока Кислый «отдыхает», у нас есть время немного перевести дух. Порванной на тряпки футболкой, Альварес перевязывает свои изрезанные руки.
— Ногу ему перемотай, — говорю я, показывая на тело Кислого. — А то кровью изойдет.
— Так ему и надо, если изойдет, — ворчит Вано, но моему совету все-таки следует, а заодно найденной в соседней комнате веревкой стягивает бандиту за спиной руки и ноги в районе щиколоток. Это правильно: с этим субъектом у нас впереди очень серьезный разговор и в таком положении он будет более склонен к беседе по душам.
Потом Вано рассказывает, как все вышло. Бандиты спешили, и, в отличие от меня, руки Альвареса были схвачены наручниками довольно безалаберно, поэтому, пока нас везли, ему удалось расслабить путы. Кроме того, обыскивая, они пропустили одну вещь, которая ему очень пригодилась в последствии — первую гитарную струну, купленную Вано взамен лопнувшей накануне для своего старшего сына, который учиться в музыкальной школе. Когда Вольдемар с тремя остальными корешами уехал обратно к Серпокрылову, а Кислый отправился в поисках ключей от гаража, Хотабыч остался их сторожить. Руки Вано были к тому времени уже свободны. Я был в отключке, а Вано имитировал бессознательное состояние, поэтому Жуков, на свою беду, к своим обязанностям отнесся довольно наплевательски. Вместо того чтобы не спускать с нас глаз, он мерял шагами большую пустую комнату, осматривал обои на стенах, наверное, мечтая о том времени, когда сам сможет отгрохать себе такой домик. И только Хотбыч повернулся к нему спиной, Вано, быстро размотав струну, скрутив ее в петлю, накинул на шею надзирателю и сильно развел руки в стороны, да так что тот скончался. Потом, забрав у Хотабыча ствол, бросился приводить меня в чувство.
— Понимаешь, я даже не помню в точности, что я делал. Как в дурном сне все происходило, словно это был другой человек, а не я, — говорит Альварес.
— Ты так говоришь, словно жалеешь его.
— Да не жалею. Просто не по себе как-то. И руки вот струной изранил. Оба указательных пальца почти до кости порезаны. Что теперь будет?
— Некоторое время ты не сможешь ковырять ими в носу. Будешь пользоваться мизинцами. Так даже удобнее… Не переживай, нарастет твое мясо. Ты лучше скажи, как ты вообще оказался вместе со мной?
— Когда этот, — показывает на связанного бандита, — тебе газом в морду зарядил, то в меня не попало, потому что шел за тобой. Ты сразу упал, а я ему врезал ногой по рылу и отскочил на площадку первого этажа. За это время успел достать оружие и шмальнул несколько раз в дверной проем. Только все напрасно — все пули куда-то в сторону ушли, хотя расстояния особого и не было. Смотрю, а там еще один с автоматом в руках. Я, понятное дело, не стал дожидаться, когда он в меня рожок разрядит, побежал на второй этаж, так они мне кричать начали, что если я не спущусь и не выброшу ствол, они тебя замочат. Что было делать? Пришлось подчиниться.
— Крутые ребята… И ведь не боялись же среди бела дня нападать.
— Ну, это как сказать, когда нас в фургон засовывали, уже стемнело. Да и вообще все это очень быстро было. Минуты три-четыре заняло, не больше. Мы сами им на руку сыграли, когда выходили из другого парадного. Кто догадается связать все это с Серпокрыловым?.. О! Смотри, кажется, он очухался.
В самом деле, Кислый шевелится. Мы особо не мудрствуем, чтобы развязать ему язык. Времени мало. В течение нескольких секунд мы даем ему насладиться зрелищем Хотабыча, потом вся та же гитарная струна обвивается вокруг его собственной шеи. Этого вполне достаточно, чтобы Кислого охватил словесный понос. Мы узнаем, что их бригада, банда или шайка, называйте это, как хотите, состоит из семи человек. Главный — Владимир Клюев. Промышляют грабежом, а с недавнего времени переключились на частных коллекционеров произведений искусства. Такой их специализации способствовало то, что сам Клюев искусствовед по образованию. Недавно им повезло бомбануть две квартиры и еще один художественный музей в соседнем регионе. Клюев не хотел связываться с перекупщиками краденых шедевров, слишком много он на этом терял и решил переправлять краденые ценности за границу самостоятельно. Именно ему первому пришло в голову использовать для этого своего школьного товарища Андрея Серпокрылова.
Серпокрылову нужны были деньги для организации заграничных гастролей. Вольдемар предложил ему сделку — он берет на себя финансовую сторону проекта, плюс лично сам Серпокрылов получает неплохую мзду, а за это среди театральных реквизитов будут спрятаны некоторые холсты. Обо всем этом знал только режиссер, остальные же члены труппы даже не догадывались.
Холсты планировалось выдать за сценические декорации. Правда для этого с ними надо было поработать, то есть нанести специальной краской поверх одного изображение другое. Эту идею Вольдемар почерпнул из одного старого советского детектива, в котором его герои-мошенники так примерно и действовали. Благо и свой художник у него был на примете. Завтра он должен был приступить к работе. Наше появление, под видом художников-декораторов, спутало все карты, и он решил разобраться с нами по-свойски. Поэтому-то и затягивал время, ждал, когда его люди подкатят к дому, где живет Серпокрылов, и устроят засаду. Что же касается каких-то денег, которые мы ищем, то об этом он ни сном, ни духом, разве что сам Клюев от себя провернул нечто такое, хотя Кислый особо в этом не уверен.
Мне теперь и самому кажется, что мы опять взяли ложный след.
5
Ровно неделя понадобилась нам с Вано, чтобы выйти на улицу без боязни напугать нашими лицами прохожих. Для нас все окончилось благополучно.
Павел Царегорцев хорошо подсуетился. После нашего звонка он сразу же связался с начальником РОВД Олегом Станиславовичем Барышевым — прямым шефом капитана Жулина, тем более, что адрес по которому проживал Серпокрылов был на их территории и они уже получили сообщение о имевшей неподалеку место стрельбе. Владимира Клюева и его сподручных взяли уже возле квартиры Серпокрылова. У одного из задержанных было обнаружено огнестрельное оружие. Через час опергруппа была уже возле загородного дома Клюева, где мы с Вано сдали им еще двоих бандитов — живого и мертвого. Там же, при обыске были найдены похищенные произведения искусства.
Сам режиссер Серпокрылов раскололся уже на следующие утро, а вслед за ним, видя, что деваться некуда, пошли каяться и остальные, стараясь при этом свалить всю вину на Клюева и на покойного Геннадия Жукова. Смерть Хотабыча для Вано, к счастью, осталась без последствий. Во-первых, Жуков к тому времени уже пребывал в розыске по подозрению в убийстве, во-вторых, после того, что они уже сделали с нами и что еще собирались сделать, все признаки необходимой самообороны были налицо.
Украденные сто тысяч так в деле и не всплыли, что подтверждало наши догадки про ложный след. С другой стороны, нам не пришлось выдавать нашего клиента и придавать огласке факт кражи. На вопрос, почему мы вышли на Серпокрылова, мы с Вано, условившись ранее, дружно ответили, что хотели вернуть Родине художественные ценности в надежде получить обещанное вознаграждение. Хорошо, что еще архиепископ уехал из города на какой-то их религиозный сбор в столицу и был не в курсе наших похождений, иначе бы просто мог потерять дар речи.
Кроме наших побитых морд, меня ждала еще одна неприятность. Когда на следующий день я вернулся за своей машиной, которая осталась неподалеку от дома Серпокрылова, то обнаружил ее без колес, аккуратно стоящую на кирпичных столбиках. Вот тебе и престижный район — людей похищают, колеса у машин скручивают. Вано рассудил, что покупка новых должна производиться за счет фирмы, потому как мы были при исполнении, но разговор об этом я пока с Павлом не затевал в виду того, что наши отношения продолжали оставаться прохладными.
Глава IX
1
Альварес и я сидим в кафе, недалеко от конторы. В отличие от меня, я решил ограничиться бутылкой колы, мой напарник уплетает большой шашлык так, что за ушами трещит. Есть ему необходимо, так как, согласно его жизненной философии, именно жрачка предохраняет его от стресса и позволяет лучше справиться с жизненными переживаниями, доставшимися на его долю за последнее время.
— Знаешь, о чем я думаю? — говорит он, покончив с едой. — О том человеке, Михаиле Карелине, который пожертвовал церкви целое состояние. Может он вовсе и не такой чокнутый, каким я его посчитал сначала. Если уголовный авторитет дал архиепископу сто тысяч, то это считается нормальным, а если это сделал обычный гражданин, мы сразу записываем его в сумасшедшие.
