Барбара Вайн - Львиная стража
Утром, отправившись за газетами, я нанес визит в публичную библиотеку. Я немного нервничал, но потом взял себя в руки и спросил у девушки, есть ли у них карты Италии. Она нашла мне большой атлас с указателем географических названий в конце, и там – сюрприз, сюрприз! – была Булонь во Франции и Болонья в Италии. Потом я заглянул в раздел для путешественников и нашел книжку о Северной Италии. Считается, говорилось там, что в Болонье готовят вкуснее, чем в других частях страны; другой достопримечательностью было то, что можно в дождь пройти по городу из конца в конец и при этом не промокнуть. Это благодаря аркадам, закрывающим тротуары. Идея мне понравилась, было бы здорово иметь что-нибудь в этом роде здесь.
В книжке было еще много чего, главным образом о церквях, насколько я понял, но у меня не было времени читать дальше. Я знал, что Сандор обязательно спросит, где я был, и у него возникнут подозрения. На обратном пути я думал о Джанни Вьяни и представлял, как он идет по этим аркадам, думая о Сандоре и, возможно, вспоминая.
Когда я вышел на улицу, на которой стоял «Гостевой дом Линдси», начался дождь. К сожалению, не было никаких аркад, которые могли бы защитить меня. Я нырнул в ближайший магазин и сунул газеты под куртку. Когда я вышел и огляделся по сторонам, то увидел дом-фургон, припаркованный у гостевого дома, – не фургон, а кемпер. Он был зеленым и с надписью на боку: «С. У. и М. Г. Фартинг, свежие фрукты, овощи и салаты».
Это приехала Тилли. Я со всех ног побежал к кемперу.
Глава 13
Когда я впервые увидел Тилли, ей было двенадцать и она была толстой. Мне же тогда было семнадцать. Она уже тогда отличалась высоким ростом, почти таким же, как у Мамы, и постоянно набирала вес. Мама обычно поощряла ее, когда она ела все эти неправильные вещи: шоколадные батончики, чипсы, хрустящие шарики и пирожные, она часто покупала замороженные пирожные. Почти всегда на кухонном прилавке оттаивал бисквит со сливочным кремом или шоколадное пирожное с вишней. Думаю, Мама поощряла Тилли, потому что хотела, чтобы та разжирела и стала непривлекательной для мужчин. Женщины часто так поступают с девочками-подростками, они боятся соперничества. В подростковом возрасте Тилли была огромной и весила все восемьдесят кило.
Мама отказывалась видеть в этом нечто неправильное. В разговоре с другими людьми она называла Тилли «крупной девочкой» – это был своеобразный способ описать ее. Тилли не была даже симпатичной, у нее было слишком большое лицо, и с его пропорциями было что-то не так, не знаю, не могу объяснить. Волосы, хотя и очень густые, имели невзрачный мышиный цвет, а из-за сильной близорукости ей приходилось носить очки, хотя она их люто ненавидела. Мама же, естественно, настаивала на очках именно в металлической оправе.
Одна знакомая Мамы как-то спросила, не страдает ли Тилли болезнью Дауна и умеет ли она читать и писать. Вот гадюка, да? Она не назвала это болезнью Дауна, тогда ее так не называли. Монголизм – вот что она сказала. Некоторые люди действительно очень жестоки, аж в дрожь бросает. Вы, наверное, решили, что потом Мама не общалась с той женщиной, но нет, ничего подобного. Вы не поверите, что она стала делать. Когда Тилли совершала какую-нибудь глупость – мы все их совершаем иногда, давайте смотреть правде в лицо, – или путала что-то в школе, Мама напоминала ей разговор с той женщиной и добавляла: «Ты же не хочешь, чтобы люди думали, что у тебя монголизм, правда?»
Тилли сбежала, когда ей было шестнадцать. Все это чепуха, что девушки должны быть красивыми и стройными, чтобы подцепить мужика. Абсолютно любая девушка способна подцепить мужика, не знаю почему, не могу это объяснить, но это так. Ну, то есть когда она юная. Абсолютно любая. Взгляните на замужних женщин вокруг – даже им в какой-то момент удалось подцепить мужа. Брайан хорошо на нее подействовал, он заставил ее пользоваться косметикой, пусть и по минимуму, перекрасить волосы и сменить очки на другие, с большими стеклами в прозрачной розовой оправе. И еще она похудела, хотя мало. Она уже не была уродиной, и теперь никто бы не сказал того, что тогда сказала та жестокая женщина.
Самое странное, что, когда я в то утро вошел в «Гостевой дом Линдси», я ее не узнал. Я не узнал женщину, которая стояла в холле и разговаривала с Джоан-младшей. А вот она меня узнала. Узнала, несмотря на оранжевые волосы. Естественно, когда мы в последний раз виделись, у меня не было бороды, не было ее и сейчас.
Она повернулась и произнесла: «Джо», а потом сказала:
– Как я рада видеть тебя, ох как я рада. – И хотя она не поцеловала меня, потому что мы никогда не целовались, она обняла меня и прижала к себе точно так же, как Диана прижимала Сандора.
Джоан стояла рядом и таращилась на нас. Я отступил на шаг и оглядел Тилли. Естественно, к этому моменту я уже узнал ее. Главное состояло в том, что она повзрослела – в красавицу не превратилась, но выглядела потрясающе, и, будь она мужчиной, ее назвали бы привлекательной. Длинные, до плеч, модно подстриженные волосы стали темно-каштановыми с красноватым отливом и блестящими, благодаря коричневым теням глаза казались карими, в ушах висели большие серьги в виде колец, на губах красная помада. Вместо брюк, которые раньше она носила почти постоянно и которые только уродовали ее, на ней была длинная черная юбка, наряд дополняли блестящие черные сапоги и изумрудно-зеленая блузка с черным кожаным ремнем. И она была худой! Ну, не худой, а нормальной, с тонкой талией и без выпирающего живота.
– А куда делись твои очки? – сказал я.
– Я теперь ношу линзы. Очень удобно, когда к ним привыкнешь. Не знаю, почему я давно не начала их носить? – Тилли оглядела меня с ног до головы. – Твои волосы! Даже не знаю, нравятся они мне или нет. Что с тобой? – Она не ждала ответа на вопрос. – Джо, я счастлива, что ты выбрался оттуда, из больницы, я никогда не считала это хорошей идеей. Ведь у тебя больше нет депрессий, правда? Вижу, что нет.
В холле была пара кресел возле плетеного стола со стеклянной столешницей, на ней лежали старые газеты и журналы. Это очень напоминало приемную у зубного врача, но мы все равно сели и продолжали смотреть друг на друга, просто не могли наглядеться; мы были как воссоединившиеся любовники. Наверное, именно так и подумала Джоан, потому что она бросила на нас последний взгляд и ушла. Тилли захотелось узнать, если ли у меня какие-нибудь вести от Мамы и Папы, и она рассмеялась, когда я сказал, что, конечно, нет, да я и знать ничего не хочу. Она спросила, как мне удалось выбраться из больницы, что за друг, с которым я собираюсь начать какой-то бизнес, и впервые после нашей с ней встречи я ощутил – даже не знаю, как это назвать, – слабенький толчок, как будто ко мне изнутри прикоснулся холодный палец. Как можно с Сандором делать какой-то бизнес?
На это я ничего не ответил и сказал:
– А что с этим, как его там? Ты все еще с ним?
– С Родом? Он вернулся к своей жене в Брюссель. Скатертью дорога.
На этот раз разрыв Тилли с ее молодым человеком меня не расстроил.
– Он купил мне все то, что обещал вначале, – сказала она. – Я сбросила три стоуна[52], а он потратил на меня триста фунтов, таков был уговор: по сотне за сброшенный стоун.
Я хотел спросить, когда она вернулась из Бельгии, и где она живет, и нашла ли она замену тому типу, что уехал в Брюссель, когда услышал скрип ступеньки, той, забежной на повороте, которая скрипит всегда, повернул голову и увидел спускающегося Сандора. Я все еще держал в руке газеты, я не отнес их наверх, я даже не положил их на стол. На нем был новый свитер, тот, который подарила ему мать, очень дорогой, совершенно черный, длинный, в рубчик, с воротником поло, он в нем выглядел чрезвычайно стройным и элегантным. Если он день не побреется, у него отрастает очень модная щетина. Она идет ему, придает определенное обаяние. Он держал в руке сигарету и, что бы там ни говорили о вреде курения, выглядел изысканно. Он выглядел сексуально.
Трудно предугадать, как Сандор себя поведет в следующий момент. Он способен на дикую грубость. Я бы не удивился, хотя это и расстроило бы меня, если бы он велел Тилли убираться прочь, гаркнул бы что-нибудь вроде «ты нам тут не нужна». Но он ничего этого не сделал. Однако и не улыбнулся и не протянул ей руку.
– Полагаю, ты Тилли.
– Все верно, – сказала она. – А ты кто?
– Это Сандор Уинкантон, тот самый друг, с которым у нас общий бизнес.
– Ну и фамилия, не произнести, – сказала Тилли.
Не знаю, почему Сандор не набросился на нее; могу объяснить это только тем, что она была привлекательная, высокая и яркая, на нее действительно было приятно смотреть. Когда она встала, ее юбка заструилась вниз красивыми складками, а густая масса волос качнулась, как красный бархатный рождественский колокольчик. Она напомнила мне нечто, что я видел по телевизору под названием «Кармен», пару лет назад было много фильмов с таким названием.
