Эля Хакимова - Пепел Снежной Королевы
Вэто же утро Денвер навестил Аргайла и вынудил его принести извинения Корки заочно. Не понимая за что и будучи сильно разозленным неджентльменским поведением Корки, тот долго препирался с Денвером, но потом вынужден был признать, что им, представителям одной семьи, не следует затевать дуэль, которая при любом исходе будет позором именно для Аргайла.
Денвер, покидая дворец Аргайла на Боу-стрит, напомнил, что начинается заседание парламента и будущий граф как пэр должен уже, наконец, принять участие в прениях по поводу войны с Голландией и Францией.
Корки тем временем направился к сэру Томасу Эддингхему, состоявшему в Королевской коллегии хирургов. Когда-то давно этот медик, увлеченный наукой, убежденный вегетарианец и любитель-садовод, приметил маленького Корки в школе Захарии Уффенбаха, где преподавал естественные науки. С тех пор они стали друзьями, иногда занимались сообща исследованиями в медицине, горячо спорили о роли науки в жизни общества.
Вернувшись вместе со старым учителем и лекарствами, Корки еще раз осмотрел Бетти, озабоченный ее долгим забытьем. Они с облегчением вздохнули, когда удостоверились хотя бы в том, что ее не насиловали. Это уже хорошо.
Но женщина была очень слаба. Нервное потрясение и ожидание смертной казни могли принести серьезный ущерб, если не убить менее выносливый организм.
Посовещавшись еще, друзья доплатили Робинсону за дополнительный уход за больной и соблюдение тайны – по этому поводу тот с ними не препирался.
Беседа Корки и сэра Томаса продолжилась за плотным завтраком в таверне. О чем они говорили, не слышал даже мальчишка подавальщик. А если бы и услышал, то все равно не понял бы – латынь он в школе изучал недостаточно усердно.
Денвер же, чуть позже днем, по поводу своих дел навестил министра юстиции и главного судью города. Между прочим, он договорился об отсрочке казни Немецкой Принцессы на неопределенное время. Дуглас своими собственными глазами видел, как ее бумаги были переложены в самый конец стопки дел на этот месяц.
Аргайл, весь день подвергавшийся нещадным насмешкам за неясного происхождения толки, распространившиеся в обществе, был зол как никогда.
Заглянув проведать своего дядю – главного судью Лондона, он слышал Денвера и тут же решил, как и каким образом отомстить Корки. Когда Джорджи покидал кабинет судьи, на лице его змеилась довольная улыбка, а в глазах холодно светилось торжество.
Глава 10
Решив не откладывать надолго, Куки села в автобус и в надвигающихся сумерках направилась в Гринчерч. Дома становились все более обветшалыми, хозяева их давно не заботились побелкой и покраской. Разбитые стекла злобно скалились в подслеповатых окнах, забитых кусками фанеры или затянутых мутным бельмом полиэтилена.
Дети здесь были настороженными, и глаза у них были слишком уж взрослыми. Чтобы это произошло с пятилетним ребенком – надо было особенно постараться окружающим или родиться в Гринчерч.
Мальчишки, не отрываясь от футбола с пустой консервной банкой, исподлобья провожали всех прохожих, возникавших в свете нечастых уличных фонарей.
Куки с трудом ориентировалась в наступающей темноте и домах с отсутствующей нумерацией. Многие из них оказались просто-напросто трейлерами. Несколько раз Куки нарвалась на отборную ругань в ответ на вопрос, где ей можно найти Бэби.
Наконец постучалась в нужный дом. Ей не ответили, хотя в доме кто-то был. Горел свет, сквозь грохот телевизионного ящика явственно слышались крики и плач детей.
Попробовав толкнуть дверь, Куки едва не выпала с улицы в аквариум шумного электрического света. Пройдя коридором, заваленным сломанными колясками, старым барахлом и детскими игрушками, она вышла в гостиную. Это было довольно большое помещение, в одном углу которого стоял телевизор, издававший дикий шум.
Огромное, как показалось Куки, количество детей в разных концах комнаты стояло, сидело, ползало – и все непрестанно вопили. Двое из них с умными беличьими мордашками оторвали глазенки от экрана и, не вынимая пальцев изо рта, уставились на Куки.
В кроватке с сеткой стоял, уцепившись за перекладины своего узилища, малыш и, не прекращая реветь, тоже с интересом посмотрел на Куки, которая вторглась в их уютный мир.
Впрочем, никого из них девушка не заметила. Ее внимание захватили три огромных бульдога, подскочивших к ней с явным намерением полакомиться человечиной. Они смотрели на Куки так свирепо, точно и впрямь хотели сожрать ее, но лаять не лаяли. «Наверное, боятся испугать детей, воспитанные собачки!»
– Стэнли Кейз, козел ты сраный. Если сию минуту ты не поднимешь свою задницу и не притащишь ее домой, считай, что больше у тебя нет дома!
С этим смелым ультиматумом, оповещенным громовым голосом в трубку, прижимаемую плечом к уху, вошла Бэби. Одной рукой она держала грудного младенца со смелостью, не доступной пониманию Куки. Другой потряхивала бутылочку молока, в надежде остудить его до приемлемой температуры.
Да, это, несомненно, была Бэби. Несмотря на прибавившиеся двадцать лет и сорок килограммов. Ни те, ни другие не красили некогда живую, озорную тростинку и аккуратистку Бэби. Кардинально изменившись в плане одежды и внешности, Бэби все же удалось остаться самой собой.
В детстве она всегда ходила чересчур отглаженная, со слишком правильной прической, неизменно свежевыстиранная и просто хрустела от крахмала.
Сейчас ее светлые волосы были выкрашены в неестественный ультрачерный цвет, причем относительно давно – судя по неопрятно отросшим корням. Шевелюра была стянута на макушке в неописуемый хвост, который рассерженной пальмой колыхался над ее полной фигурой.
Облачена Бэби была в растянутую футболку с черной свастикой и черепами в области обширного живота. На плече лежала грязная тряпка со следами неоднократного срыгивания младенца. Джинсы с пятнами и оттянутыми пузырями у колен дополняли ее колоритный облик.
Остановившись на пороге и заметив, наконец, Куки, она, чуть помедлив, прошла к дивану напротив телевизора. С креслом, на котором, поджав тонкие ножки, сидели близнецы-бельчата в одинаковых несвежих майках и трусиках, этот диван в родстве никогда не был. Как и вся остальная мебель, видимо, собранная по городским свалкам, они являлись частями совершенно разных гарнитуров.
– Тот самый Стэнли? – спросила Куки.
Она помнила, как иногда вместе с Бэби приходил мальчик. С сигаретой в зубах и длинными грязными волосами, он составлял разительный контраст тогдашней Бэби.
Они загоняли малышню в спальни, а сами обнимались и целовались, по-детски страстно и неуклюже. Куки подглядывала за ними с верхней площадки лестницы сквозь столбики поручней, раздумывая над их странным поведением.
Ей и в голову не приходило рассказать взрослым об этом отступлении от правил – тем более маме. Но как-то у отца она поинтересовалась, чем это могут заниматься люди в такие моменты.
«Они целуются, малышка», – смеясь, ответил ей отец. – «А зачем?» – «Затем, что любят друг друга». – Он, с хохотом подбросив дочь над головой, поймал и пощекотал усами ее лицо.
– Кто вы, и какого черта вам здесь надо? – Положив ребенка в кроватку, в которой уже томился не прекращавший выть ребенок, Бэби повернулась к девушке и, грозно уперев руки в мощные бока, уставилась на непрошеную гостью.
– Куки… Каролина Мэтьюз, вы присматривали за мной и моим братом в детстве. – И, не видя никакой реакции, пояснила: – На Гарден-стрит.
– Ну и что?
– Я… мне надо кое о чем вас спросить…
– Это тебя мамаша твоя надоумила? Передай этой старой стерве, что, если она не бросит свои шутки, я найду на нее управу. Стэнли живо с ней разберется.
– Ничего не понимаю! – пролепетала Куки, от неожиданности присев на стоявший рядом колченогий стул. Тот, вероятно, не привык к подобной фамильярности и, подломив ножку, моментально оказался на полу, где к нему не замедлила присоединиться Куки.
Оглушенно вертя головой, но не чувствуя особого урона, кроме уязвленной гордости, она нерешительно рассмеялась. Чуть погодя с удивлением обнаружила, что смеется не в одиночестве.
Сначала дети чересчур усиленно рассмеялись, а вслед за ними уже и Бэби не сдержалась и тоже мелодично расхохоталась, заколыхавшись своим необъятным телом.
Спустя какое-то время они с Бэби, оставив младших детей на попечение старших в гостиной, сидели на кухне и попивали пиво, гостеприимно предложенное хозяйкой.
– Я все рассказала сержанту. Все как было, – сказала Бэби, покачав головой, отчего пальма на макушке сделала смелый пируэт. – Родители меня не отпустили. Я сама попыталась позвонить вам домой, но трубку никто не брал. На работе Вильгельмины в больнице приняли сообщение и обещали передать его, как только она появится. Передали или нет, я не знаю. Вот и все.
– Что вы имели в виду, когда говорили о звонках?
