Агата Кристи - Десять новелл

— Ваши мысли были заняты совсем другим, да?

— Вот именно.

— Например, враждебность вашего мужа к Лили Маргрейв?

— Да… Вы, оказывается, знаете уже и это, месье Пуаро?

Ответ маленького бельгийца прозвучал с комичным высокомерием:

— Для меня не существует ничего скрытого, мадам!

— Я нежно привязана к Лили, зачем отпираться, если вы и так заметили? Рьюбен начал накручивать всевозможные предположения на ее счет из-за фальшивого рекомендательного письма. Заметьте, я тоже не отрицаю, что она сжульничала. Ну и что? Да я в молодости и не такое вытворяла! Думаете, легко иметь дело с директорами театров? На любые штучки пойдешь, лишь бы получить ангажемент. В такой момент я тоже что угодно написала бы, сказала, подделала… Лили хотела получить это место, и естественно, что она пренебрегла некоторыми условностями, хотя это выглядит незаконно. Поверьте, в некоторых делах мужчины — просто круглые идиоты! Рьюбен так раскипятился, словно она служила у него в банке и имела дело с миллионами. В тот вечер и я была не в своей тарелке. Обычно мне удается уломать Рьюбена, но тут он уперся, как упрямый осел, мой бедняжка. Посудите сами, могла ли я думать в это время про какого-то секретаря? Да и вообще, Трефузиус вроде невидимки; он не из тех людей, на которых обращают внимание. Он пребывал где-то поблизости, вот все, что можно сказать.

— Я тоже отметил это. Мистер Трефузиус личность на редкость тусклая. Не из тех, кто поражает воображение.

— Чего нет, того нет. Полная противоположность Виктору, — сказала леди Аствелл.

— О мистере Викторе Аствелле я рискнул бы заметить, что он самовзрывающийся, не так ли?

— Прекрасное определение! Причем взрывается на весь дом, как фейерверк, — воскликнула леди Аствелл с некоторым даже удовольствием.

— Натура, переполненная эмоциями, — вставил Пуаро.

— О, если его завести, он сущий дьявол! Хотя мне ни капельки не страшно: от него больше шума, чем вреда. Пальба в небо, вот что такое Виктор.

Но Пуаро уже с безразличием смотрел в потолок.

— Так вы ничего не припомните, что бы остановило ваше внимание в связи с секретарем в тот вечер?

— Могу повторить, месье: порукой только моя женская интуиция.

— Которая если и не доведет одного до виселицы, то уж другому не помешает быть повешенным, — подхватил Пуаро. — Леди Аствелл, — серьезно продолжал он. — Раз вы искренне верите в невиновность мистера Леверсона, а свои подозрения другого лица считаете важными, то не согласитесь ли на один эксперимент?

— Какой еще эксперимент? — подозрительно осведомилась леди Аствелл.

— Не согласитесь ли вы, чтобы вас подвергли гипнозу?

— Господи, да зачем же?

Пуаро подсел к ней поближе.

— Если я начну объяснять вам, мадам, что в основе всякой интуиции лежат бессознательно зафиксированные мозгом факты, боюсь, вам станет скучно. Поэтому поясню проще: эксперимент, который я вам предлагаю, может иметь решающее значение для спасения жизни несчастного молодого человека. Вы ведь не откажетесь?

— Гм. Кто же меня будет усыплять? Вы?

— Один из моих ученых друзей, мадам. Если не ошибаюсь, как раз его автомобиль остановился у вашего подъезда. Слышите?

— Кто он?

— Доктор Казалет с Харли-стрит.

— Постойте… А это надежный человек?

— Он не шарлатан, если вы это имеете в виду. Его пациенты из лучших домов. Совершенно спокойно можете довериться ему.

— Ладно, — сказала со вздохом леди Аствелл. — Я не больно верю, но раз вы настаиваете… Попытка не пытка. По крайней мере, мы не упустим ни одной возможности помочь Чарльзу. Я ни в чем не хочу мешать вам.

— Тысяча благодарностей, мадам!

Пуаро шариком выкатился из будуара и вскоре возвратился в сопровождении полного человека в очках. Его круглое лицо и откровенно жизнерадостный вид никак не совпадали с представлением леди Аствелл о гипнотизерах.

— С чего начнем наш спектакль? — настроившись на веселый лад, спросила она.

— Никаких сложностей, леди Аствелл, все чрезвычайно просто, — охотно откликнулся доктор. — Подложите подушку под локоток, займите самое удобное положение, вот так. И ни о чем не тревожьтесь.

— С чего бы мне тревожиться? Посмотрела бы я на того, кто попробует усыпить меня или еще что-нибудь против моей воли!

— Совершенно справедливо. Но раз вы согласились на наш маленький сеанс, это уже не против воли, не правда ли? — сказал доктор с приятной улыбкой. Все прекрасно. Месье Пуаро, выключите верхний свет. Леди Аствелл, будьте добры прикрыть глаза, словно вам дремлется.

Он неслышно подошел к ней поближе.

— Уже поздно. Вам хочется спать. Веки тяжелеют. Они смыкаются, смыкаются… их уже не разлепить. Вы погружаетесь в сон. Вы спите.

Голос походил на умиротворяющее журчание, на тихое мурлыкание. Наконец, доктор наклонился и слегка приподнял правое веко леди Аствелл. С удовлетворенным видом он повернулся к Пуаро.

— Все в полном порядке, — сказал он. — Начинать?

— Да, пожалуйста.

Теперь доктор заговорил иначе: отчетливо и властно.

— Леди Аствелл, вы спите, но вы меня слышите? Способны ответить?

Не меняя положения, она отозвалась бесцветным монотонным голосом, который прозвучал очень слабо:

— Я слышу. Могу отвечать.

— Я хочу, чтобы вы вернулись в тот вечер, когда был убит ваш муж. Вы помните этот вечер? Хорошо помните?

— Да.

Легкая нервная дрожь передернула ее.

— Итак, вы за столом во время ужина. Что вы видите? Что чувствуете?

— Я расстроена, сокрушаюсь из-за Лили.

— Это мы знаем. Что вы видите вокруг себя?

— Виктор в неумеренном количестве поглощает соленый миндаль, он такой лакомка. Надо предупредить Парсонса, чтобы ставил блюдо с миндалем на другой конец стола.

— Отлично. Продолжайте.

— Рьюбен насуплен и подавлен. Едва ли это из-за одной Лили. Подозреваю, что у него деловые неприятности. Виктор то и дело бросает на него скрытые взгляды…

— Что вы можете сказать о мистере Трефузиусе?

— Его левая манжета пообтрепалась. Волосы обильно смазаны брильянтином… Скверная привычка у мужчин; обивка кресел всегда в жирных пятнах.

— А теперь, мадам, ужин окончен, — сказал доктор Казалет, выразительно взглянув на Пуаро. — Вы пьете кофе. Опишите все подробнее.

— Кофе сварен хорошо. Кухарке это удается далеко не каждый день, вообще ей нельзя ничего доверить… Лили часто поглядывает на окно. Не знаю, что ей там понадобилось? В гостиную входит Рьюбен. У него приступ мрачности, не знает на ком сорвать свой гнев и очень груб с Трефузиусом, беспрерывно осыпает его оскорблениями. У Трефузиуса в руке нож для разрезания бумаг с довольно острым лезвием. Как он его стиснул! Даже суставы пальцев побелели. Воткнул в стол с такой силой, что кончик отломился… Держит, словно кинжал, готовый вонзиться в спину… Они оба уходят. С беспокойством и нежностью смотрю на Лили. Как ей к лицу зеленый муслин! В своем платье она похожа на водяную лилию… Нет, чехлы от мебели придется отдать в стирку на следующей же неделе.

— Минутку, леди Аствелл, остановитесь.

Казалет снова повернулся к Пуаро.

— Кажется, наступает самое главное, — шепотом сказал он. Разрезательный нож, вот что первым запало в ее подсознание. Перейдем теперь в башню. — Он продолжал настойчиво и четко: — Прошло некоторое время. Вы уже в кабинете у вашего мужа. Началась ссора, не так ли?

Она опять непроизвольно поежилась.

— Да, очень крупная ссора. Мы не сдерживаемся и говорим очень обидные вещи друг другу.

— Отвлекитесь от этого. Забудьте. Насколько ясно вы видите комнату? Она ярко освещена? Шторы задернуты?

— Нет, плафон потушен. Зажжена только настольная лампа.

— Вот вы уходите. Желаете ли вы мужу спокойной ночи?

— Нет. Я слишком рассержена.

— Вы видите его в эти минуты последний раз. Скоро он будет убит. Вы знаете его убийцу?

— Да. Это Трефузиус.

— Почему вы так говорите? Что вас натолкнуло на эту мысль?

— Горб. Горб на шторе. Она оттопыривалась.

— Вы видели достаточно ясно?

— Да. Я почти коснулась шторы.

— Вы подумали, что там спрятался человек? Трефузиус?

— Да.

— Почему вы уверены, что именно он?

Впервые в ее голосе прозвучала неуверенность, она заволновалась.

— Я… я… Из-за ножа для бумаг.

Пуаро и Казалет переглянулись.

— Леди Аствелл, вы говорите, что на шторе был выступ, словно кто-то прятался. А вы видели этого человека?

— Нет.

— Значит, вы заподозрили Трефузиуса, потому что незадолго перед тем он со злобой сжимал нож?

— Да.

— Разве Трефузиус не отправился к себе наверх спать?

— Да, он поднялся в свою комнату.

— Выходит, в оконном проеме он затаиться не мог?

— Не мог.