Анна Михалева - Мечты серой мыши
— А зачем ты запер меня в туалете прошлой весной? — сквозь всхлипы донеслось от противоположной стены. — Ты хотел, чтобы я больше не вышла. Ты хотел, чтобы я замолчала навсегда. Ну так я вышла и буду говорить, пока ты не сдохнешь!
— Честно говоря, я бы их всех запер в том туалете, чтобы дали поесть спокойно, — проворчал Илья, с удвоенной скоростью поглощая всю ту дрянь, которую хозяйка бухнула на наш стол, не забывая при этом поддерживать многолинейную перепалку.
— Тетя, Бруно, уймитесь! Альберто, не дергай брата за ухо, оставь это его учителю! Лаура, если ты с ним не разведешься, я тебя прокляну! Папа, не крутите свой слуховой аппарат, тетя и без того его уже промыла навсегда! Джузеппе, если не перестанешь плевать в тарелку Альберто, я тебя высеку дядиным ремнем, который ему прислал кузен Пабло из Техаса на прошлое Рождество, — мощным голосом рулила семейный завтрак хозяйка.
Свиридов размеренно жевал и непонимающе хлопал глазами. Я вспомнила о том, что Илья подслушал его телефонный разговор ночью.
— Интересно, — улыбнулась я следователю, — чтобы изменить дочери хозяйки, нужно обладать недюжинной смелостью.
— А кто кому изменил? — он прищурился и окинул ругающихся опытным взглядом разведчика.
— Ну, тот, в шлепанцах, вон той рыдающей девице в серой кофте, — нарочно спутала я, указав на дочь и отца.
— Н-да… Староват он для измен. Да и вообще, для такой молоденькой девочки. А вот же правильно говорят: седина в бороду, бес в ребро, — банально поддержал разговор Николай Павлович. Из чего стало ясно, что он ни слова не понял из итальянской перепалки.
Я задумалась. Если Свиридов не понимает по-итальянски, то Илья ошибся, спутав его в туалете с кем-то другим. Или не ошибся, а нарочно наговорил на него, чтобы меня запутать. Но зачем? Хотел от него сбежать. Как-то не укладывалась в образ моего дорогого галантного искателя приключений такая мерзкая черта, как непорядочность. Неужели он действительно пошел на обман, чтобы бросить беспомощного человека посреди ночной Италии? Даже если этот человек ему сильно не нравится. Нет, он скорее довез бы его до ближайшего населенного пункта и посадил в автобус до Рима. Хотя… Ведь это Илья первым заговорил про телефонный разговор Свиридова и сам предложил сбежать от него. Странно… Или сам следователь столь бережно скрывает тайну своего знания итальянского. Но зачем? Какие преимущества ему это дает? Кто же из них врет?
— Бруно, мой дорогой, не нажирайся как свинья. В фургон не влезешь! — гаркнула хозяйка и с нежностью глянула на мужа.
— Мама, мы поедем в город. Роберто опоздает на работу. — Лаура поднялась и, подойдя к пучеглазому, подхватила его под руку.
— Пусть только попробует состроить глазки потаскушке в мясной лавке, — пригрозила мать.
— Да что ты! — успокоила ее дочка и обратилась к сопливым братьям: — Вас вести в школу или сами доберетесь?
— Я им доберусь! — пресекла радостные возгласы детей от неожиданно свалившейся свободы хозяйка. — Если бы ты не доставляла этих балбесов каждый день прямо к дверям школы, они бы и расписываться до сих пор не умели. Лоботрясы, — она одарила обоих братьев странной смесью из ласк и подзатыльников.
— Пора сматывать удочки, — Илья поднялся из-за стола, — а то и нас припашут.
Мы со Свиридовым с готовностью прыгнули к дверям.
Я плелась к машине. После спертого помещения кафе утренний, влажный после дождя воздух казался прозрачным и свежим. Мне бы вдыхать его полной грудью да радоваться жизни. Однако на душе у меня было как-то муторно. Дурацкое чувство, как будто идешь по темной незнакомой комнате, каждую секунду боясь наткнуться на что-нибудь вроде средневековой пики, любезно поставленной таким образом, что она бьет наповал. Терпеть не могу загадки! Я же не Илья, который от них тащится. Для меня жизнь — не ребус. Я-то понимала, что иногда загадка, попадающаяся на твоем пути, лучше бы уж загадкой и оставалась. Ведь кто знает, принесет тебе раскрытие тайны радостное облегчение или нет…
* * *Рим встретил нас московскими спальными районами. Я подумала тогда, что все окраины городов похожи. Как пластиковые пакеты — на парадных сторонах разные картинки, а с изнанки все белые, как молоко. Впрочем, вскоре я забыла о национальном грешке — жажде отыскать повсюду хоть какую-нибудь захудалую березку, чтобы облегченно вздохнуть, мол, и тут все напоминает о родине. За окнами простирался город, уходивший улицами в вечность. В прямом смысле — крыши одного квартала располагались на уровне третьего этажа домов другого, потому что его построили прямо на старых развалинах. Город, показавшийся мне родным, когда я впервые попала на его улицы. Город, скользнувший в мою жизнь со страниц учебника истории пятого класса. Я полюбила его тогда, любила в разлуке и сейчас любила до мурашек, наслаждаясь острым чувством радости от состоявшейся встречи.
Я улыбалась встречным малолитражкам, специально созданным, чтобы протискиваться по узким, кривым улочкам Рима. Таких маленьких машин вы нигде больше не увидите — чуть внушительнее детской коляски. Я их называла козявками. В их потоке наш «Фиат» казался исполином. Рим — странный город. Здесь мне всегда хочется знать больше, говорить правильнее, чувствовать сильнее. Я открыла окно, и машина наполнилась ароматом римских сумерек: смеси мокрой листвы, пыли и вермута. Господи! Как же мне хотелось выпрыгнуть из машины и побрести к площади Испании. Присесть на корточки у фонтана, закрыть глаза и навсегда выкинуть из головы причину, по которой я тут очутилась. Но мне не дали забыться.
— Нужно найти гостиницу у вокзала, — подал голос Илья, — оттуда ближе всего до Via Palestro.
— На кой нам Via Palestro? — разочарованно пробурчала я, поскольку тайно надеялась остановиться в своем любимом отельчике у площади Народа, которая, в свою очередь, совсем близка к вилле «Боргезе» и окружающим ее паркам.
— На Via Palestro находится адвокатская контора, которая прислала тебе уведомление и в которую мы завтра отправимся, едва рассветет. Кроме того, Интернациональный банк располагается на Via Nazionale, что тоже совсем рядом с вокзалом.
— А вы прекрасно знаете город, — как-то многозначительно заметил Свиридов.
— Что тут удивительного, — Илья пожал плечами. — Я бываю здесь каждый год на международном конгрессе обувщиков. А то и два раза в год, когда приезжаю на мартовскую выставку достижений в обувной промышленности в Милан. Я люблю Рим, поэтому стараюсь попадать сюда как можно чаще.
— А я тут впервые, — погрустнел Николай Павлович. — Просто мечтаю посмотреть Колизей.
— Банально, но никуда не денешься. Все начинают изучать Рим с Колизея, — мой путешественник превратился в заправского гида. — А влюбляются в него на какой-нибудь тихой улочке за площадью Испании.
— А вот и нет, — улыбнулась я. — У меня это случилось именно у Колизея. Я вышла на смотровую площадку Палатинского холма, а когда увидела купол Святого Петра, совсем маленький, как детский мячик, поняла, что пропала. Это произошло как раз в ноябре. Много лет назад…
— Сейчас расплачусь, — съязвил Илья.
— Просто я пытаюсь рассказать, что чувствую. Мне сейчас так хорошо, — я на него почему-то даже не обиделась. Наверное, потому, что истинную любовь насмешками унизить нельзя.
— Может, не стоит селиться у вокзала? — разбил наш романтический разговор следователь.
— Это еще почему? — удивились мы в один голос.
— Ну… — он пожевал губами, — вокзал все-таки. Рим, не Рим, а вокзал — он и в Африке вокзал.
— Дурацкое заблуждение, — отрезал Илья. — Нам нужно быть рядом с Via Palestro.
— Значит, на завтра у вас намечены планы… — грустно протянул Свиридов.
— Совершенно верно, — мой кавалер умел быть жестким. — Мы именно затем сюда и приехали.
— А я?
Мне стало жаль Николая Павловича. Я оглянулась и подмигнула ему: мол, давай скажи, кто ты на самом деле, прекратим эту глупую конспирацию, и ты без всяких ухищрений отправишься с нами в адвокатскую контору.
Но он лишь коротко мотнул головой, тем самым выразив желание и дальше играть моего коллегу по работе.
— А вы пойдете смотреть Колизей. Это недалеко, всего одна остановка на метро, — настоятельно порекомендовал Илья.
— Но я ведь не знаю итальянского! — Для пущей убедительности Николай Павлович горестно вздохнул.
На это Илья лишь усмехнулся. Усмешка у него вышла довольно зловещей, наподобие той, которая обычно появляется на физиономии киношного бандита перед тем, как он перережет кому-нибудь горло.
Я подумала, что если Илья не сочинил про телефонный разговор следователя, то все это выглядит довольно занятно. Как будто трое актеров разыгрывают между собой ради шутки до оскомины надоевшую им пьесу. Все всё знают, а все равно притворяются. Меня даже разобрало любопытство, как Свиридов выкрутится из сложного положения и навяжется к нам завтра в провожатые. Но он ничего подобного не сделал. Промычал только «ох-хо-хо» и затих на заднем сиденье.