Анна Данилова - Когда меня не стало

– Ну, свалял дурака, дальше-то что? – Савельев повернулся к ней и обнял, как девочку, хотя она была выше его на полторы головы. – Успокойся. Характер у меня такой. Но ты все равно должна понимать, что, даже если я тебя сейчас обнимаю, это еще ни о чем не говорит…

– В смысле? – переспросила, хлюпая носом, Белла.

– А в том смысле, дорогуша, что я вообще никому не верю. Понятно?

– Даже Пасечнику?

– А почему я должен ему верить? Я на своем веку насмотрелся на таких людей, что меня уже трудно в чем-либо убедить. Человек – это такая сложная скотина, которая способна на все. Как на самоотверженность, так и на подлость. Пойми, я сталкиваюсь с этим каждый день. Люди-монстры встречаются повсюду, и я нисколько не преувеличиваю… Среди нас столько нравственных уродов, и я не могу, подобно некоторым, воспринимать это как данность. Не могу, и все тут. Я хочу понять, что движет людьми, и я понимаю разумом, но чувствами – НЕТ…

– Я не знаю, о чем вы говорите… По-моему, людьми во все времена двигали самые примитивные рычаги: жажда власти, денег, страсть, ревность, месть, зависть… Может, я что-то и упустила…

– Конечно, упустила. Ты не назвала один из самых мощных рычагов: СТРАХ.

– И то верно. Страх порождает совершенно чудовищные преступления. Страх перед разоблачением, к примеру…

– Вот именно. Мне кажется, что убийца твоего мужа (или, во всяком случае, тот, кто нанял убийцу) руководствовался именно стремлением во что бы то ни стало убрать либо свидетеля, либо человека, который знает о нем что-то такое, что может привести его или к смерти, или в тюрьму…

– Но ведь с Максом всегда можно было договориться. Он был достаточно гибким в этом отношении человеком, и я уверена, что, если бы он понимал всю серьезность той информации, которую носил в себе, он бы не стал рисковать жизнью…

– Напрасно ты так уверена в этом. А что, если это касалось ТЕБЯ?

– Меня? Да вы с ума сошли. Я совершенно нейтральный человек. У меня нет ничего такого, что могло бы понадобиться постороннему… Я не в счет… Это раньше из-за женщин могла развязаться война, а сегодня… сегодня женщина стала совсем другой…

– А я, например, считаю, что у тебя есть некий капитал, который не снился ни одному мужчине…

– Что вы имеете в виду?

– Твою красоту. Ты очень красива, Белла. Ты могла понравиться какому-нибудь мужчине, и он убрал Макса… Жаль, что ты не помнишь последние минуты, проведенные в ресторане, тогда ты могла бы вспомнить, с кем ты разговаривала перед тем, как выбежать оттуда…

– Да, я почти ничего не помню… Хотя кое-что… – Она потерла ладонью лоб, словно это могло помочь ей. – Лору Парсамян затошнило, и она попросила меня отвести ее в туалет. Я проводила ее, разумеется…

– А ее действительно тошнило или ты не видела?

– Еще как видела… Ее вырвало прямо на пол, мне пришлось позвать женщину, которая там убирает… Лора не могла… нет…

– Никогда не говори «нет», учись у меня никому не доверять. Так тебе будет гораздо легче жить. И всегда будь готова к предательству.

– Значит, и вам я тоже не должна верить?

– Не знаю… Но ведь я не избавился от тебя там, в твоей квартире, когда мы с тобой вскрыли-таки сейф? Я ведь мог бы…

– Вы? Могли? Не думаю.

– И правильно. Мне ты можешь доверять, как себе. Знаешь, что-то прохладно стало, поедем домой. Там Гришка, наверно, волнуется страшно… Мы же уехали – и пропали. А ты не вешай носа, подумаешь, машина потерялась… Найдется. Я придумаю такую штуку, которая поможет нам определить, с какого номера звонит к тебе девица, представляющаяся Беллой, мы вычислим ее, арестуем и разберемся, что к чему… Ты не забывай, что у тебя теперь есть деньги и драгоценности. Ты уже сейчас в состоянии купить себе другую квартиру и жить спокойно…

– Опять вы за свое, – хмыкнула Белла, усаживаясь в машину и чувствуя, что вся заледенела от пронизывающего ветра. – Как, по-вашему, я могу спать спокойно, если вчера в нас стреляли?

– Так ведь перепутали Гришку с Ямщиковым, вот и все дела.

– Если бы…

Глава 15

– Ну что, ребята, я, пожалуй, останусь ночевать у вас, – заявил Савельев, когда они вернулись.

– Сам понимаешь, после того, что произошло с нами, мы с Беллой были бы просто рады этому, а если бы ты и вовсе переехал к нам, я бы, пожалуй, успокоился настолько, что и сам смог бы выспаться… Веришь, нет, не могу спать… Никогда не подозревал, что я такой трус…

Григорий Александрович не мог скрыть своей радости по поводу возвращения Беллы и теперь просто не отводил от нее глаз. Белла же после сорока минут, проведенных в горячей ванне, почти дремала в кресле, потягивая приготовленный Савельевым грог. Горячее вино с лимоном, сахаром и пряностями пришлось очень кстати, и Белла, закутанная в шерстяное одеяло, пила его маленькими глоточками, растягивая удовольствие.

– Вы просто нормальный человек, – успокаивала она Григория Александровича, – и было бы очень странно чувствовать себя спокойно после того, как в тебя стреляли…

Она вспотела, и ей приходилось то и дело запускать пальцы во влажные завитки волос надо лбом, ероша их и убирая ладонью струящийся по вискам пот. Ее зеленые глаза при оранжевом свете лампы приобрели кофейный оттенок, а кончик носа трогательно порозовел. Влажные губы припухли от горячего вина и от того, что она, нервничая, весь день покусывала их и облизывала.

– Я постелю вам здесь, на диване, а Григорий Александрович ляжет в спальне, хорошо?

Но Савельев, разомлевший после грога и нескольких кусков яблочного пирога, уже не слышал ее. Он спал в кресле, закинув высоко голову, рот его открылся и при каждом выдохе испускал похрапывающие звуки. Григорий Александрович, напротив, казался как никогда бодрым. Глаза его блестели, глядя на Беллу, взбивающую подушки на диване.

– Ты не ляжешь со мной, – вдруг спросил Григорий Александрович, – как тогда, в ту ночь?..

– Я не могу, – чуть слышно ответила Белла, – но я постелю вам там…

– А где же ты будешь спать сама?

– Попрошусь переночевать к Зине. – Она подошла к Савельеву, растормошила его и помогла ему дойти до дивана. Раздела как могла и уложила спать.

– Вы сами доберетесь до спальни или вам помочь?

– Помочь, – ответил Григорий Александрович. – Ты же знаешь, что я ранен…

– Вы извините, у меня даже не было времени расспросить вас, как вы себя чувствуете… Но это не из-за того, что я такая бессердечная… Просто так много всего произошло… Так как вы себя чувствуете?

– Нормально… Рана, конечно, побаливает, да чего там, болит, но это не страшно… Главное, что я жив…

– Вот и я все время об этом думаю. – Она помогла ему подняться, и он, опираясь на ее плечо, дошел до спальни.

– Не уходи, побудь со мной, я тебя очень прошу… – Григорий Александрович крепко держал ее за руку, и она опустилась рядом с ним на кровать. – Если хочешь, мы будем спать с тобой под разными одеялами, я даже не дотронусь до тебя, просто буду знать, что ты рядом… Соглашайся…

Представив себе, как ей сейчас придется звонить Зине, беспокоить ее и ночевать в совершенно незнакомом месте, Белла заколебалась. А тут еще вспомнила слова Савельева о том, что нельзя доверять никому («Значит, даже Зине», – подумала Белла), и кивнула головой.

– Хорошо, я лягу здесь… Знаете, мне и самой будет спокойнее… – произнесла она вполне искренне. – Я буду слышать ваше дыхание и, возможно, усну…

Григорий Александрович, оставшись в шелковой черной пижаме, лег под одеяло и стал наблюдать за Беллой, которая, задумавшись, начала раздеваться прямо у него на глазах, но потом, опомнившись и пробормотав что-то вроде «на войне как на войне», погасила лампу, юркнула в одних трусиках под толстый мягкий плед и замерла, прислушиваясь к биению собственного сердца.

– Хочешь, я поглажу тебя по голове? – услышала она шепот Григория Александровича и улыбнулась. – Знаешь, как это успокаивает…

– Хорошо, погладьте… – Она придвинулась к нему и, коснувшись головой его здорового плеча, приготовилась к новым ощущениям. Григорий Александрович гладил ее нежно, едва дотрагиваясь ладонью до головы, чем вызвал в Белле приятные, до мурашек, ощущения. Она нежилась под его рукой, ерзала от удовольствия и готова была замурлыкать. Постепенно его рука спустилась до шеи и принялась массировать ее мягкими, пружинящими движениями. Затем Белла почувствовала прикосновения уже на спине, перевернулась на живот и поняла, что в своей прошлой жизни была, наверное, кошкой.

– Тебе приятно?

– Муррр… – прозвучало в ответ, и Белла, забывшись, проворно нырнула под ЕГО одеяло, обняла его, прижалась к нему всем телом и поцеловала в щеку. – Мррр…

– Это все, что ты хочешь мне сказать? – спросил он, смеясь и лаская ее плечи.

– Мррр… – ответила она, свернулась калачиком рядом и сразу же уснула.

Утром Белла проснулась оттого, что ласки Григория Александровича зашли слишком далеко. Она открыла глаза и увидела склоненное над собой его лицо, темно-голубые глаза, исполненные желания. Она хотела закричать, вырваться из его объятий, но, вспомнив о том, что в гостиной на диване спит Савельев и что своим криком она только опошлит ситуацию, решила молчать. Она понимала, что сама спровоцировала этого мужчину, что все сделала для того, чтобы он ее захотел, и что теперь, если она оттолкнет его, им, вполне возможно, придется расстаться, а потому попыталась расслабиться и только закрыла глаза. Хотя в интернате она и накопила небольшой опыт сексуальных отношений, кроме Макса, она не знала еще ни одного мужчины. И если рассудок твердил ей одно, то тело, успевшее истосковаться по ласке, сделалось нежным и податливым, как масло. Она хотела мужчину. Хотела именно этого мужчину. Понимая, что он крайне ограничен в своих движениях из-за раны в плече, Белла легла таким образом, чтобы ему было удобно. И он, мгновенно оценив это и воспользовавшись ее внезапной покорностью, овладел ею и, обнимая ее всю, целуя и прижимая к себе, ублажил ее, дождавшись судорожного стона и той ответной нежности, которая наступает после того, как к любовникам возвращается сознание.