Агата Кристи - Скрюченный домишко
Магда заколебалась. Я знал, что в действительности Джозефина была готова к выписке уже несколько дней назад и ее держали в госпитале только по просьбе инспектора Тавернера, который не мог гарантировать безопасность девочки до тех пор, пока подозреваемые не окажутся за решеткой.
- Смею предположить, свежий воздух пойдет Джозефине только на пользу, - сказал я Магде. - Я присмотрю за ней.
Я догнал Джозефину по дороге к пруду.
- Тут много чего произошло, пока ты лежала в госпитале, - сообщил я.
Джозефина не ответила. Близоруко щурясь, она смотрела в пруд.
- Я не вижу Фердинанда, - сказала девочка.
- Фердинанд это который?
- С четырьмя хвостами.
- Забавная порода. Мне нравится вон та, ярко-золотистая.
- Самая заурядная рыбешка.
- Я вон от той белой, изъеденной молью, не в восторге.
Джозефина одарила меня презрительным взглядом.
- Это шебункин. Такая рыбка стоит намного... гораздо больше простой золотой.
- Тебе не интересно узнать, что тут происходило в твое отсутствие, Джозефина?
- А я и так все знаю.
- Ты знаешь, что обнаружилось второе завещание, по которому все деньги достались Софии?
Джозефина скучающе кивнула.
- Мама мне сказала. Вообще-то я и без нее это знала.
- То есть ты слышала какие-то разговоры в госпитале?
- Нет. Я просто знала, что дедушка оставил все деньги Софии. Я собственными ушами слышала, как он ей говорил это.
- Ты опять подслушивала?
- Ага. Я люблю подслушивать.
- Подслушивать некрасиво. И запомни, тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе никогда не услышит.
Джозефина как-то странно взглянула на меня:
- А я слышала, что дедушка сказал Софии обо мне, если вы об этом. - И добавила: - Нэнни приходит в страшную ярость, когда застает меня за подслушиванием. Она говорит, что подобные занятия не к лицу юным леди.
- И она абсолютно права.
- Фи, - Джозефина презрительно сморщила нос. - В наше время юные леди давно перевелись.
Я переменил тему разговора.
- Ты немножко опоздала к интересному событию, - сказал я. Главный инспектор Тавернер арестовал Бренду и Лоуренса.
Я ожидал, что Джозефину как юного сыщика страшно заинтересует это сообщение, но она только повторила тем же скучающим тоном:
- Ага. Я знаю.
- Ты не можешь этого знать. Это произошло только что.
- Нам навстречу ехала машина, в которой сидели инспектор Тавернер, сыщик в замшевых ботинках и Бренда с Лоуренсом, - и я сразу поняла, что их арестовали. Надеюсь, инспектор Тавернер предъявил им ордер на арест. Это обязательно, сами знаете.
Я заверил девочку, что Тавернер действовал в строгом соответствии с законом.
- Я должен был рассказать им о письмах, - сказал я извиняющимся тоном. - Я нашел их за котлом на чердаке. Конечно, я должен был оставить за тобой право сообщить о письмах полиции, но тебя вывели из строя.
Джозефина осторожно потрогала голову.
- Меня могли ведь и убить, - самодовольно сказала она. - Я же говорила - настало время для второго убийства. Прятать письма за котлом, конечно, глупо. Я сразу обо всем догадалась, когда увидела Лоуренса выходящим из котельной. Понятное дело, он там что-то прятал - чем еще можно заниматься на чердаке?
- Но я думал... - начал я и смолк, заслышав повелительный голос Эдит де Хэвилэнд.
- Джозефина! Джозефина! Сейчас же иди сюда!
Джозефина вздохнула. - Начинается. Я пойду, пожалуй. С тетей Эдит опасно спорить. И она побежала через лужайку. Я неторопливо последовал за ней.
Обменявшись несколькими словами с тетей Эдит, Джозефина прошла в дом, а я присоединился к сидящей на террасе в плетеном кресле старой леди. Сегодня утром она выглядела полностью на свой возраст, и меня потрясло выражение усталости и страдания на ее старом больном лице. Заметив мой восторженный взгляд, мисс де Хэвилэнд попыталась улыбнуться.
- Ребенок как будто полностью оправился, - сказала она. - За ней нужно получше присматривать. Впрочем... полагаю, теперь в этом не будет необходимости? - Тетя Эдит вздохнула. - Я рада, что все кончилось. Но какой позор! Если уж вас арестовывают по обвинению в убийстве, нужно, по крайней мере, сохранять чувство собственного достоинства. Терпеть не могу таких людей, как Бренда, которые впадают в истерику и визжат от страха. Никакой силы воли. Лоуренс Браун был похож на затравленного кролика.
Я испытал неясное чувство жалости.
- Бедняги!
- Да... Бедняги. Надеюсь, у нее хватит ума позаботиться о себе? Я имею в виду приличного адвоката... и все такое прочее.
Странно, как сочеталось в них всех, с одной стороны, острая неприязнь к Бренде и, с другой - благородная забота о ее защите в суде.
Эдит де Хэвилэнд продолжала:
- Интересно, как долго все это протянется?
Я ответил, что дело будет сначала рассмотрено в полиции, потом передано в суд. Три-четыре месяца, вероятно. А по вынесении приговора еще можно будет подать апелляцию.
- Вы думаете, их осудят?
- Трудно сказать. Неизвестно, какими доказательствами располагает полиция. Эти письма...
- Любовные письма?.. Значит, они все-таки _б_ы_л_и_ любовниками?
- Да, они любили друг друга.
Лицо тети Эдит помрачнело.
- Не нравится мне все это, Чарлз. Я не люблю Бренду. Я всегда очень не любила ее и отзывалась о ней крайне резко. Но сейчас... Я хочу, чтобы Бренда воспользовалась каждым шансом - каждым возможным шансом. Аристид тоже хотел бы этого. Я чувствую себя обязанной обеспечить Бренде хорошую защиту.
- А как же Лоуренс?
- О, Лоуренс! - Старая леди раздраженно пожала плечами. - Мужчины должны сами заботиться о себе. Но Аристид никогда не простил бы нас, если... - Она оставила фразу незаконченной, помолчала и сказала: - Время ленча. Пойдемте в дом.
- Я должен ехать в Лондон.
- Вы на своей машине?
- Да.
- Хм. Может быть, вы меня подвезете? Полагаю, теперь нам уже можно выехать в город?
- Конечно, подвезу. Но кажется, Магда с Софией тоже собирались в Лондон после ленча. Может, вам будет удобней поехать с нами? У меня двухместный автомобиль.
- Я не хочу ехать с ними. Возьмите меня с собой и не распространяйтесь, пожалуйста, на эту тему.
Я удивился, но выполнил ее просьбу. По дороге в город мы не разговаривали. Я спросил старую леди, где ее высадить.
- На Харлей-стрит.
В моем уме забрезжила некая смутная догадка, но мне не хотелось ни о чем спрашивать.
- Впрочем, нет, еще слишком рано, - сказала тетя Эдит. - Высадите меня у "Дебенкама". Я перекушу там и потом пройдусь пешком до Харлей-стрит.
- Надеюсь... - начал было я и остановился.
- Именно поэтому я и не хотела ехать с Магдой. Она всегда драматизирует ситуацию. Поднимает страшный шум по любому поводу.
- Мне очень жаль, - сказал я.
- Это лишнее. Я прожила хорошую жизнь. Очень хорошую. - Неожиданно старая леди усмехнулась: - И она еще не кончилась.
23
Я не видел отца уже несколько дней. Застав его за делами, не имеющими отношения к Леонидисам, я отправился на поиски Тавернера.
Инспектор выразил желание выйти со мной пропустить по стаканчику. Я поздравил его с успешным завершением дела; поздравления он принял, но вид у него при этом был далеко не победоносный.
- Что ж, все кончено, - сказал Тавернер. - Дело закрыто. И никто не посмеет отрицать этого.
- Как вы думаете, обвинительный приговор будет вынесен?
- Трудно сказать. Прямых улик нет... как часто бывает в делах об убийствах. Многое зависит от того, какое впечатление обвиняемые произведут на присяжных.
- А насколько серьезно содержание писем?
- На первый взгляд просто убийственно.
Сплошные разговоры о сладкой совместной жизни, которая ждет любовников после смерти старого мужа Бренды. Фразы типа "Теперь осталось недолго ждать". Не забывай, защита будет трактовать все это иначе: мол, муж был уже так стар, что молодые люди с полным основанием могли ожидать его естественной смерти. Впрямую об отравлении в письмах не говорится, но есть некоторые пассажи, которые можно понять вполне однозначно. Все зависит от того, кто будет судействовать. Если старый Карберри - то он живо разберется с любовниками: страшно добродетелен. Защищать обвиняемых будет, вероятно, Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепно ведет подобные дела, но для успеха ему обязательно подавай блестящего героя войны или что-нибудь вроде этого. А человек, уклонившийся от воинской службы, несколько смажет ему картину. Но главное для обвиняемых - понравиться присяжным. С присяжными никогда не угадаешь. Но знаешь, Чарлз, эти двое определенно возбуждают симпатию и жалость. Бренда - миловидная молодая женщина, бывшая замужем за глубоким стариком; Лоуренс - невротик, освобожденный от службы в армии. Само преступление настолько традиционно, настолько соответствует некоей избитой схеме, что невольно начинаешь верить в невиновность подозреваемых. Конечно, суд может решить, что старика отравил Лоуренс без ведома Бренды или она без ведома любовника но может и обвинить их в сговоре.
