Безмолвный пациент: комплект из 3 психологических триллеров - Алекс Михаэлидес
– Да! Да! Да! Конечно, да! – воскликнула я.
Глаза защипало от подступивших слез. Мы крепко обняли друг друга, смеясь и плача одновременно.
Сейчас Габриэль спит. А я потихоньку выбралась из кровати и записываю все это в дневник. Хочу запомнить сегодняшний день навсегда. Каждую его секунду. Меня переполняет радость. И надежда.
14
Мне не давали покоя слова Макса Беренсона о том, что Алисия после смерти отца пыталась покончить с собой. В ее бумагах об этом не упоминалось ни слова. Любопытно почему…
Следующим вечером я снова позвонил Максу, удачно поймав его на рабочем месте.
– Мне необходимо задать вам еще буквально два вопроса, если можно, – начал я.
– А я буквально выхожу из кабинета.
– Я не задержу вас.
Макс вздохнул и, прикрыв трубку, что-то проговорил Тане.
– У вас пять минут, и ни секундой больше, – предупредил он меня.
– Большое спасибо. Итак, вы говорили о попытке Алисии совершить самоубийство. В какую больницу она потом попала?
– Ее не повезли в больницу.
– Нет?
– Алисия восстанавливалась дома. За ней ухаживал мой брат.
– Но… ее наверняка осматривал врач? Вы упоминали, что она наглоталась таблеток.
– Естественно, Габриэль пригласил врача. И тот… согласился не предавать инцидент огласке.
– Не припомните, как его звали?
В трубке на несколько мгновений повисла тишина.
– Прошу прощения, я не могу сказать… Не помню.
– Наверное, Габриэль вызвал обычного терапевта?
– Нет. Терапевт у нас с ним общий. Брат особо просил меня не говорить об этом приглашенному врачу.
– Вы точно не помните его фамилию?
– Прошу прощения, нет. Это всё? Я должен идти.
– Последний вопрос! Я бы хотел уточнить условия завещания Габриэля.
– При чем тут его завещание? – неожиданно ощетинился Макс.
– Основной наследницей становилась Алисия?
– Вы интересуетесь довольно странными вещами.
– Я просто пытаюсь понять…
– Что именно? – раздраженно перебил Макс. – Основным наследником указан я. После смерти отца Алисия получила кучу денег, и Габриэль счел ее и так достаточно обеспеченной. А потому отписал свой особняк мне. Несомненно, брат и вообразить не мог, насколько после его гибели взлетит стоимость дома. Мы закончили?
– А завещание Алисии? Кого она указала наследником в случае своей смерти?
– А вот эта информация строго конфиденциальна. Очень надеюсь, что вы меня больше не потревожите, – отчеканил Макс и повесил трубку.
Однако интуиция подсказывала мне, что наш разговор еще не завершен. И мне не пришлось ждать слишком долго.
* * *
После обеда меня вызвал Диомидис. Войдя в кабинет, я увидел суровое, без тени улыбки лицо.
– Что с вами творится? – жестко проговорил профессор.
– Со мной? – непонимающе переспросил я.
– Не прикидывайтесь идиотом. Догадайтесь, кто мне звонил с утра? Макс Беренсон! Он сообщил, что вы дважды связывались с ним и задавали очень много вопросов личного характера.
– Я задал Беренсону несколько уточняющих вопросов об Алисии. По-моему, он не возражал.
– Зато сейчас очень даже возражает! И квалифицирует ваши действия как преследование!
– Ну вы же понимаете…
– Нам сейчас только судебного иска от Макса Беренсона не хватало! Больше никакого превышения полномочий! Каждый шаг будете согласовывать со мной! Ясно?
Внутри меня все кипело, но я молча кивнул, мрачно глядя в пол, словно провинившийся подросток. Профессор верно оценил мою реакцию и несколько смягчился.
– Тео, послушайте мудрого старика. – Он по-отечески потрепал меня по плечу. – Вы идете неверной дорогой. Задаете вопросы, ищете зацепки, как будто это какая-то детективная история… – Диомидис рассмеялся и покачал головой. – Так вы до этого не доберетесь.
– А до чего я должен добраться?
– До истины! Помните, как у Биона: «Никаких воспоминаний, никаких желаний»[20]? И никакой повестки дня на сеансе. Задача психотерапевта – находиться рядом с пациентом и внимательно следить за своими ощущениями. Это все, что вам нужно делать. Остальное решится само собой.
– Да. Вы правы, – пробормотал я.
– Конечно, прав. И давайте договоримся: я больше не желаю слышать, что вы снова побеспокоили кого-нибудь из родственников Алисии. Хорошо?
– Даю слово.
15
В тот же день я отправился к Полу, двоюродному брату Алисии. В окне поезда показались окрестности Кембриджа – от края до края раскинулись поля, над которыми висело льдисто-голубое небо. Как же хорошо выбраться из Лондона! Небо не такое угнетающее, и дышится легко…
Выйдя из вагона с кучкой студентов и несколькими туристами, я пошел вперед, ориентируясь по навигатору в телефоне. На улицах, окутанных тишиной, мои шаги по асфальту разносились гулким эхом.
Дорога неожиданно закончилась. Дальше начиналась грязная жижа с редкими островками травы, а чуть пониже текла река. На берегу стоял одинокий дом, неуместный, словно какая-то выпуклость из огромных красных кирпичей прямо посреди моря грязи. Жутко уродливый дом в викторианском стиле с заросшими плющом стенами и запущенным садом, в котором царствовали сорняки. Казалось, природа властно возвращает то, что человек у нее когда-то отобрал. В этом доме Алисия родилась и провела первые восемнадцать лет жизни. Здесь сформировалась ее личность. Здесь находятся корни всего того, что произошло с ней во взрослой жизни, – причины всех принятых впоследствии решений. Все это здесь.
Иногда трудно понять, почему ответы на то, что случается с нами в настоящем, необходимо искать в прошлом. Приведу простой пример. Моя коллега-психиатр, крупнейший специалист в области лечения пациентов, склонных к сексуальному насилию, как-то сказала мне, что за три десятка лет работы с педофилами обнаружила, что ее подопечные все до единого в детстве сами стали жертвами подобного преступления. Это вовсе не означает, что каждый подвергшийся насилию ребенок неизбежно превратится в педофила. Зато если в детстве половая неприкосновенность ребенка не была нарушена, во взрослом возрасте он не станет насильником. Плохими не рождаются. Как заметил Уинникотт, «младенец может возненавидеть мать только в одном случае – если та прежде возненавидит собственное дитя».
Новорожденный невинен, это пока еще чистый лист. У младенца имеются лишь базовые потребности: есть, пить, испражняться, а также любить и быть любимым. Но что-то может пойти не так в зависимости от обстоятельств и конкретной семьи, где родился малыш. Ребенок, который подвергался мучениям и насилию, не в состоянии отомстить обидчикам в реальной жизни, потому что он беззащитен и слаб, но он может – и, скорее всего, будет – плодить в своем воображении фантазии об отмщении. Ярость, как и страх, никогда не возникает без причины.
Что-то случилось с Алисией – возможно, в раннем детстве. И это спровоцировало ее склонность к убийству, которая регулярно проявлялась на протяжении всех последующих лет. Что бы ни подтолкнуло ее, далеко не каждый решится схватить оружие и выстрелить собственному мужу в лицо практически в упор. У большинства
