Хранитель проклятых домов - Лок Август
К делу приступили незамедлительно. Я залез в ароматную ванну как был, в брюках и рубашке. Просился было переодеться в халат, но злой начальник и слышать ничего не хотел, завалил по самую макушку ехидными и отчасти непристойными комментариями о размахивании чреслами и напоследок заявил, что его тонкая душевная организация может не выдержать такого потрясения. Я неприлично заржал. Не над шуткой о потрясении, разумеется, а над упоминанием “тонкой душевной организации”. Ну-ну. Леди только скептически хмыкнула и неожиданно погладила меня по плечу. Сказала, что ее душевная организация не настолько тонка и к потрясениям относится благосклонно. Ну вот зачем она издевается, чудовище зеленоглазое?! Я уже хотел возмутиться, притвориться монахом и гордо заявить, что ее намеки неуместны, но разглядел на дне прекрасных глаз тревогу и беспокойство. Кажется, Лора просто пыталась меня таким образом приободрить. Как умела. Что с них, суккубов, возьмешь?
Когда знаки на стене были начертаны, над ванной стал подниматься голубоватый ароматный пар. Август зажег первую свечу и запел. На этот раз ласково, успокаивающе, обволакивая и покачивая музыкой тело.
— А на ночь так споете? — только и успел пробормотать я, проваливаясь в тягучую дремоту.
* * *
Пробуждение не было приятным, первым, что бросилось мне в глаза, едва я их открыл, была ненавистная маска из переплетенных золотых нитей, пристально глядящая на меня с потолка. Я тут же подскочил как ужаленный и завертел головой. Со всех сторон меня окружали одинаковые фигуры в черном балахоне, вертящие головами и будто спрашивающие друг у друга, что это за сумасшедший тут сидит. Долгие мгновения, чудом не окончившиеся сердечным приступом, я не мог сообразить, что это всего лишь десятки моих собственных отражений. Да какому вообще психу придет в голову спать в зеркальной комнате?! Кем надо быть, чтобы спокойно находиться в компании такого количества своих копий? Брр. Надо было срочно выбираться из этого логова безумца и отправляться в дом Лока. Родной рыжий псих в сто раз лучше толпы чужих отражений. Будь я чуть более опытным или хотя бы талантливым, я бы просто проложил портал, куда мне требуется, но… Но я не был ни таким, ни эдаким, никаким, если уж совсем честно. Большое могущество не принесло с собой большого опыта. Как и во всех остальных замыслах начальника, здесь наблюдалась некоторая непродуманность (в чем я сильно сомневаюсь) или откровенная издевка (в чем я не сомневаюсь нисколечко). При мысли о том, чтобы проложить портал абы как, пытаясь по памяти воспроизвести действия Августа, или положиться на рефлексы новообретенного туловища, меня передернуло. Мало ли, какие у этого гада рефлексы?
Придя к неутешительному выводу о неизбежности пешей прогулки, я принялся искать выход из комнаты. Это оказалось непросто. Отражения, непрестанно мельтешащие на периферии зрения, сбивали с толку, а стены оказались абсолютно одинаковыми. Ни на одной не нашлось ни ручки, ни рычага. Рассчитывать, что меня найдут и откроют предположительно существующую дверь снаружи, не приходилось. В башню Главного Пастыря не имели права входить даже его приближенные. Среди послушников ходили разные слухи, один другого фантастичнее, о том, что именно в ней прячется. Но, насколько мне известно, еще никому не хватило пороху проверить лично.
Когда осмотр так ни к чему и не привел, я сменил тактику. Примерно двадцать минут у меня ушло на простукивание стен, еще десять — на столь же бессмысленное прослушивание, и всего пять — на отчаяние. Последнее было прервано раздавшимся в голове неприятным жужжанием. Казалось, оно шло из-под маски, оттуда, где должно было быть мое лицо. Я представил себя без головы и содрогнулся. Пока излишне живое воображение не довело меня до безумия, я встал перед зеркалом и резким движением сорвал маску.
И вновь побил свой собственный рекорд по громкости крика. Хорошие зеркала, прочные, ни одно не лопнуло. Колдовство, не иначе. Из-под ненавистного аксессуара сверкающим роем вылетели золотые мухи, точные копии той самой, что подарил мне в детстве загадочный незнакомец. Хотя эти были заметно крупнее и… сильнее, что ли. Чувствовалось, что в них заключена несравнимо большая магия, чем в маленькой мушке, живущей в моей ладони. И сейчас стоя в центре вихря вновь и вновь отражающихся золотых крыльев, я внезапно осознал, какая мощь теперь мне принадлежит. Осознал — и опьянел от этой силы. Теперь я вовсе не обязан следовать безумному и непродуманному плану начальника! Мой план гораздо лучше и короче!
Портал открыли мушки, повинуясь моему невысказанному желанию. Я даже не удивился, это казалось настолько естественным, будто с самого детства я только и делал, что повелевал магическими насекомыми. Однако тащить с собой всю крылатую армию не было смысла, не того полета птица эта загадочная тьма, чтобы идти на встречу с ней вооруженным до зубов. Я отдал мысленный приказ, и снаружи остались всего двенадцать жужжащих созданий, остальные вернулись на свое место в моем капюшоне. Я резким движением закрепил маску, будто захлопывая дверцу клетки. Вот теперь можно было идти.
* * *
Стены, пол, потолок, все было затянуто сплошной черной субстанцией. Я заметил как она пульсирует, и меня замутило. Так вот, наверное, как бы я себя чувствовал, если бы меня сожрал Скридус, а не наоборот. Кое-как взяв себя в руки я поступил с тьмой так, как в свое время поступил со мной Главный Пастырь Пути Безликих. Дюжина золотых мух со скоростью стрел вонзились в бок тьмы (если у этой жижи вообще может быть бок).
— Пьешь силу, тварь?! — захохотал я, — А что если я выпью тебя? Я жрал полубогов, топил корабли, захватил тело сильнейшего из магов…
Я не договорил. Вместе с так необходимым, так желанным могуществом (сейчас-то я понимаю, что руководствовался жадностью, а не здравым смыслом) в мою бедную голову хлынул поток бессвязных обрывков воспоминаний, ощущений, боли…
Ох, прости меня, рыжий гад, что усомнился в твоей мудрости и опять натворил глупостей…
Глава 18
Вот я-тьма в теле юной и прекрасной. Смотрю на пламя свечи, стоящей на столе и стараюсь не обращать внимания на сгустившие по углам тени. Они гнусно хихикают, перешептываются между собой и тычут пальцами. Если у них могут быть пальцы. В горле стоит комок, и я борюсь с желанием заплакать, от обиды ли, от бессилия ли, от боли ли потерь… Не важно. Уже не важно. Хохот мерзких существ, плодов проклятого колдовства или моего собственного разума, кружится вокруг, волнуется внутри, заполняет воспаленную голову. И тогда холодная волна поднимается из груди и разливается по телу, очищая мысли, разбивая противный комок.
— Я больше не буду слабой! Я покажу им всем, чего стоят их жалкие душонки и балаганные фокусы! Я получу то могущество, которого заслуживаю и которого была лишена лишь по нелепому недосмотру богов!
И тогда я зажигаю еще семь свечей, бережно хранимых в ящике, взрезаю ладонь найденным еще в детстве кинжалом и роняю на стол первые капли крови. Тени вспархивают из своих углов и торжествующе хохоча принимаются кружить по комнате. Пусть веселятся. Пока я им позволяю. Я провожу каллиграфической кистью вдоль глубокого пореза и вывожу знаки, которые нашептали мне тени, и чувствую как с последним завитком сердце мое переполняется силой и взрывается, выплескивая в мир чистую энергию. И я принимаюсь хохотать, вспоминая свою прежнюю слабость.
* * *
Вот я-тьма в теле маленького и слабого. Я вжимаюсь выпирающим позвоночником в угол пыльной комнатки на самом верху башни. Мой испуганный взгляд устремлен на распахнутое окно, за которым одна за другой сверкают молнии. Мама говорит, что погода ясная, говорит, что на небе только луна и звезды… Она не слышит грохота от взмахов тысяч крыльев, не слышит топота тысяч ног, не видит, как светятся в темноте тысячи глаз. Откуда ей знать о полчищах громовых драконов, из раззявленных пастей которых рождаются молнии? Их могут видеть только те, чьи дни сочтены. Совсем скоро они учуют добычу, поймут, где я прячусь, и тогда обрушат башню и погребут меня под обломками. Я закрываю глаза и вижу перед собой их предводителя, его клыки белоснежные и острые, голова шипастая и огромная, а в глазах сияют отблески далеких звезд. Мне хотелось бы вырасти побыстрее, стать большим и сильным, победить страшных чудовищ. Но разве можно противостоять тем, кто поглощает вселенные? Я снова плачу, зажимая уши руками, чтобы не слышать чудовищного грохота от взмахов тысяч крыльев, не слышать обидного смеха теней по углам. Когда глаза начинают болеть, а спасительная влага заканчивается, я дрожащей рукой стаскиваю с кровати одеяло и оборачиваюсь в него как в кокон. Простое детское одеялко — лучшая защита от любых чудовищ. Да, мама?
