Маг и Отшельник - Маргарита Малинина

Нет, нет, ну почему так всегда… Почему я такая неудачница?!

Тяжелый, корябающий горло крик попытался вырваться наружу, но не смог: то ли из-за стресса, то ли из-за жажды, то ли из-за холода у меня полностью пропал голос. Все попытки заорать или хотя бы поговорить шепотом заканчивались лютой болью. Пламенем зажигалки я тоже не привлеку к себе внимание. Размахнувшись, я швырнула и ее и услышала звон металла: я попала в забор.

Все кончено.

Я упала на колени и зарыдала.

* * *

Два мертвых выцветших глаза смотрели на меня укоризненно. Я была той, что предупредила ее о смерти — шутя, а оказалось все всерьез. Покойница была уверена, что я накаркала и корила меня в этом.

— Если вам неприятно, можете не смотреть, — напомнил Лисин с некоторой долей недовольного удивления в голосе, видимо, сраженный моим поведением.

Я понимаю, что любая другая барышня на моем месте обязательно бы отвернулась, когда при ней стали бы снова разворачивать пакет с отрубленной головой, но я была загипнотизирована ею. Я — кролик, а баба Нюша — мой удав.

— Ее в квартире расчленили? — услышала я себя будто со стороны. Нереальность происходящего только усиливалась час от часа.

— Да, — нахмурился капитан и уточнил: — Только голова отделена, туловище цело. Обнаружили в ванне.

Как будто меня должна утешить мысль, что поглумились только над головой, а вот руки-ноги на месте. Но я кивнула. Сарказм сейчас ни к чему. Я должна радоваться, что меня ни в чем не подозревают, а то вряд ли бы делились такими подробностями. Да, мне подбросили голову, но в теории я могла и сама это сделать, ведь так?

— А камер нет на подъезде? — спросил какой-то деятельный мужик, фотографируя голову.

— Нет, — ответил за меня Лисин.

— Соседи есть у вас? — задали мне новый вопрос.

— Да, Степан Кузьмич, — кивнула я на нужную дверь. — А там, — показала на третью, — раньше сдавали, сейчас никто не живет.

— Ясно-понятно, — пробубнил мужик и отправился звонить моему соседу.

— Ну, хоть кому-то что-то ясно, — тихо молвила я и поймала недовольный взгляд Вячеслава, который остался стоять со мной.

— Не открывает, — сообщил мужчина. — Он дома?

Я пожала плечами.

— Обычно дома, но мог на дачу поехать.

— Ясно-понятно.

— Можете зайти в квартиру, — милостиво разрешила я.

Лисин воспользовался моим предложением, а второй мужик отправился на обход. Ну, флаг ему в руки. Будний день, рабочее время.

— Ну что же вы не говорите мне, — едко заметил Лисин, когда я ставила возле него кружку с горячим чаем, — что я не успел. Вы, мол, предупреждали, и все такое.

Он смотрел на меня с вызовом, и даже многочисленные родинки на лице как будто стали ярче и выразительнее. Или он просто побледнел.

— Вы же ясно дали понять, что у вас много дел, — не стала я нарываться на конфликт. Не до того мне сейчас.

— Да, — протянул он грустно и подул на чай. Стало понятно, что его гложет чувство вины. Он уже подготовил оборонительную речь, предполагая, что я на него нападу, обвиняя в нерасторопности и прочих грехах, а я, однако, пошла по иному пути. И теперь он стал корить сам себя.

Я подумала над тем, как одинаково устроены люди. Когда нас начинают ругать, мы сразу встаем в позу, защищаем себя, а то и нападаем в ответ. У нас тут же образуется куча аргументов, нас оправдывающих, и другая куча обвинительных — в сторону посмевших нас критиковать. Дескать, это не я дурак, а твои лыжи не едут. Но стоит другим нас утешить, весь груз вины мы тут же взваливаем сами на свои плечи, как сейчас делает — я уверена — Лисин. «Мои лыжи неисправны, вон Машка тоже с ними не совладала, не переживай». — «Да нет, я должен был… У меня же такой опыт ходить на лыжах!» Ну, короче, вы поняли, о чем я.

— А теперь еще раз повторите, пожалуйста, что она вам сказала, — потребовал он, сделав два глотка. — Конкретно, по слогам.

Я повторила, как запомнила.

— Вы уверены? Но это же очень мало!

Я пожала плечами.

— Кто-то еще был свидетелем этого разговора?

Я подумала-подумала и решила сдать Лельку. Все-таки Зинаида Григорьевна тоже была «свидетелем этого разговора», как выражается капитан. И если к ней обратятся с тем же вопросом, нам обеим не поздоровится. Выйдет, что я специально ее покрываю.

— Хозяйка квартиры, откуда писал убийца Мазина, и моя подруга Лелька.

— Лелька?

— Ага. Бабушка Ефросинья, точнее. Она тоже оказывает услуги магического характера.

— Бабушка?! — у капитана в голове никак не складывались «Лелька» и «бабушка».

— Ну да. Она думала сперва назваться матушкой Ефросиньей, но тогда за сеанс приходилось бы меньше ценник назначать. А бабушка — круче, другая ступень иерархии, понимаете?

Выражение лица Лисина говорило о том, что ни фига, простите, он не понимает. Пришлось уточнить:

— Ну то есть опыта у нее больше, потому что она уже бабушка! Многим, стало быть, помогла уже за свою долгую жизнь и много повидала на своем веку!

— А сколько ей?

— Двадцать семь будет на днях.

У капитана отвалилась челюсть. Я думала, он сейчас спросит: «А почему бабушка?!», и мне придется, забыв о своем обещании отказаться от сарказма, насочинять ему историю об очень ранней беременности Лельки и еще более ранней беременности ее ребенка, но он, слава богу, с этой темой отстал.

— В общем, так, — выпив чай, сообщил капитан, — из города никуда не уезжайте, с вами будет беседовать следователь. Или повесткой вызовет, или я позвоню и скажу, куда и когда приходить. Он вами уже давно интересуется, а тут… такое, — подобрал-таки слово Лисин.

— «Такое» — слишком слабо для отрубленный головы малознакомой старухи у меня под дверью.

— Ну, извиняйте, я не филолог!

На пороге мы столкнулись со вторым оперативником, который сообщил, что из открывших дверь никто, как водится, ничего не видел и не слышал. Остальных нет дома или просто не открывают. Мы еще раз позвонили в дверь моему соседу по лестничной клетке, а я постучала даже и позвала громко, чтобы он знал, кто к нему пришел, но по ту сторону никаких шагов или иного шума мы не услышали.

Я позвонила Лельке, чтобы поделиться новостями, заодно и предупредить, что к ней могут нагрянуть служители правопорядка с проверкой моих слов,