Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина
Мы расстались, я вернулась в свой дом одна. Поднявшись на второй этаж, уставилась на дорогу. Понятно, что я не собиралась так и стоять до прихода соседа. Сейчас только полдень. Но мысль, которая пришла мне в голову еще тогда, когда я осознала, что ультрафиолет отпугивает маньяков в масках, не давала мне покоя. Я рассматривала кадки с банановыми деревьями, как будто они могли дать мне ответ. Я слышала, что у растений есть телепатическая связь, и когда, допустим, гусеница начинает есть листок, растение выделяет вещество, которое привлекает ос – для уничтожения гусениц, а также для информирования других растений. Но даже если эти пальмы, кактусы и прочие растения общаются между собой, с моим сознанием они никак не смогут состыковаться. Я пощелкала выключателем, включая и выключая лампу – совершенно бессмысленное действие, учитывая, что на дороге никто мистическим образом от этого не появился, и ушла в свою комнату, чтобы сделать ресерч. Всего через пять минут я уже знала, что моя догадка верна. Пальмам и другим пустынным и полупустынным растениям не нужно включать дополнительный ультрафиолет ночами. Только днем – если не хватает лучей солнца, да и то не больше двадцати минут. И действительно, ночами в пустынях темно, так как солнце светит только днем. То есть в их естественной среде обитания они не получают ультрафиолета в темное время суток. Зачем же мне строго-настрого велели включать эти драные лампы четко в десять вечера и выключать в два часа ночи? Не связано ли это с тем, что десять – время появления пугающих гостей? Возникает закономерный вопрос: для чего я на самом деле здесь?..
Глава 6
В девять часов ровно я увидела Сашу через дорогу. Я находилась на кухне, окно которой выходило как раз на его дом. Я пошла ему открывать, но в этот момент зазвонил телефон. Это был крестный. Я каждый день созванивалась с бабушкой, сегодня она сделала пшенку с тыквой, а завтра собиралась с утра печь блины, чтобы передать это все с ним. Поэтому я решила, что он просто повторит эту информацию, подтверждая, что согласен мне передать, или спросит, во сколько я приду в усадьбу, и, отвечая, я сразу сказала:
– Не вздумай их слопать, я приду за ними, как только встану!
– Ты о чем? – серьезно спросил дядя Паша, всем своим тоном показывая, что шутить не намерен.
– Что-то случилось? – испугалась я.
– Нет.
– А чего пугаешь тогда? – Я уже дошла до входной двери, сунула ноги в закрытые туфли и потянулась за кожанкой. – Мне бабуля сказала про кашу и блины. Знаю я тебя, схомячешь один за милую душу, отдашь мне пустую тару и скажешь, что так и было.
– А, нет. – Он даже не хохотнул в ответ. Что-то явно не так. – Я вот что. Ты с этим пацаном не общаешься? С Шуриком то есть.
– Как же? Общаюсь. Иду ему калитку открывать прямо сейчас. А что?
– В смысле – калитку открывать? Как это?
Дядя явно нервничал. Все еще не понимая, что не так, я честно ответила:
– Он будет ночевать в доме. На первом этаже. На случай, если эти маньяки в масках опять явятся. Только бабуле не говори, не нужно ее пугать.
– Нет-нет! Ни в коем случае! Не общайся с ним, слышишь?! Это опасно!
Я встала, не дойдя двух метров до калитки. Однако Саша уже к ней подходил и меня, безусловно, видел.
– Что происходит? Ты дома? – поверить, что дядя может так орать в квартире через стенку от бабушки, я не могла. У нее тут же поднимется давление, а мы оба ее берегли как могли и старались не пугать.
– Нет, вышел за хлебом.
– Ясно. Слушай, он уже пришел, – понизила я голос, чтобы Сашка не слышал. – И он видит меня через забор. Мне придется его пустить.
– Тогда быстро избавься от него. Скажи, что я сам приеду ночевать. Или подружка. Короче, придумай что-нибудь!
– Что случилось, ты можешь сказать наконец?
Я услышала мелодию и увидела, как Саша потянулся во внутренний карман ветровки. Встав недалеко от моей калитки, он начал разговаривать. Тоже тихим голосом, словно не хотел, чтобы я услышала хоть слово.
Я сама отвернулась от калитки, сделала пару шагов к дому и сообщила полушепотом:
– Он сейчас разговаривает по телефону. У нас есть несколько минут.
И крестный начал рассказывать о том, как прошла предыдущая смена. Передам на сей раз от первого лица – так, как я и услышала эту историю.
* * *
После твоего ухода пару часов ничего особенного не происходило. Сашка быстро вернулся, проводив тебя до ворот, и мы оба поднялись наверх. Шурик взялся опять за книгу, а я – за свои кроссворды.
– Автор картины «Завтрак на траве», знаешь, нет? – обратился я к нему.
– Клод Моне.
– Мане через «а»?
– Есть и такой художник, Эдуард Мане, но тебе нужен Моне через «о».
Шурик явно выпендривался своими знаниями. Я скрипел зубами, вписывая ответ, и решил, что больше к нему не обращусь. Лучше оставлю кроссворд наполовину пустым. «Почему такие люди всегда смотрят на остальных свысока?» – в очередной раз задумался я. Ну знает он какие-то картины и читал много книг. Что дальше? Это не делает его очень хорошим человеком, в самом деле. Так же, как и мое незнание не делает меня плохим.
Дальше мы сидели молча, каждый корпел над своим занятием, и так прошла пара часов, как я уже говорил. Затем Шурик поднялся и заявил:
– Пойду обедать, что-то кушать захотелось. – Да, он часто говорит слово «кушать». А один раз даже сказал: «пора на трапезу». – Ты идешь со мной?
Удивительно, как он еще перешел со мной на «ты», это же не по-светски!
– Угу, щас подойду, – ответил я, не глядя на него, и сделал вид, что вписываю новое слово, хотя я уже давно понял, что с этим кроссвордом не слажу, пора переходить на что-нибудь попроще. Детские картинки-раскраски, например.
Сашка вышел из комнаты, не закрывая дверь, и я видел, как он удаляется в сторону лестницы. Пролет начинался за дверью, поэтому, как он спускался, я не видел, но слышал. В какой-то момент к звукам шагов добавились новые. Над лестницей – ну ты сама видела – огромный потолок, завершающийся куполом, и там такое эхо, что мама не горюй. Даже я смогу оперным певцом
